Шестоднев в контексте Священного Предания

Между нечистыми духами есть и такие,

которые в начале нашей духовной жизни

толкуют нам Божественные Писания. Они

обыкновенно делают это в сердцах

тщеславных, и ещѐ более, в обученных внешним

наукам, чтобы, обольщая их мало-по-малу,

ввергнуть, наконец, в ереси и хулы. Мы можем

узнавать сие бесовское богословие, или, лучше

сказать, богоборство, по смущению, по

нестройной и нечистой радости, которая

бывает в душе во время сих толкований.

Преп. Иоанн Лествичник [11, сл. 26, п. 151].

О докладе протоиерея Леонида Грилихеса «Шестоднев в контексте Священного Писания» на Международной богословской конференции «Современная библеистика и Предание Церкви», Москва, 27 ноября 2013 года

Круглый стол «Шестоднев и его контекст»

В докладе протоиерея Леонида Грилихеса «Шестоднев в контексте

Священного Писания» выделены три подхода к интерпретации первой главы

книги Бытия: «вульгарный буквализм», «смысловая интерполяция» и

«имманентная интерпретация».

1-й подход: «Вульгарный буквализм»

«“Вульгарный” буквализм, не способный понимать текст иначе, как сумму составляющих его слов, смысл которых сводится исключительно к их словарным значениям. Применительно к Шестодневу такой подход порождает примитивный креационизм. По сути, он является отказом от какой-либо попытки осмысления (что, впрочем, может быть вызвано вполне благочестивым опасением погрешить против истины), и порождает такие же наивные, но очень распространённые недоумения». 

Бросается в глаза уничижительное и резко отрицательное отношение автора к этому подходу. Если буквализм, то «вульгарный». Если креационизм, то «примитивный». И вообще ничего серьёзного, но сплошные «наивные недоумения». 

Остаётся неясным, кого о. Леонид считает выразителями этого подхода: только лишь некоторых действительно примитивных и наивных протестантов, или всех вообще богословов, придерживающихся буквального (креационистского) прочтения Шестоднева?

Конечно, буквализм нередко бывает и наивным, и вульгарным. Но встречается ведь и буквальное толкование библейского текста, лишённое этих недостатков. Скажем более: некоторые эпизоды Священного Писания просто нельзя трактовать не буквально, если мы хотим оставаться в рамках православной традиции. К таковым относятся все вероучительные догматические утверждения – в частности, имеющие догматическое значение евангельские свидетельства о смерти, воскресении и вознесении на небо Господа Иисуса Христа. Попытка трактовать эти эпизоды не буквально, а лишь символически, означает исповедовать ересь. 

Приведем в качестве подтверждения слова крайнего аллегориста Дидима Слепца, который безоговорочно отказывается от аллегорий, когда опасности подвергается историческая действительность: «Тот, кто говорит, что Бог Слово распялся, будучи бестелесным, делает Крест аллегорией. А если Крест делается аллегорией, то также становится аллегорией и Воскресение. И если уж Воскресение становится аллегорией, тогда всѐ происшедшее есть как бы сон».

Учение о Боге как Творце, без сомнения, также является догматическим вероучительным положением Православия. Оно включено в Символ веры (1-й член) и неизменно занимает одно из первых мест (как по своему значению, так и в последовательности изложения догматов) во всех православных трактатах по догматическому богословию – начиная с «Точного изложения православной веры» преподобного Иоанна Дамаскина [12]. К примеру, в «Православно-догматическом богословии» архиепископа Макария (Булгакова) раздел «О Боге, как Творце» занимает объем более 150 страниц.

О буквальном восприятии Шестоднева говорится в Катехизисе святителя Филарета Московского:

«В начале Бог из ничего сотворил небо и землю. Земля была необразованна и пуста. Потом Бог постепенно произвёл: В первый день мiра, свет. Во второй день, твердь, или видимое небо. В третий, вместилища вод на земле, сушу и растения. В четвертый, солнце, луну и звезды. В пятый, рыб и птиц. В шестый, животных четвероногих живущих на суше, и, наконец, человека. Человеком творение кончилось, и в седьмый день Бог почил от всех дел Своих. От сего седьмый день назван субботою, что с еврейского языка означает покой» [14, с. 30].

Важно отметить, что буквально, а вовсе не аллегорически, понимал дни творения сам бытописатель, пророк Моисей. Архиепископ Макарий (Булгаков) по этому поводу указывал: «Под именем шести дней творения Моисей разумеет дни обыкновенные. Ибо каждый из них определяет вечером и утром: и бысть вечер, и бысть утро, день един…; и бысть вечер, и бысть утро, день вторый…, и т.д. А, кроме того… соответственно этим шести дням, в которые Бог сотворил все дела свои, и по окончании которых почил и освятил день седмый, Моисей заповедал Израильтянам, чтобы и они шесть дней недели делали, а день седмый субботу святили Господу Богу своему» [13, с. 420].

