ЗАПИСКИ О РЕВОЛЮЦИИ

"Раз как-то, в  начале первой нашей революции,

я беседовал о ней со Львом Николаевичем Толстым.

Мне, тогда еще очень «революционно настроенно-

му», было тяжело его резко отрицательное отно-

шение к революционерам, которое он с такой пря-

мотой и  таким мужеством выражал тогда в  своих

писаниях.

— И вы особенно удивляете меня… — сказал ста-

рик, останавливаясь среди снежных полей. — Ведь

вы знаете народ не из окна какой-нибудь петербург-

ской редакции… Ну скажите по  совести: кто пер-

вый пристал в деревне к революции?..

Я — увы!.. — знал, кто пристал к ней первым, но

говорить не хотелось.

— Ну?..

Он ждал.

— Далеко не лучшие, Лев Николаевич…

— Как вы деликатно выражаетесь!.. — усмехнулся

он. — Пристали в первую голову худшие, никуда не-

годные… Так неужели же вывод не ясен?..

То же повторилось и в эту революцию: и в дерев-

нях, и в городах, и всюду с жадностью невероятной

в  первые ряды очень быстро протискалось все са-

мое ограниченное и тупое, все озлобленное и мсти-

тельное, все самоуверенное и горластое, и заполни-

ло собою все, и закружилось в бесконечной карусели

чужих автомобилей и  занозистых, но совершенно 

пустых речей. Те немногие идеалисты,

 которые думали было вести «поднявшийся» народ в открытую

ими землю обетованную, были быстро затерты этой

шпанкой революции, отброшены прочь, объявле-

ны контрреволюционерами, и  обезумевшие тол-

пы, забыв все и вся, с криками «сарынь на кичку»,

бросились на  разграбление России, то есть, своего

дома, самих себя… 

  У  нас, в  Буланове, первую скрипку схватили

наши учителя, Шипов и Скобенников, молоденькие

мальчишки-недоучки, столь обычные, к несчастью,

в  нашей народной школе, составляющие главный

контингент нашего деревенского учительства. Ско-

бенников еще пытался быть на  что-то похожим

и  брал у  меня читать журналы, не  понимая в  них

без толмача и десятой доли: это был типичнейший

неврастеник, страдавший к тому же пороком серд-

ца и туберкулезом, и стоило ему заговорить, как тот-

час же он закусывал удила и летел, не помня себя,

куда кривая ни вынесет. А потом сам часто каялся

в том, что наговорил.

— Никак не могу с языком своим справиться… —

говорил он в таких случаях, смущенно улыбаясь.

— А  вы его, подлеца, отрубите…  — посоветовал

ему раз кто-то жесткий.

Другой, Шипов, маленький, худенький, с  иско-

верканным лицом дегенерата — отец его был рабо-

чий-алкоголик сперва и сумасшедший потом — был

весь пропитан одновременно и каким-то нестерпи-

мым подхалимством, и ядом. Когда приезжал к нам

из  города попечитель школы, Владимир Михайло-

вич, Шипов неизменно состоял при нем в качестве

лакея-добровольца и  соглядатая, подавал ему чай

и туфли, ел его еду, курил из его портсигара и сплет-

ничал. В свободное от занятий время этот совершен-

но малограмотный прохвост пьянствовал с местны-

ми кулаками и  в  пьяном виде убил жену. Теперь,

когда переворот совершился, Шипов заломил шап-

ку набекрень, украсил себя красным бантом, ку-

да-то все бегал, о чем-то все шушукался…

И на всех митингах, со столов и заборов, эти два

новоявленных вождя народных кричали: «Теперь

все наше!..» И  замечательно: народ в  большинстве

случаев относился к  ним с  величайшим презрени-

ем, но выступать против них открыто никто не ре-

шался  — чуть что, и  горлопаны начинали дружно

орать: «А-а, так ты за старый режим?..» — и объявля-

ли своего противника врагом революции и народа…

Я, конечно, не  мог желать возврата старого, но,

с  другой стороны, я еще более не  мог «работать»

с  горлопанами и  проходимцами, которые орали:

«Теперь все ваше!» — и всячески льстили новому го-

сподину, и потому с первых же дней я определенно

отстранился от участия в этом кровавом водевиле,

оставив себе скромную роль свидетеля событий. "

 Наживин Иван Федорович

ЗАПИСКИ О РЕВОЛЮЦИИ    http://www.kpole.ru/upload/pre...