Елистратов Владимир
Все говорят: масоны, масоны… Мировой заговор, закулиса…
А я, если хотите знать, этой весной сам чуть не стал закулисным масоном.
История очень странная. Как обычно говорят на глубоко антимасонском РЕН-ТВ, вы удивитесь! В это трудно поверить! И т.д. и т.п.
Я и сам до сих пор никак не приду в себя. И дело здесь далеко не только в моем почти обмасонивании. В целом приключение у меня произошло, я считаю, уникальное.
Началось с того, что однажды в начале апреля месяца 2017 года, извините, добавляю для «вящей сугубости», от Рождества Христова я застрял в лифте. Состояние, когда застреваешь в лифте, сами знаете какое. Особенно если куда-нибудь сильно спешишь или даже уже опаздываешь. Такое как бы злобное томление кишок. Рычание нутра. Скуление недр.
Вызвал диспетчера. Сижу. Света нет. Вдруг – звонок. Номер незнакомый.
- Алло.
- Владимир Станиславович?
- Я.
- Здравствуйте. Вам сейчас удобно говорить? – пожалуй, это самая частотная фраза в современном русском языке. Представляете, сколько миллионов людей ежедневно задают по мобильнику этот вопрос? Причем именно с таким порядком слов и с заискивающим фразовым ударением на слове «удобно».
- Здравствуйте. Удобно, – соврал я.
- Меня зовут Александр.
- Очень приятно, - снова соврал я.
- Аналогично. Я звоню вам из секретариата Ассоциации…
Дальше пошло длинное название, которое с первого раза запомнить могут только матерые шахматисты, вроде Карпова с Каспаровым. Причем – совместными усилиями. Что, как вы понимаете, исключено.
- Мы хотели бы пригласить вас в Бразилию.
- Куда?! – с «гибельным восторгом» восклицаю я.
- В Бразилию. На международный симпозиум…
Еще одно иезуитско-масоноско-талмудическое название для Крамника с Корчным на пару.
- Все, разумеется, оплачено. Питание, проживание, дорога… В общем, – «все включено». Там, бар и прочее… – продолжал добрый волшебник Александр. – Суточные – сто долларов в день. Не много, конечно, но… Пребывание на симпозиуме – полтора-двое суток. Ну и … несколько дней в пути…
- Как это – несколько?
После короткой паузы:
- Бразилия все-таки … не Балашиха.
- А, ну да, ну да…
- У вас будет выступление под названием «Традиционные ценности русской культуры». Минут на 10-15. Может, даже меньше. По обстоятельствам.
Впервые с начала разговора вменяемое название. К тому же столь близкое моей антимасонской душе.
- В общем, – продолжал Александр, – вылет такого-то, прилет такого-то. Как вы на это смотрите?
А как мне на это смотреть, волшебник в голубом вертолете по имени Александр?
Кто еще, какой еще Сорос в трусиках тебя бесплатно со «всем включено» и суточными в сто долларов отправит в Бразилию? Чтобы пятнадцать минут поговорить про русские традиционные ценности.
- Согласен, – не соврал я.
- Отлично. Огромное спасибо. Свяжемся по электронке. У меня ваш адрес есть. Всего доброго.
- До свидания.
Тут же зажегся свет, лифт то ли сыто, то ли удивленно икнул и пополз вверх.
Что такое Бразилия? Для такого советского человека, как я?
Бразилия – это, конечно, вынужденно временный трансвестит Александр Калягин, он же – тетушка Чарли.
Это страна, где «водится много-много диких обезьян». («Н» – в нос). Еще: «давайте закурим по-нашему, по-бразильски». Еще о Бразилии нам известно, что там «столько педров, всех и не пересчитаешь».
Что еще?
Бразилия – сокровенная мечта Остапа Бендера. В актерской инкарнации Андрея Миронова. Это «О, Рио, Рио, грохот прилива…»
Для тех, кому за сорок, Бразилия – это очаровательная рабыня Изаура с очень узко посаженными глазами и мясистой улыбкой кашалота.
Капуэро, самба, кофе. Амазонка. Пираньи. Карнавал, конечно, где сутками неугомонно трясутся маслянистые мулатки, похожие на кур гриль в бикини. С «пёрьями на шляпах» и на других участках раскаленного до предела организма.
Для некоторых особо продвинутых Бразилия – это Жоржи Амаду. Для кого-то с детства – «Страна Вообразилия».
