Мое детство прошло в городе Пенза на улице Пролетарской, где я каждое утро просыпался от дружного топота ног идущих на завод рабочих. И этим многое сказано. Завод этот по идее выпускал велосипеды, но если бы он занимался только этим, то наша страна давно уже стала бы ведущей велосипедной державой мира. Впрочем, просыпался я обычно раньше от громогласных криков, доносившихся с улицы уже с 5-ти часов утра. «Молоко-о-о! Кому молоко?» – выкликала молочница, таскавшая по улице бидоны с молоком и торговавшая им вразнос. «Шурум-бурум, старье берем! – кричал старик, ездивший на телеге и скупавший вторсырье. «Ножи точить, бритвы править!» – истошно вопил точильщик, который вместе со своим точильным станком появлялся как раз в то самое время, когда в домах хозяйки готовили завтрак мужьям. Так что топот рабочих и негромкий гул их голосов скорее даже убаюкивали, нежели будили по-настоящему.
«Маруся молчит и слезы льет, как гусли, душа ее поет!» – смотр костюмированной песни в 47 школе города Пенза. Вот так мне и пригодилось умение делать щиты, копья и мечи из «всего, что под руками». Немного не исторично, зато патриотично, дешево, надежно и практично!
Дом наш был очень старый, еще постройки 1882 года, полный всевозможных старинных вещей, которые я тогда не ценил, потому что стоимости их просто не понимал. Однако соседские дети говорили, что вы, мол, богатые, потому что у вас дома и ковры, и телевизор, и холодильник, которых, кроме как у нас, не было ни у кого. Впрочем, после реформы 1967 года положение с доходами у нас выровнялось, да так, что многие мои уличные товарищи по качеству жизни стали меня обгонять. Что, собственно, не удивительно, ведь семья-то у меня была неполной. Дед, бабушка да мама – вот и вся семья, а отец был где-то далеко, хотя алименты присылал регулярно. Дед был пенсионером республиканского значения, получал пенсию в размере 90 рублей и все соседи ему очень завидовали. К тому же у него было два ордена: Ленина и Знак Почета. А вот воевать он так и не воевал. Ни в Первую мировую войну, ни в Гражданскую, ни даже в Великую Отечественную. Грыжа у него была паховая, да еще и неоперабельная и вдобавок еще и плоскостопие, так что армии он во всех случаях счастливо избежал и постепенно дослужился до заведующего гороно – городским отделом народного образования, руководить которым ему пришлось с 1941 по 1945 год! Бабушка получала пенсию в 28 рублей, много работала в саду и торговала на рынке цветами. В годы войны она работала в госпитале при железной дороге и рассказывала об этом такое, что у меня, мальчишки, сердце буквально замирало от ужаса, хотя речь шла, в общем-то, о самых обыденных для нее в ту пору вещах.
Что касается моей мамы, то она преподавала в местном политехническом институте очень странный предмет, называвшийся «История КПСС», в 1968 году защитила в Москве кандидатскую диссертацию, стала кандидатом исторических наук, и тут же уехала на повышение квалификации в город Ростов-на-Дону, где и познакомилась с моим приемным отцом Петром Шпаковским.
Но это было когда мне уже исполнилось 14 лет, и играть «как маленький» на улице стало неприлично. А вот до того самая любимая игра и моя, и всех моих уличных товарищей была игра в войну!
Играть в эту захватывающую игру я начал с пяти с половиной лет – во всяком случае, воспоминания с этого момента очень отчетливые. Причем, игра эта на нашей Пролетарской улице взрослыми не поощрялась! К моей маме подходили соседи и очень серьезно говорили: «Мы боремся за мир, а ваш сын с утра до вечера бегает с автоматом по улице…». На что она отвечала: «Боремся – это процесс, а не результат! Пока всеобщего мира нет – пусть играет!»
Обычно играли одной стороной улицы против другой, или каждая сторона сама по себе. На моей стороне было шесть мальчишек и две девчонки. На 10 домовладений! Так что сокращение рождаемости в СССР началось еще тогда, в 1954 году! В крайнем доме у железной дороги жил Санька-сопливый – вредный и противный пацан с вечно стекающими из носа зелеными соплями. За сопли и за вредность его периодически били всей улицей, но ни того, ни другого в нем не убавлялось. Вторым по вредности был Витька-титька, которого так дразнили, если не всегда, но часто. В следующем доме жил я, потом два брата Мулины – татары, хотя почему-то совсем не с татарскими именами – один Сашка, а другой Женька – первый старший, второй младший. Наконец, последним на углу Пролетарской и Мирской жил еще один Витька, но его дразнить не дразнили, у него отец был летчик. То есть всего на «этой стороне» шесть пацанов, а вот сколько их было на противоположной стороне никто из них точно не знал, но явно больше восьми, поэтому с ними «эта сторона» обычно не связывалась.
Очень редко играли в индейцев. Делали себе уборы из перьев – кто из куриных (у кого были куры), а я из вороньих, что позволяло нам играть «племя на племя».
