Прости меня, мой Пациент...

Знаешь… я хочу перед тобой извиниться. Сразу. Даже ни разу тебя не видев. Хочу извиниться, что я к тебе не успел. И не успею.

Прости меня.

Знаю, знаю, что ты скажешь. И что скажут твои родные и близкие. Даже слова – могу заранее привести, поскольку они – шаблонны.

Мы черт знает сколько едем, чай пьем, медсестер за задницы лапаем, дрыхнем и не хотим, просто не торопимся, потому что нам на тебя плевать – верно?»

«Ты ошибаешься, мой настоящий Пациент. Даже не знаю, как рассказать, тем более – доказать тебе это. Уверен, ты в курсе, что служба скорой медицинской помощи была в свое время для того, чтобы спасать жизни. Не лечить, не баюкать, не ухаживать – именно спасать. Потому что, когда горело здание оперы в Вене в 1881 году – доктор Яромир Мунди, глядя на обугленные, орущие тела на мятом, усеянном кровью и сажей снегу, лежащие на плащах, обрывках занавесей, просто на дерюгах, при минусовой температуре, уж точно не думал, что эти люди нуждаются в консультации по поводу поноса, который не проходит неделю, и жаждут больничного листа. Ему, думаю, просто стало страшно от того, что нет такой службы, которая быстро и качественно окажет им первую, самую необходимую, помощь, и доставит в больницу надлежащим образом… ты знаешь, что их везли на обычных санях, даже не укрыв, и несколько десятков обожженных просто не доехали до стационара, обморозившись? А те, что доехали – им ампутировали конечности, поскольку не было еще стандартов оказании помощи при ожогах определенной степени? Уверен – не знаешь. Жаль, что не знаешь.

Я вот – знаю. Зная – пришел работать в эту службу, мой Пациент. Потому что знал, что где-то там, не сейчас, а в будущем – ты ждешь меня. Тебе нужна моя помощь. Ты сломаешь ногу, нырнешь и нахлебаешься воды, тебе на голову упадет кирпич, моющее средство окажется аллергенным, оса цапнет тебя за язык, заставляя отечь твои голосовые связки, заземление в розетке окажется некачественным, шарахнув током и твою отвертку, и тебя, какой-нибудь урод, болтающий по телефону и не смотрящий на сигналы светофора, снесет тебя и коляску с твоим сыном на переходе. Тебе буду нужен я. Ради этого я и учился все эти годы. Чтобы – в тот момент, когда счет идет на секунды, когда боль становится сильнее разума, когда надежда отступает перед паникой, когда истерика становится единственной возможной моделью поведения, когда заорать во весь голос – это все, что тебе остается – именно в тот момент я, распихав все это, в своей драной зеленой форме с красным крестом, без ауры героя и пафосной музыки, сопровождающей мое появление, возникнув из ниоткуда, смогу тебе помочь. Тебе, твоей жене, твоему ребенку, твоей семье. Помочь не для денег, не для славы, не для зарабатывания себе положительной кармы – просто, руководствуясь тем, что когда-то захотел помогать людям. Помочь – и быстро исчезнуть, не слушая твоей благодарности, расправив плечи, забывая и ожидая нового вызова, где так же плохо, и так же меня ждут.

Именно этому меня учили в медицинском училище, мой Пациент.

Но, и именно за это я хотел извиниться – это невозможно. И ты тут не причем. И я – тоже не причем. Почему, наверное, спросишь ты?

Пойми, кроме тебя существуют твои соседи, друзья, родственники, друзья соседей, родственники друзей, соседи родственников. Ты – понимаешь, зачем я пришел работать. Они – не понимают. И не потому, что не могут – они не хотят понимать.

Они, и только они – вызывают меня на сопли, кашель, плохое настроение, болезненные месячные, температуру, нервное истощение (поругалась с мужем), умирание (жена ушла к другому, надо это обозначить так, чтобы все прониклись), послушать легкие, проконсультировать («В вашей этой больнице очереди, нам некогда»), отмазать от армии (юноша, неловко изображающий театр одного актера в виде приступа эпилепсии минут так на двадцать), отвезти («Нам в больницу планово, а такси дорого очень, а вы должны!»), решить многолетний семейный конфликт («Сделайте укол, чтобы он не пил! Или я на вас в суд подам!!»), утешить («Да, участковый был, мы просто решили уточнить»)…

Прости, мой Пациент. Их и меня. Их – потому что им плевать в тот момент на тебя, им свое, мелочное, сиюминутное счастье гораздо дороже, чем твоя жизнь и здоровье. Да, они еще сегодня утром будут тебе улыбаться и желать счастья твоим деткам в какой-нибудь социальной сети, посыпая пожелания обилием смайлов и восклицательных знаков – а вечером уже будут орать «ДА МНЕ ПОХ…Й НА ВСЕХ, Я ВАС ВЫЗЫВАЛ, ВЫ ОБЯЗАНЫ ПРИЕХАТЬ!!!». Экзальтируя, брызгая слюной. Игнорируя тот факт, что мы, в двадцатый раз рассказывая ему, что от вегетососудистой дистонии еще никто не умирал, просто не успеем к тебе. Ты нас не дождешься, твой инфаркт успеет сожрать миокард твоего левого желудочка, и кардиогенный шок радостно свалит твое давление вниз. А я, приехав с сумасшедшим опозданием, смогу лишь прошептать твоей жене и дочке: «Простите… мы приехали, как только передали вызов». Они будут орать на меня, швыряться оскорблениями и предметами домашней утвари. Возможно, меня даже уволят – если они зайдут далеко в своем желании покарать виновных. Знаешь, Пациент, забавно то, что тот твой сосед, что вызвал меня на недельный кашель, и украл этим кашлем время у тебя – он первый помчится приносить соболезнования, будет источать сочувствие и праведный гнев в адрес нас, врачей-убийц, которые не то, что человека спасти – вегетососудистую дистонию одним уколом вылечить не могут.

Прости меня за это. Я искренне хочу тебя спасти – честно. Но мне не пробиться сквозь дебри человеческого быдлячества.

Знаешь… мне тоже больно. Очень. Как больно, наверное, любому человеку, который хочет блага – и понимает, что то благо, ради которого он готов продать душу – лишь шлюха подворотен, которую пользуют всеми, включая извращенные, способами снобы и ханжи, после в голос рассуждающие о падении нравов и деградации морали.

Я знаю, мой Пациент, ты, когда тебе будет очень плохо – ты будешь искренне меня ждать. Дождавшись ответа диспетчера «Вызов принят» - ты прирастешь взглядом к часам, будешь считать минуты, прикидывать расстояние и время доезда, метаться из угла в угол, бить кулаками по стенам, материться, звонить снова и снова…. или просто лежать, угасающим взглядом следя, как тускнеет свет, как бесятся твои дети, как теряет краски мир, и как тускнеет свет…

Ты не дождешься. Прости меня. Я буду в этот момент рассказывать твоему коллеге по работе, который сейчас снимает каждое мое слово на камеру, что его ребенок болеет неделю, и его давно уже надо было отвезти в больницу, дабы стенозирующий ларинготрахеит не оставил его без наследника вообще. Он не хочет в больницу, он будет долго и настойчиво задерживать меня на этом вызове, подначивая и провоцируя, поскольку в нем усталость и злость от недели бессонных ночей требует вымещения на ком-то… и бригада скорой помощи для этого подходит в самый раз.

Прости меня. Я, честно, очень хочу тебя спасти. Честно»

Автор: Олег Врайтов, из рассказа "Письмо настоящему пациенту"