С. Бэчелор - Исповедь буддийского атеиста 15. Месть Видудабхи

0 277

ПРЕДСТАВЬТЕ, что вы продираетесь сквозь джунгли. Внезапно вы наталкиваетесь на руины давно оставленного храма. Единственные части строения, которые все еще продолжают стоять, покрыты лианами и другой растительностью. Камни, статуи, колонны и балки разбросаны по лесной подстилке, некоторые из них все еще в хорошем состоянии, но главным образом вы видите только обломки и фрагменты, покрытые мхом. Затем вы замечаете резной фриз с изображениями, бегущими вдоль останков внешней стены. Некоторые фигуры прекрасно сохранились, и еще можно разобрать какие-то сценки. Вы продолжаете поиски среди опавшей каменной кладки. Там вы тоже находите камни с дополнительными сценами с фриза, хотя многие повреждены и изношены, и потому трудно понять, что на них изображено. И все путается. Хуже всего то, что вы понятия не имеете, какую историю пытались поведать создатели резного фриза.

Чтение палийского канона с целью узнать человека Сиддхаттху Готаму походит на это. Вы продираетесь сквозь страницы наставлений и постоянные нудные повторы. Только изредка вам попадается развернутый биографический материал. Чаще вы сталкиваетесь с изолированным предложением или абзацем, как с резной сценкой на камне, в котором с трудом проглядывают его мир и его эпоха. Редко такие сцены помещаются в понятный контекст. Почти никогда не объясняется, в какой период жизни Готамы происходят описываемые события, что за персонажи участвуют в рассказе. Если вы, как и большинство читателей, для кого были предназначены эти тексты, вы в большей степени интересуетесь Дхаммой, то эти биографические отрывки кажутся вам, в худшем случае, совершенно неважными или, в лучшем случае, просто декоративными элементами.

Я же полагаю, что эти разрозненные пассажи сохраняют фрагменты истории, которая не была полностью рассказана. Ее сюжет был долгое время не виден в тени мифа о принце, жившем во дворце, но отказавшемся от своего царства, который обретает пробуждение, создает собственное учение и общину, а затем умирает. В мифе рассказывается, как глубокое пробуждение разрешает экзистенциальные проблемы одного человека. В нем изящно излагается буддийское учение о спасении, выраженное в таких словах, которые может понять каждый. До такой степени, что вы можете отождествить свое положение с экзистенциальной дилеммой Будды, с которой он столкнулся, будучи молодым человеком, и которая подвигла его оставить свою семью. Вы можете принять возможность разрешения своих внутренних конфликтов путем духовного пробуждения. Однако здесь и заканчивается вдохновляющая сила этого буддийского мифа.

Нерассказанная история, однако, начинается с пробуждения. Она повествует о человеке, обладавшем радикальным пониманием, какой должна быть жизнь человека и общества, который провел оставшиеся сорок пять лет своей жизни, четко излагая свое учение и создавая сообщество, которое должно было сохранять его идеи после его смерти. Чтобы достигнуть своей цели, он должен был вступить в спор с брахманами и представителями других неортодоксальных религиозно-философских традиций. Он должен был убедить таких взбалмошных царей, как Пасенади, что его учение заслуживает поддержки. И ему нужно было предугадывать последствия действий его честолюбивых родичей, таких как Девадатта и Маханама. В отличие от мифа, этот сюжет не может быть изложен в нескольких запоминающихся фразах. Эта история складывается из многих переплетенных сюжетных линий, содержит множество персонажей и разворачивается в отдаленных странах и городах, большинство из которых сегодня больше не существует.

...

Правдивая, непредвзятая история о жизни Готамы рассказывает о человеке, обладавшем радикальным пониманием, какой должна быть жизнь человека и общества в целом; который провел оставшиеся сорок пять лет своей жизни, четко излагая свое учение и создавая сообщество, которое должно было сохранять его идеи после его смерти