А вот для того, чтобы играть в войну лучше места, чем двор Мулиных было не найти. Там не было сада, почти ничего не росло, но зато стоял старый и очень длинный сарай с деревянной дырявой крышей – самый настоящий «Титаник», старинный замок или линкор – это уж кому, что и когда нравилось! Первый этаж принадлежал взрослым. Там держали свинью, а на ночь загоняли кур и хранили для них корм. А вот «подловка», то есть место под крышей, целиком и полностью принадлежало мальчишкам. И вот вокруг-то этого сарая они обычно в войну и играли или уходили всей «кодлой» на большую поляну за железной дорогой, прямо перед старинным тюремным замком, еще прежнего, царского времени.
Понятно, что игрушек нам тогда никто особо не покупал, и мы с раннего детства все, что нужно было для игры, делали себе сами. Мечи выстругивали из досок от ящиков, которые иной раз «тырили» возле магазина или у стекольного склада. Винтовки вырезали из досок побольше, выпиливая сначала пилой, а затем, остругивая дерево ножом, и обрабатывали наждачной бумагой. Затворы делались из старых шпингалетов и это было очень здорово, потому что они точь-в-точь походили на настоящие!
Кроме винтовок в обязательном порядке требовалось иметь еще и наган, также вырезанный из какой-нибудь подходящей деревяшки. У меня, однако, был браунинг, и я очень этим гордился, так как нашел его на картинке в каком-то журнале, перерисовал его в тетрадку «по клеточкам», и постарался сделать как можно точнее. Я не пожалел гривенника на то, чтобы купить пузырек с тушью и покрасить его в черный цвет, так что выглядеть он у меня почти как настоящий, им даже взрослого человека можно было напугать!
Потом как-то в магазине «Детский мир» я увидел «настоящий парабеллум». Из черной пластмассы! Ценой 80 копеек! Ну, точная копия! До сих пор удивляюсь, как и кто это пропустил, потому что все остальные игрушечные пистолеты по уровню копийности были просто г… Как, собственно, все остальное игрушечное оружие. Например, купили мне автомат ППШ… Весь деревянный, с диском и… круглым деревянным стволом с проточками! Ну разве это ППШ? Потом купили… опять ППШ! Со стволом в металлическом кожухе, косым срезом – мечта! А магазин… прямой, как у «шмайсера». Ну как в такое играть? Срам один! «Давай понарошку это будет русский автомат!» – «Давай!» Мы названий не знали, но благодаря кино – все виды оружия представляли себе очень наглядно!
А вот луки со стрелами взрослые им делать строго настрого запрещали. Говорили, что вы останетесь без глаз и ломали безжалостно! И тоже самое относилось к рогаткам. То есть мы их делали. И даже из них стреляли! Но это было сопряжено с большим риском. Чаще использовались рогатки из венгерки – авиамодельной резинки. Такие рогатки применялись в основном в школе. Их носили на пальцах. Две петли и все. А стреляли из них бумажными скобками, которые к перемене готовились на уроке. Причем, принимались меры, чтобы не остаться без глаз! Ребятам, у которых отцы работали на заводах, они делали прозрачные маски из плекса. Ну, а у меня была маска картонная с прорезями для глаз, которые были сначала заклеены металлической сеткой, а затем… двумя чайными ситечками! Но это шикарное произведение детской технической мысли черного цвета и с черепом и костями на лбу, «классная» у меня сразу же конфисковала.
Игры обычно проходили не просто так, а были связаны… с просмотром какого-нибудь кинофильма. Например, «Чапаев», «Смелые люди», «Александр Пархоменко» и другие шли тогда непрерывно, в семь часов почти что каждый день и на утро мы уже в это играли. В 1962 году на экраны вышел кинофильм «Три мушкетера» Бернар Бордери и началась мода играть в трех мушкетеров и стропаться на шпагах из гибких ореховых прутьев. Мне опять же повезло, как никому: в доме сломался ковш половника (отломилась ручка), а чинить его не стали, и я выпросил обломки себе. Из чашки ковша сделал отличную гарду, из рукоятки выгнул дужку, а из обрезка толстой проволоки – «усики» крестовины с шариками на концах из высушенного хлебного мякиша! Все это я покрасил краской под бронзу для могильных оград, а сам клинок опять-таки вымазал черной тушью и «серебрянкой», и получил прекрасную шпагу «толедской стали» – классическую «испанскую чашу», ставшую объектом зависти для всех мальчишек с нашей улицы. У тех прибить на рукоять в качестве дужки какую-нибудь жестяную ручку и то уже считалось большой удачей, а тут вот такая красота, словно с картинки из книги и все вдобавок было сделано своими руками, что среди мальчишек того времени ценилось едва ли не больше всего!