А вообще Бразилия – то ли Марс, то ли Эльдорадо. Само слово «Бразилия», я заметил, для нашего человека какое-то магическое. Я месяца полтора ходил и говорил всем в виде эксперимента:
- А я еду в Бразилию… – небрежно так, чуть как бы зевая.
В ответ я за данный подотчетный период услышал весь неохватный спектр русских междометий. От «ух ты!» и «ого!» до «ни … себе!», иногда попадались чахлые масонские «уау». Были и другие варианты. «Везуха тебе, Миклухо-Маклай!», «Кто, …, в Бразилию, а кто, …, и в Пензу», «Ну и занесло тебя, педра ушастая!», «Пираньям привет!» и т.п.
Но градус удивления, восхищения, а иногда и зависти был неизменно очень высок. Насчет Парижа с Римом так никто сейчас у нас не завидует.
В Бразилию виза не нужна, представляете?
В какую-нибудь, прости Господи, заштатную и в высшей степени сомнительную Литву нужна. Да еще в посольстве тебя наши прибалтийские доброжелатели промурыжат по полной. А в Бразилию – нет. Тут все нежно. «По-нашему, по-бразильски».
С Александром мы встретились в Шереметьево. Веселый парень лет тридцати. Юный такой, остроумный комитетчик-конторщик с гуманитарным уклоном. Типа культуролог. Быстро перешли «на ты». Выпили виски в баре за счет то ли «конторы», то ли «Ассоциации». Полетели.
То, что Бразилия не Балашиха – это точно. Считайте сами. Мне от дома до Шереметьево по пробкам часа три. Приезжаешь за три часа до вылета. Итого – шесть часов. Четыре часа до Парижа. Десять. Там часов пять в транзитной зоне. Пятнадцать. От Парижа до Рио де Жанейро около двенадцати часов. Двадцать два. В Рио через три часа пересадка на местный рейс. Рио де Жанейро – Порту Алегри. Двадцать пять. Три часа в полете. Двадцать восемь. Дальше – в автобус, на удивление очень хороший. И по дороге через джунгли около десяти часов. В общем, часов сорок в пути. Ужас. Сидишь весь изможденный, липкий. Пахнешь какой-то воблой с колбасным оттенком. А мимо несутся джунгли, джунгли, джунгли, жирно-зеленая лепнина в стиле барокко. Иногда заряжает тропический дождь. Иногда выходит ослепительное солнце, и тогда больно смотреть на пылающие изумруды местной флоры.
Все это – юг Бразилии. Рядом Аргентина.
В диких джунглях, вдали от шумных, как говорится, городов лет пятнадцать назад было расчищено место и построен университетский городок. Со всеми удобствами. В университете Р. несколько факультетов, несколько сотен студентов. Все – натуральные бразильские педры. Основатель университета – некто сеньор М. Он умер три года назад, но остались его ученики и последователи.
В университете Р. повсюду портреты сеньора М.
М. – ученый, бизнесмен, экстрасенс, художник, дизайнер, писатель и все, что угодно. Благородная с синим отливом седина. Глаза грифона. Лицо патентованного мафиози. Подбородок человека, который может перекусить победитовый гвоздь. Все руки в золотых перстнях. На перстнях – черепа, пирамиды с глазами и прочие закулисные мемы. Любил, говорят, восседать на леопардовой шкуре. Ученики, говорят, наперегонки целовали закулисные перстни сеньора М. Женщины, говорят, зачинали двойню от одного его взгляда, а от одного звука его голоса мгновенно рожали, уже тройню. Сеньор М. основал целую Великую Науку, которая тут же стала религией сотен и сотен его последователей. Я пытался постичь эту науку, но ничего не понял. Имя сеньора М. произносится в университете Р. с молитвенными модуляциями голоса или набожным шепотом.
Мы, наконец, приехали. Нас встретили Главные Ученики сеньора М. Это были семь человек средних лет, очень похожие на своего учителя: синевато-искристая проседь, глаза ястребов-стервятников, челюсти неандертальцев, перстни, перстни. Они говорили по-португальски, мы – по-русски. Нам переводила (и очень хорошо переводила) русская переводчица Лена. Очень симпатичная девушка, вышедшая замуж за бразильца.
Я не знаю португальского языка. Знаю только «спасибо» - «обригадо» и почему-то «акула» - «туборао». Очень красивый язык. Такой, знаете, карнавальный.