Отвергая буквальное прочтение Шестоднева, о. Леонид Грилихес вступает в непримиримое противоречие с традицией Святых Отцов, среди которых именно это (то есть «креационистское») прочтение первой библейской главы было наиболее распространённым.

К примеру, преподобный Ефрем Сирин писал: «Должно знать, что как небо и земля, а не что-либо иное разумеется под именем неба и земли, так и сказанное о всем прочем, что сотворено и приведено в устройство по сотворении неба и земли, заключает в себе не пустые наименования, но силе сих наименований соответствует самая сущность сотворѐнных естеств» [3, с. 211].

Святитель Василий Великий: «Известны мне правила иносказаний, хотя не сам я изобрёл их, но нашёл в сочинениях других. По сим правилам иные, принимая написанное не в общеупотребительном смысле, воду называют не водою, но каким-нибудь другим веществом, и растению и рыбе дают значение по своему усмотрению, даже бытие гадов и зверей объясняют сообразно со своими понятиями, подобно как и снотолкователи виденному в сонных мечтаниях дают толкования, согласные с собственным их намерением. А я, слыша о траве, траву и разумею; также растение, рыбу, зверя и скот, и все, чем оно названо, за то и принимаю. Не стыжуся бо благовествованием (Рим. 1,16)» [4, с. 157–158].

Являются ли, по мнению отца Леонида Грилихеса, «вульгарными», «примитивными» и «наивными» буквалистами эти учителя Церкви, равно как многие десятки других Святых (список цитат я готов представить), высказывавших созвучную позицию? Сможет ли он применить эти эпитеты к таким выдающимся богословам-креационистам XX века, как преподобный Иустин (Попович) и иеромонах Серафим (Роуз)?

Иногда говорят, будто буквальное прочтение Шестоднева характерно для Святых Отцов, принадлежащих лишь антиохийской школе, а александрийское богословие, якобы, рассматривало первую главу Книги Бытия аллегорически. Но это мнение представляет собой распространённое заблуждение и не соответствует истине. Приведем суждение трёх наиболее известных представителей александрийской богословской школы.

Климент Александрийский: «Творение совершилось в шесть дней. Человек создан на шестой день. Последовательность дней творения имеет глубокий смысл, показывая значение каждой отдельной вещи» [15, сc. 75, 76, 77].

Святитель Афанасий Великий: «Вся видимая тварь создана в шесть дней; и в первый создан свет, который и нарече Бог день; во второй создана твердь; в третий Бог, собирая воедино воды, явил сушу и произвёл на ней различные плоды; в четвёртый сотворил Солнце и Луну и весь звёздный сонм; в пятый создал животных в море и птиц в воздухе, в шестой сотворил четвероногих, живущих на земле, и, наконец, человека» [16, т. 2, с. 287].

Святитель Кирилл Александрийский при толковании слов Спасителя: Разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин. 2,19) пишет: «Неужели же, скажи мне, Ему потребовалось бы продолжительное время для построения одного дома? Или разве вообще мог бы оказаться бессильным в чем бы то ни было Тот, Кто в седмеричное только число дней неизреченной силой устроил весь этот мiр и одним только хотением Своим может все?» [17, c. 586]

Изучив мнение об отношении к дням Творения многих Святых Отцов, мы ни у одного из них не встретили аллегорического понимания, отрицающего буквальное толкование библейского текста. Таким образом, именно креационистская точка зрения, как бы ни казалась она иногда кому- то «примитивной», единственная выражает мнение Святоотеческого Предания. И мнение это обусловлено не «вульгарностью» и «примитивизмом», а тем, что именно такова истина Божественного Откровения, содержимая Православной Церковью.

2-й подход: «смысловая интерполяция»

«Второй подход можно назвать “смысловой интерполяцией”, он заключается в том, что интерпретатор “навязывает” тексту такие значения, которые этот текст изначально не предполагал. Основная тенденция этого подхода к толкованию Шестоднева (тоже часто вполне благочестивая) – показать, что библейское повествование о творении не противоречит современным представлениям о мире, будь то аристотелевская физика или современная космология. Очевидно, что такого рода экзегеза раскрывает перед нами в первую очередь мировоззрение самого интерпретатора или его эпохи, и ничего не даёт для понимания собственно библейского текста, который привлекается в качестве иллюстрации и священной санкции заведомо сложившихся представлений».

«Смысловая интерполяция» также бывает удачной или неудачной. Она может соответствовать традиционному церковному прочтению Слова Божьего, а может противоречить ему, приводя даже к серьёзным вероучительным искажениям.