В «белых и красных» мы тоже играли постоянно, потому что кроме «Чапаева» в те 60-ые годы еще показывали фильмы про «красных дьяволят»: «Красные дьяволята», «Савур-могила», «Преступление княжны Ширванской», «Наказание княжны Ширванской» и «Иллан-Дилли». Фильмы эти были так сняты, что после них рука сама собой тянулась к сабле из доски или к винтовке с затвором-шпингалетом и хотелось куда-то сломя голову бежать, врубаться в крапиву, и кричать «А-а-а!» изо всех сил! А ведь был еще и кинофильм «Аэлита» по одноименному роману Алексея Толстого! И какие там были костюмы у марсианских солдат и ружья – упасть и не встать!
Поэтому нечему было удивляться, что мы тогда поклеили себе из картона шлемы марсианских солдат, и бегали в них по дворам в одних трусах, бросались гнилыми яблоками и помидорами с огорода и громко вопили непонятные слова: «Анта! Одели! Ут-та-а!!!» - до заикания пугая уличных старух, относившихся к нашим играм с большим предубеждением, поскольку бегали мы «нагишкой». Обычно игра была такая: бегать по улице и по дворам с деревянными винтовками и палить друг в друга – «Бах! Бах! Ты убит! Я – а-а-а, – ранен!»
К пленникам относились сурово. «Говори пароль!» – на что надо было гордо ответить: «На горшке сидел король!» После чего пленника обычно отводили в сарай и там запирали, либо связывали по-настоящему и укладывали в траву там, обычно выливали помои и воду от стирки! Вот и меня как-то поймали, да и положили в траву, а соседка не посмотрела (да и чего смотреть-то?!) и вылила на меня целое ведро помоев. Я вскочил, напугал ее до полусмерти, а сказать «чур-тры – нет игры» от волнения забыл, за что и получил за попытку к бегству гранатой по «кумполу», то есть по голове. А гранатами в тот день по уговору были бумажные кульки с уличной пылью, что по утрам наметали дворники в кучи на мостовой, и… как только кулек этот от удара лопнул, так меня всего с головы до ног пылью и обсыпало!
Пришел я домой весь в таком виде, что для того, чтобы меня отмыть, понадобилось не одно, а целых два корыта воды. Хорошо, что хоть колонка у нас была рядом! И так бывало не раз и не два: кульки с пылью, гнилые яблоки, помидоры, комья сухой земли со вскопанного огорода – все, все было гранатами, которыми мы кидались просто с остервенением. А вот рогатки у нас на улице популярны почему-то не были…
Спичкострелы у нас тоже были…
Впрочем, было у тогдашних пензенских мальчишек и оружие посерьезнее: так называемые «поджигные» или «поджиги» – самодельные пистолеты с трубками вместо стволов, куда набивали головки от спичек и опять же при помощи спичек поджигали через расположенное позади запальное отверстие. Стрелял такой пистолет вполне по-настоящему, а уж если его к тому же набивали порохом, то… можно было только посочувствовать тому, у кого такая «поджига» разрывалась в руках!
Рыцарские игры у нас не были особо популярны, но все-таки мы в это играли. Ведь были фильмы «Александр Невский», «Иоланта», «Знамя кузнеца»(1961, Таджикфильм – по мотивам «Шах-намэ») и болгарский «Калоян». Причем «Калоян» мне тогда нравился больше «Невского», потому что он был цветной. А еще были шикарные фильмы 1952 года «Странствия Одиссея» и 1958 года «Подвиги Геракла», где были отличные доспехи, гривастые шлемы и дипилонские щиты!
Из картона и бумаги я несколько раз делал себе доспехи по всем этим фильмам, а потом мне бабушка связала «настоящую» кольчугу и плащ с красным подбоем. Но в этом костюме я только лишь как-то показался на Новый год. Играть так летом с мальчишками было немыслимо. Это означало «выделяться», а выделяться в советское время было нельзя, надо было быть как все. Зато все эти «разработки мне очень пригодились спустя десятки лет. В журнале «Левша» вышла целая серия моих статей о том, как из подручных материалов делать детские доспехи и оружие для игр. И… многие потом этим воспользовались, да и сам я воспользовался этим, когда в школу пошла уже моя внучка и надо было ее классу участвовать в школьном конкурсе костюмированной песни!
Но для игр на улице у меня была все-таки «справа» попроще – щит из фанеры с восьмиконечным мальтийским крестом (ох уж как меня за это «поливала» одна соседка – «а еще из семьи коммунистов»); топор, меч и еще один щит – из спинки от стула из общепита. Тогда я не знал, что такой формы щиты были и его немного стеснялся. Но зато любые удары он отражал прекрасно.
И вот что удивительно. Тогда я даже и не думал, что буду писать статьи и книги о рыцарях, но меня к ним тянуло всей душой, так же как к винтовкам и всякому прочему оружию, и к тому же я все это очень любил делать сам… Потом уже в романе Ивана Ефремова «Час быка» я прочитал о том, что дети обладают способностью угадывать свое будущее. И примеров того, что это так оно и есть у меня очень много. Но об этом, как-нибудь в другой раз.
Автор Вячеслав Шпаковскокий http://topwar.ru/89677-voynush...
Оценили 12 человек
11 кармы