Испанцы имеют свою версию происхождения португальского языка. Дело было так. Сервантес как-то сидел и писал своего бессмертного «Дон Кихота». В один прекрасный момент он устал, пошел в таверну и там выпил пару литров вина. После чего заговорил по-португальски. То есть португальский – это поддатый вариант испанского. Кстати, в этом что-то есть похожее на правду. Бразильский вариант португальского, между прочим, очень сильно отличается от португальского португальского. И чтобы заговорить на бразильском португальском, Сервантесу надо было бы выпить как минимум пять литров.
Мы обменялись с учениками сеньора М. официальными приветствиями. Александр очень четко и корректно сказал, что он восхищен Бразилией, университетом Р., творческим наследием сеньора М. и тем радушным приемом, который нам оказали многоуважаемые ученики сеньора М. Александр сказал почти все, что можно было сказать в подобной ситуации и подло не оставил мне почти ничего. Я, утомленный сорокачасовым трансфером, загнул какую-то странную речь о том, что Амазонка – самая длинная река в мире, и поэтому Бразилия через сто лет будет величайшей страной на планете (люди в перстнях посмотрели на меня с удивлением), но в России, - продолжил я развивать свой бред, - тоже есть очень длинные реки, такие как Енисей, Обь, Волга, Иртыш, Нижняя Тунгуска (Нижняя Тунгуска, судя по всему, особенно впечатлила бразильских товарищей), Амур, Вилюй и др., а самая длинная из русских рек – Лена, а переводчица у нас тоже Лена, и она прекрасна, как бразильская Амазонка (Лена покраснела), и, таким образом, я уверен, что наше сотрудничество будет успешным и намеченное мероприятие пройдет на ура. Логики в моей речи было мало, но бразильцам она в целом понравилась.
Бразильцы сказали, мерцая перстнями, что они очень рады приветствовать нас в университете Р., что они надеются, что наше долгое путешествие было не очень обременительным, что Россия – великая страна, в которой очень-очень много традиционных ценностей (как диких обезьян в Бразилии – подумал я), о которых обязательно должны узнать бразильцы, которые в количестве нескольких сотен человек завтра соберутся в актовом зале, который уже готов к приему дорогих гостей, которые сейчас могут отдохнуть, поесть, выпить и погулять по территории университетского городка, который очень мил.
Мы расселились по номерам, которые были прекрасны, приняли душ, поели, выпили (намного меньше Сервантеса) и пошли гулять по университетским окрестностям.
В мае в Бразилии – сезон дождей. Но нам повезло. Выдались два солнечных и нежарких дня. Юг Бразилии – фантастическая зона. Это просто геомикст. Зеленые лужайки. Куча каких-то диковинных птиц. Ящерицы. Змей нет. Пальмы. Платаны. Сосны. Орхидеи. Бамбук. Кактусы. Дубы. Я увидел даже пару берез. Заросли малины. Рядом – мандариновые деревья. Миллион деревьев, кустов и цветов, названий которых я не знаю. Прудик с подмосковной ряской. Камыши, стрекозы. Фламинго. Лебеди. На берегу – кокосовая пальма. Под пальмой – скамейка и рядом россыпь совершенно русских маслят. Где я? В раю? Нет, я в Бразилии.
Я сел на скамейку. Сижу, как русский масленок под бразильской пальмой. Думаю. О чем? Да все о том же, о вечных традиционных ценностях, которые нельзя сформулировать. Они просто есть.
На следующее утро в актовом зале собралось, как и было обещано, несколько сотен бразильцев. Были даже родители с детскими колясками. В первом ряду сидели семеро в перстнях и в наушниках. Лена делала синхронный перевод, и хорошо делала.
Сначала выступил первый из этих семерых, наверное, главный. В течение получаса благодарил дорогих российских гостей за то, что приехали и так далее. Потом по очереди выступили примерно по десять минут остальные шестеро. Потом с ответным получасовым словом выступил Александр. Он произнес алаверды. Все выступления сопровождались бурными аплодисментами. После выступления главного и Александра бурные аплодисменты, согласно статусу, перешли в овацию. Затем был показан часовой фильм про Россию. Кремль, Путин, Сибирь, ансамбль «Березка», иностранцы, поющие «Подмосковные вечера»… Все, как надо. Аплодисменты. Дальше главный в перстнях сказал:
- А теперь, в завершении нашей незабываемой встречи слово для краткого приветствия предоставляется профессору Ле-ди-са-тра-тоуф. Профессор Ле-ди-са-тра-тоуф коротко расскажет нам о русских традиционных ценностях.
- У тебя минуты полторы… - шепнул мне Александр.