Большинство современных интерпретаторов уклоняются от буквального восприятия текста Шестоднева, предлагая трактовки по преимуществу естественнонаучные: космологические, физические, биологические (когда речь идёт о происхождении человека или иных видов). По верному наблюдению о. Леонида, подобная экзегеза раскрывает главным образом «мировоззрение самого интерпретатора». К содержанию Священного Писания такие трактовки не имеют никакого отношения, а к научному знанию – тем более.

Практически все такие «смысловые интерполяции» предлагаются авторами, стоящими на позиции эволюционизма. По сути говоря, речь идет о богословской спекуляции, когда авторитетом Слова Божьего незадачливые исследователи пытаются придать вес своим научным гипотезам.

Как мы видели, «вульгарные креационисты», представители 1-го подхода, предлагают научные гипотезы, пытаясь ими подтвердить Божественное Откровение (о Сотворении мира и человека, о Потопе и т.п.). Противоположным делом занимаются представители 2-го подхода, именующие себя «христианскими эволюционистами» или «телеологическими эволюционистами» – путём «смысловых интерполяций» они пытаются найти в Священном Писании мысли, хоть чем-то подтверждающие их научные убеждения. При этом они отдаляются в трактовке Библии от буквального смысла текста и произвольным образом искажают его.

Про представителей такого подхода замечательно писал в XIX веке профессор В.В. Болотов, сравнивая древних еретиков-гностиков с современными ему «посредствующими богословами»: «Этого можно было достигнуть двумя путями: или в самом положительном вероучении, в книгах Священного Писания, найти тот философско-научный смысл, какой для гностиков или посредствующих богословов стал дорог, или же в крайнем случае поискать такого принципа, который освобождал бы человека от авторитета буквы Св. Писания. Известно, как в данном случае поступают современные посредствующие богословы. Если шестидневное творение представляется не научным с геологической точки зрения, то можно слово йом попытаться понимать не в буквальном смысле, и тогда мы будем иметь дело с целыми геологическими периодами, которые можно растянуть в целые миллионы лет. Можно в известных местах подметить благоприятные фразы, отвечающие, по-видимому, дарвинской теории происхождения видов (Быт. 1,20 и 24), а, в конце концов, всегда остаётся возможность признать, что Священное Писание в данном случае говорит только языком человеческим, что Моисей писал не для астрономов и геологов, а для современных ему евреев. Тогда первая глава Бытия не будет иметь того значения, чтобы из неё становилась неизбежною борьба с современным естествоведением. Метод богословов посредствующего направления, насколько возможно, строго научный. Во всех своих приёмах, в филологии, критике и экзегезе, они хотят стоять на уровне современной науки».

Однако, признавая справедливым всё, сказанное В.В. Болотовым, следует отметить, что «смысловые интерполяции» являются неотъемлемой частью православной традиции толкования Слова Божьего, и поэтому их никак нельзя исключать из способов интерпретации Библии.

В древности такое «небуквальное» прочтение Священного Писания дало много замечательных, так называемых аллегорических, толкований Ветхого и Нового Заветов. Ведь любую символическую трактовку, очевидно, можно считать «смысловой интерполяцией».

У Святых Отцов аллегорические интерпретации тексту не «навязываются» (как выразился о. Леонид Грилихес), а органично содействуют духовному раскрытию его содержания. Другими словами, традиционные аллегорические трактовки Библии не отрицают, но углубляют смысл богооткровенного Писания. Они, как правило, отклоняются от буквального понимания текста в сторону его более «тонкого» духовного или нравственного содержания.

Святитель Иоанн Златоуст писал: «Изъясняем так не потому, что понимаем слова как аллегорию, а потому что усмотрели это в самой истории. Иное дело насильно превращать историю в аллегорию, иное – сохранить и историю, и придумать высший смысл» [8, с. 767].

Блаженный Августин писал: «Итак, слова: В начале сотвори Бог небо и землю (Быт. 1,1) могут быть предметом исследования следующих сторон: надобно ли понимать их только в смысле историческом, или же они означают что-либо и иносказательно, как они согласны с Евангелием и по какой причине книга Бытия так начинается» [9, с. 99].

Главным отличием современных эволюционистских интерпретаций Библии от традиционных аллегорических святоотеческих трактовок является то, что первые (естественнонаучные) заведомо искажают и отрицают буквальный смысл текста, в то время как вторые дополняют его новым богатым содержанием, сохраняя нетронутым буквальное прочтение.

Таким образом, одни аллегорические толкования, наряду с историческими (буквальными), составляют часть церковного Священного Предания. Другие же аллегорические трактовки не имеют к Православию никакого отношения, и даже могут вступать с традицией Церкви в противоречие. Таковыми, в частности, являются «смысловые интерпретации» Шестоднева, применение которых в духовном смысле является небезопасным.