В течение почти четырехсот лет, прежде чем он был впервые записан на Шри-Ланке, палийский канон существовал в памяти тех монахов, которым было доверено ответственное задание сохранять учение Будды для потомков. В первую очередь, эти ранние компиляторы Канона стремились сохранить Дхамму, учение Будды. Их, по-видимому, не интересовали ни порядок, в котором Готама произносил свои проповеди, ни описания политических и социальных обстоятельств его времени. Они классифицировали его беседы согласно тому, были ли они длинными или средними по продолжительности, объединялись одной темой или излагались в виде пронумерованного списка. Поэтому ни хронология, ни исторический контекст не учитывались. Фрагменты сохранившихся биографических подробностей были рассыпаны по тексту, как иголки в стоге сена. К счастью, монахи продолжали сохранять эти обрывки исторического материала наряду со всем остальным, что они усердно запомнили, независимо от их ценности. Несомненно, за долгое время определенные детали событий забывались, сознательно опускались или путались, а богословские пассажи, напротив, тщательно разрабатывались и уточнялись.

Все же, когда вы собираете эти рассыпанные осколки истории по всему Канону и пытаетесь соединить их снова в порядке их появления, вы обнаруживаете необыкновенную последовательность и связность рассказа. Еще нужно постараться отыскать фрагмент, который не проясняет целое или совершенно не согласуется с любым из других отрывков. Как каждый обитый и потрепанный погодой камень становится на свое место в скульптурном фризе, опоясывающем стены храма, так высокая трагедия о жизни Сиддхаттхи Готамы начинает разворачиваться перед пораженными зрителями.

...

Готама не может быть совершенным, потому что он не Бог. Он не исключал самого себя, когда говорил, что все вещи непостоянны, ненадежны и обусловлены

Тем не менее, привычка – вторая натура. В моих поисках исторического Будды я все еще ищу совершенную личность: того, кто не может ошибаться, чьи мысли, слова и действия рождаются из безошибочного понимания. Но Готама не может быть совершенным, потому что он не Бог. Он не исключал самого себя, когда говорил, что все вещи непостоянны, ненадежны и обусловлены. Он попытался ответить на стоявшую перед ним проблему наилучшим из возможных способов. Когда я пытаюсь представить себя на его месте, я должен забыть все, что знаю о том, что произошло за века, которые нас разделяют. Он совершенно не подозревал, что после его смерти буддизм распространится по всему свету. В беспокойной обстановке своего времени он не мог знать, доживет ли он, его община или его учение до следующего дня.

Принцу Видудабхе, сыну царя Пасенади и «госпожи» Васабхи, было шестнадцать, когда он впервые посетил родину своей матери. Как приличествовало его высокому положению, преемник косальского трона должен был ехать в Капилаваттху на слоне во главе процессии сановников, солдат и слуг. Еще когда он был маленьким мальчиком, он настойчиво просил Васабху позволить ему навестить своего дедушку, Маханаму, в Сакья. Он не понимал, почему, в отличие от других мальчиков при дворе Пасенади в Саваттхи, он никогда не получал в подарок игрушечных лошадок или слоников от отца своей матери. Васабха объясняла это тем, что до Сакья было слишком далеко, хотя на самом деле до владений его дедушки по Северному пути было всего сто тридцать километров. В конце концов после многочисленных просьб она смягчилась и позволила ему поехать на свою родину.

Кузен Будды Маханама сердечно приветствовал прибывших в Капилаваттху Видудабху со свитой и поселил их в доме для гостей. Молодой принц не мог понять, почему кроме его дедушки только дядя приветствовал его. Ему сказали, что все младшие члены правящего рода выехали за город. Тем не менее, во все время пребывания Видудабхи его щедро развлекали и всячески оказывали ему гостеприимство. Сразу после отбытия принца один из его солдат обнаружил, что он забыл свой меч, и вернулся, чтобы забрать его. Войдя в покои, он увидел, что женщина моет молоком скамью, где сидел принц Видудабха, и услышал ее надменное бормотание: «Здесь сидел сын рабыни Васабхи!» Когда он сообщил то, что он услышал, генералу Караяне, командующему армией, разразился скандал. Юный принц, который был глубоко оскорблен и скомпрометирован этими словами, тут же поклялся: «Эти сакьи моют молоком скамью, на которой я сидел; когда я взойду на трон, я перережу им глотки и вымою ее их кровью!»