Я, ошалев, вышел к трибуне. И сказал примерно следующее:
- Дорогие бразильские друзья! Бразилия – великая страна. Россия – тоже великая страна. У вас, бразильцев, есть традиционные бразильские ценности. У нас, русских, есть традиционные русское ценности. И хотя мы находимся на разных материках и говорим на разных языках, я могу сказать точно: ваши ценности – это наши ценности, а наши ценности – это ваши ценности…
Зал взорвался аплодисментами, переходящими в овацию.
- Мне всё нравится в Бразилии, - продолжил я, - Амазонка, Рио де Жанейро, ваш университет, сеньор М., капуэро, самба, пираньи…
Зал взорвался хохотом и аплодисментами, переходящими в овацию.
- Жоржи Амаду, капуэро… а, я о нем уже говорил…
Смех в зале, аплодисменты.
- Карнавал, кофе, рабыня Изаура…
Смех, аплодисменты.
- Все это ваше, бразильское. Но оно же и наше, русское. У нас есть матрешки, балалайки, водка, Путин…
Аплодисменты, смех.
- И это все тоже ваше, бразильское.
Из зала:
- И Путин тоже?..
Смех, аплодисменты.
- Конечно. Путин – бразилец.
Аплодисменты, переходящие в овацию.
- В общем, у нас с вами общие традиционные ценности. И хотя я знаю только два бразильских слова, я все же скажу. С нашими традиционными ценностями нам не страшна никакая транснациональная тубарао империализма…
Смех, овации.
- Так что давайте вместе хранить наши традиционные ценности! Большое вам обригадо!
Аплодисменты, овации. Зал встает. Звучит российский гимн. Овации. Звучит бразильский гимн. Овации. На трибуну выходит главный в перстнях:
- Наш симпозиум завершен. Спасибо всем. До новых встреч.
После симпозиума мы с Александром собрали вещи (через три часа – отъезд), вместе с Леной и семерыми перстненосцами сели в автобус и поехали на виллу к главному. Обедать.
Главного звали все-таки Педро.
За обедом мы очень много выпили, и за Сервантеса, и за того парня. Все были очень хорошие. И тогда Педро, уже мало что соображавший, сказал мне (через Лену, конечно):
- Ты, профессор, очень здорово выступил. Это был настоящий успех. Здорово у тебя получилось про Путина с Изаурой. Я думаю, мы тебя должны принять в нашу ложу. Эй, сеньоры, примем профессора в нашу ложу?..
Шестеро что-то ответили нестройным хором. Лена замялась:
- Ну… в общем, они сказали, что… извините… там особое бразильское выражение…
- Да ладно, говорите, Лен, чего уж там…
- Ну… это можно перевести примерно «как два пальца…» Ну, вы понимаете…
- Вполне.
Педро:
- Сейчас мы еще немного выпьем и примем профессора в нашу ложу.
Выпили. В комнату вошел шофер и сказал:
- Сеньоры, мы опаздываем. Нам пора выезжать в Порту Алегри. А то сейчас начнется ливень. И ехать нам не меньше пятнадцати часов…
- Ладно, профессор, - похлопал меня по плечу Педро. – Примем тебя в нашу ложу в следующем году.
- Приедешь к нам на симпозиум в следующем году?
- Обязательно.
Мы душевно простились и поехали в Порту Алегри.
Обратная дорога заняла около пятидесяти часов. На Родину традиционных ценностей я вернулся очень уставшим немасоном.
Через пару дней мы списались с Александром по электронке. И я узнал, может быть, главное.
Сеньор М., помимо всего прочего, был лепшим другом одного очень известного российского государственного деятеля. Вы все его знаете. А называть я его не буду. Вот как все делается в этом мире. Ну и что? Я нисколько не разочарован.
Ведь маслята, пальмы, перстни, недоставшаяся мне ложа, моя пламенная речь, смех в зале и овации, переходящие в овации, - все это было настоящее.
А все-таки согласитесь: чуть было не вступить в масоны – по пьяни – в бразильских джунглях – это круто.
Даже если Педро просто пошутил.
P.S. Я тут на досуге не удержался и подсчитал. Все, что было истрачено на меня: авиабилеты, проживание и прочее. Если все это поделить на количество слов, которые я произнес в Бразилии в течение полутора минут, получится где-то 50-70 долларов за слово, то есть примерно шесть долларов за звук. Чтоб я так жил!
Господи, где мы?! В аду? Нет, на планете Земля в XXI веке.
Оценили 15 человек
20 кармы