Тем, кто не боится использовать 2-й подход к интерпретации Слова Божьего, следует напомнить слова святителя Иоанна Златоуста: «Не верить содержащемуся в Божественном Писании, но вводить другое из своего ума, это, думаю, подвергает великой опасности отваживающихся на такое дело» [7, с. 106].

Печальный пример, подтверждающий справедливость слов вселенского учителя и святителя, привёл в своём Вступительном слове на открытии Конференции Святейший патриарх Кирилл. Он рассказал об одном монахе, который, как оказалось, был убеждённым эволюционистом, и по причине непримиримого противоречия своего мировоззрения православному догматическому учению о Сотворении принял решение об оставлении своего церковного служения. Этот пример отступления от Бога и нарушения монашеских обетов должен стать назидательным предупреждением тем, кто пытается совместить несовместимое – представление об эволюционирующей вселенной и православное учение о шестидневном Творении.

3-й подход: «имманентная интерпретация»

«Наконец третий подход можно обозначить как “имманентная интерпретация”, которая является попыткой расслышать то, что нам сообщает текст Шестоднева с учётом специфических законов построения этого текста, особенностей композиции, контекста, идиоматики, этимологии и т.д. Такая интерпретация, являющаяся результатом исследования, претендует на реконструкцию авторской интенции, т.е. наиболее аутентичного понимания, и представляется единственно ответственной и корректной по отношению к рассматриваемому тексту».

Автор не скрывает, что этот подход является (в его понимании) самым правильным, как претендующий на «реконструкцию авторской интенции». Однако, по сути здесь нахождение истины ставится в зависимость от результата деятельности учёного-«книжника». По нашему убеждению, это очень опасный и совсем не надёжный путь обретения истины. «Интерпретация, являющаяся результатом исследования» заведомо окажется различной у разных книжников-интерпретаторов. Исключением можно считать лишь чудо Божие, явленное при создании Септуагинты, когда, согласно Преданию, все 70 книжников представили одинаковый текст перевода Библии с еврейского языка на греческий.

В духовном отношении вызывает опасение самонадеянность автора. Он убеждён в своей способности достичь «наиболее аутентичного понимания» библейского текста. Но на чем основана эта его уверенность, кроме упования на знание древнееврейской грамматики?

Здесь возникает другой вопрос: о какой «аутентичности» говорит отец Леонид? Если об аутентичности библейского текста по отношению к пророку Моисею как к его автору – это чрезвычайно трудно сделать человеку, живущему в XXI веке. Если же под автором Библии разуметь Господа Бога, давшего Своё Откровение бытописателю, то «реконструкция авторской интенции» становится принципиально недостижимой для простого смертного: чтобы достичь её, необходимо стать, не много ни мало, Божьим пророком.

Главное, что смущает нас в возможности принятия этого подхода к изучению библейского текста, является то, что он совершенно не характерен для традиционного православного богословия. Он, скорее, типичен для талмудическо-каббалистической трактовки Библии, которая, как известно, сводится к тому, чтобы средствами сравнительного анализа букв, слов и отрывков священного текста находить в нем скрытые «закономерности» и потаённые смыслы.

Отметим, что «специфические законы построения текста», в отличие от его смысла, не являются объективным и безусловным качеством, сохраняющим «инвариантность» при переводе с одного языка на другой (скажем, с еврейского на греческий или церковнославянский языки). Тогда получается, что названные о. Леонидом особенности «композиции, контекста, идиоматики» и т.п. могут быть по-настоящему изучены лишь в древнееврейском оригинале Торы (между прочим, неизбежным логическим следствием из этого является отрицание любых переводов Библии…). После принятия такой методологической основы «изучения» текста остаётся один шаг до использования традиционных каббалистических способов его интерпретации, связанных с гематрией, нумерологией и других подобных специфических методов «исследования». Это – очень увлекательное и (наверное) полное неожиданных открытий занятие, но оно не имеет никакого основания в святоотеческом Предании. Говоря более определённо, это – сознательный путь отхода от традиционного православного толкования Слова Божьего и подмена его иным, чуждым церковному, пониманием. Более того, фактически это – объявление самого святоотеческого Предания «примитивным» и «наивным», замена православной экзегетики чем-то новым и оригинальным.

Не отрицая важности изучения библейского текста, отметим, что критерием истины при его интерпретации не может выступать «ощущение» самого исследователя (или его учеников). Таким критерием непременно должно быть соответствие традиции Церкви. Стремление к оригинальности в трактовке Слова Божьего является признаком духовного нездоровья, прелести (в святоотеческом понимании этого слова). Этим путём шли все еретики, как в древние, так и в недавние времена, совершая своё движение от Богооткровенной Истины до её искажения мудрованием своего падшего ума.

Протоиерей Константин Буфеев