Когда царю Пасенади рассказали о том, что произошло, он пришел в ярость, лишил Васабху и Видудабху их царских привилегий, обрил их, одел в рубище и вновь сделал рабами. Узнав, как Пасенади поступил с женой и сыном, Г отама отправился во дворец, чтобы ходатайствовать за них. Он признал, что сакьи поступили неправильно, обманув царя, но утверждал, что происхождение матерей царицы и принца не имеет значения. «Главное – каков отцовский род, – сказал он. Так как Васабха была дочерью правителя провинции Сакья Маханамы, а Видудабха был рожден от самого Пасенади, то, кем были их матери, – совершенно неважно. Царь, который был эмоционально привязан и к жене и к сыну, внял его рассуждениям и восстановил своих близких в их прежнем статусе.Готама и Пасенади в это время разменяли уже восьмой десяток. Хотя царь все еще мог считать принца Видудабху преемником трона, вряд ли другие придворные– особенно верные традициям брахманизма– могли допустить, что будущим царем Косалы станет юноша, в чьих венах течет кровь рабыни. Пасенади понимал, что положение его рода на престоле было шатким. Положение Готамы в Саваттхи точно так же было поставлено под угрозу раскрывшимся обманом его родича Маханамы. Его враги могли считать, что он вместе с братьями Маханамы, Анандой и Ануруддхой, участвовал в предательстве сакьев. Кажется, что с этого момента идиллическая жизнь Готамы в роще Джеты закончилась.

Хотя сегодня сложно установить точную последовательность событий, кажется весьма вероятным, что Готама оставил Саваттхи в атмосфере подозрений и вернулся в Раджагаху. Здесь ему тоже пришлось пережить нелегкие времена. Когда Готаме было семьдесят два года, его первого мецената, царя Бимбисару, сместил с престола его сын Аджатасатту. Чтобы старый царь не смог вернуть себе власть, Аджатасатту заключил своего отца в тюрьму и заморил его голодом до смерти. Мать Аджатасатту, царица Дэви, сестра царя Пасенади, узнав о случившемся, не смогла оправиться от шока. В то же время двоюродный брат Сиддхаттхи Девадатта, став наставником Аджатасатту, попытался захватить власть в монашеской общине.

После безуспешных попыток убедить Будду, в силу преклонного возраста, удалиться на покой и передать руководство общиной ему, Девадатте, последний пытался навязать своему двоюродному брату пять дополнительных правил для монахов. Согласно им, монахи должны были (1) жить в лесах, (2) укрываться только под ветвями деревьев; (3) не входить в дома мирян, чтобы получить еду или (4) принять в дар одежду; (5) употреблять только вегетарианскую пищу. Готама отказался ввести эти правила. Мало того, что они строго ограничивали социальную мобильность монахов, они превращали общину в аскетическое движение, наподобие джайнского. Тем не менее, Девадатта заявил, что сам он примет эти правила, и призвал других последовать его примеру. Значительное число более молодых монахов присоединялось к нему, тем самым внеся раскол в общину. Девадатта и его последователи удалились на покрытый лесом холм, лежащий вне границ города Гая, чтобы блюсти свой строгий устав. Также возможно, что Девадатта или его мирские сторонники покушались на жизнь Готамы во время этой борьбы за власть.

В конечном счете раскол был «излечен» учениками Готамы Сарипуттой и Моггалльяной, которые убедили раскольников вернуться на путь истинный. Что произошло с Девадаттой после того, как его попытка организовать собственную общину не увенчалась успехом, не совсем ясно. Похоже на то, что он раскаялся и стремился примириться с Готамой, но умер прежде, чем добрался до рощи Джеты. Этот эпизод показывает, что в ближнем кругу последователей Готамы были разногласия и внутренняя борьба. Девадатта, возможно, был не единственным из старейших монахов, кому казалось, что устав монашеской общины не был достаточно строгим. Готама был уже стариком, и его авторитет открыто ставился под сомнение.

Готама вернулся в Раджагаху после разоблачения обмана в Саваттхи. Возможно, это был его первый визит в столицу Магадхи со времен раскола. Здесь он со своей свитой монахов пребывал не в Бамбуковой роще, а в круглом павильоне в манговой роще, принадлежавшей Дживаке, придворному врачу, который получил образование в Таккасиле. Вероятно, это свидетельствует о том, что Готама был болен и нуждался во врачебном уходе. Однажды ночью, когда светила полная луна, Готаму, по предложению Дживаки, пришел навестить бывший покровитель Девадатты, царь Аджатасатту. Доктор советовал царю поговорить с Буддой, чтобы «он успокоил» сердце владыки». Похоже, Аджатасатту терзало чувство вины и раскаяния в смерти своих родителей.

Царь Аджатасатту вошел в павильон и увидел Готаму, сидящего у центральной колонны в окружении монахов. «У меня есть вопрос, – сказал царь. – На меня работают люди разных профессий: объездчики слонов, повара, солдаты, парикмахеры, пекари, гончары, счетоводы, а также многие другие. Все они здесь и сейчас пользуются плодами своих трудов, содержат и себя, и жен с детьми, и друзей. Но может ли кто-нибудь указать на зримый здесь и сейчас плод отшельничества?»

«Предположим, у тебя есть раб, – ответил Готама, – который работает на тебя усердно с рассвета и до захода солнца. Но однажды он задумался: “Как странно. Царь Аджатасатту – человек, и я – человек. Но он живет, как бог, а я живу, как раб. Что если бы я сбрил волосы и бороду, надел желтые одеяния и странствовал бездомным?” И со временем он может сбрить волосы и бороду, надеть желтые одеяния и, оставив дом, странствовать бездомным. Так, будучи странником, он станет жить, обуздывая тело, речь, ум; довольствуясь малым, радуясь уединению. И если бы кто-то поведал тебе об этом, сказал бы ты так: “Этот раб должен немедленно вернуться ко мне и работать на меня, как прежде”?»

«Нет, – сказал царь. – Я не стал бы так говорить. Наоборот, я почитал бы и защищал этого человека. Я предоставил бы ему одежду, еду, жилье и все, что ему необходимо».

«Тогда, великий царь, не является ли это зримым здесь и сейчас плодом отшельничества?»Сиддхаттха Готама не считал, что его учение может принести только невидимые духовные плоды в этой или будущей жизни. Следуя его философии, люди могли освободиться от позорного рабского положения, завоевать уважение и поддержку тех, кому они ранее служили. Его учение имело очевидные социальные последствия. Готама рассматривал свою общину как новый вид общества в миниатюре, в котором социальное положение, каста и пол больше не определяют вашу личность. Он сравнивал свои учение и практику с океаном, в котором все реки сливаются воедино и теряют свою идентичность. Поскольку, принимая учение и практику, вы больше не принадлежите никакому определенному социальному классу. Ибо, «как великий океан имеет один вкус – вкус соли, точно так же и учение Будды имеет один вкус – вкус освобождения».

...

Сиддхаттха Готама не считал, что его учение может принести только невидимые духовные плоды в этой или будущей жизни. Его учение имело очевидные социальные последствия

В конце их разговора Аджатасатту решился открыть то, что мучило его. «Ради трона, – признался он, – я лишил жизни своего отца, хорошего человека и доброго царя». Готама принял его исповедь. «Кто осознает свое преступление, – ответил он, – и признается в нем, чтобы исправиться в будущем, тот совершенствуется в нравственности [8] ». Возникает тема прощения, которая объединяет эти трагические события: Пасенади простил Васабху и Видудабху; Аджатасатту простил гипотетического беглого раба; Готама простил царю отцеубийство. Затем Аджатасатту, почувствовав облегчение и возрадовавшись словам Готамы, поднялся со своего места, поклонился и покинул его. Насколько мы знаем, это был последний раз, когда они виделись лицом к лицу.

Последняя встреча Сиддхаттхи Готамы с царем Пасенади произошла, вероятно, через год или немного позже, в городе под названием Медалумпа в провинции Сакья. Царь Пасенади и его главнокомандующий, генерал Караяна, пребывали в соседнем городе Нагарака, откуда они на царской колеснице приехали навестить Готаму. Они сошли в конце дороги на землю и по тропе прошли в рощу, где медленно прогуливалось множество монахов. Когда они спросили, где они могут найти Готаму, один монах ответил: «Вот там его обитель, о владыка.

Та, которая с закрытой дверью. Подойдите к ней осторожно, пройдите по террасе, откашляйтесь и постучите. Он откроет вам дверь». Пасенади оставил свой меч, тюрбан, веер, зонтик и сандалии генералу Караяне и с непокрытой головой и разоруженный один направился к хижине.

Войдя, Пасенади распростерся в ногах Готамы и, покрывая их поцелуями и нежно гладя их, повторял: «Я – царь Косалы Пасенади, достопочтенный, я – царь Косалы Пасенади». Готама сказал: «Но, великий царь, почему ты почитаешь меня таким образом? Зачем выказываешь такую любовь?»

Пасенади начал бессвязно восхвалять Будду, его учение и его монахов. Он говорил как оскорбленный и сломленный человек, который упустил власть из рук и больше не внушает никому уважения. Пасенади жаловался, что как царь он должен распоряжаться жизнями своих подданных, но в настоящее время, сидя во главе совета, он не может даже запретить людям прерывать его, когда он говорит. Но, когда он слышал, как Готама обращается к большому собранию монахов, он заметил, что никто даже не осмеливается кашлянуть, чтобы не прервать его беседу. «Удивительно, – отметил он с завистью, – как такое большое собрание может быть настолько дисциплинированным без наказаний или оружия». В конце встречи он сказал: «И ты еще спрашиваешь меня, почему я оказываю тебе такие почести и ласки? Потому что ты дворянин, и я – дворянин; потому что ты косалец, и я – косалец; потому что тебе восемьдесят лет, и мне восемьдесят лет. А теперь я должен идти. Я очень занят, и мне нужно многое сделать».

Когда царь выходил из хижины, поблизости не было Караяны; только служанка и лошадь одиноко стояли перед ним. Женщина поведала Пасенади, что Караяна взял меч, тюрбан и другие оставленные ему вещи – символы царской власти – и отправился к наследному принцу Видудабхе, чтобы короновать его на царство. Учитывая все то, что он только что сказал Готаме, старик, возможно, был не очень удивлен этим заговором между своим генералом и сыном. После терпеливого многолетнего ожидания Караяна воспользовался случаем, чтобы отомстить за своего дядю Бандхулу, бывшего командующего армией и председательствующего судью, которого Пасенади убил из страха, что он хочет свергнуть его. Старый царь понял, что ему остается только одно – проехать более трехсот километров к югу и просить политического убежища и, возможно, военной поддержки у своего племянника, царя Аджатасатту.Так как косальская армия, скорее всего, уже собиралась на границах провинции Сакья, готовясь атаковать Капилаваттху в отместку за обман Маханамы, визит царя Пасенади и Караяны к Готаме выглядит как циничная уловка, которую спланировал генерал, чтобы избавиться от сентиментального и слабого старого монарха. Когда первые отряды войска под командованием недавно коронованного царя Видудабхи приблизились к границе, они встретили Готаму, который ждал их, сидя в тени деревца. Сначала казалось, что одно его присутствие и авторитет могут сдержать Видудабху, который приказал солдатам отступить. Однако после трех таких отступлений Готама понял, что он бессилен предотвратить то, что должно было произойти. Поэтому он, как и Пасенади, отправился на юг в Раджагаху, пока войска Видудабхи маршировали по направлению к Капилаваттху с приказом уничтожать всех сакьев, которых они увидят, «не щадя даже грудных детей».

Я представляю себе, как подавленный Пасенади понуро сидит в седле своей лошади. Его служанка плетется рядом. Когда они переходят из Сакья в Маллу, сезон дождей еще не наступил: беспощадно палит жаркое солнце, кругом жужжат мухи, горячие ветры швыряют пыль Северного пути в их потные лица. Без своего меча, тюрбана, веера, зонтика и сандалий Пасенади – просто усталый старик, отправившийся в долгое путешествие в худшее время года.

Готовность Пасенади отдать себя на милость своего племянника, царя Магадхи Аджатасатту, явственно свидетельствует об отчаянии свергнутого монарха. Узнав, что Аджатасатту уморил голодом ее мужа Бимбисару, Дэви, бывшая царица и сестра Пасенади, обезумела и умерла от горя. В отместку за ее смерть Пасенади начал войну против Аджатасатту, чтобы вернуть себе стратегически важные деревни вблизи Баранаси на северном берегу Ганга, которые были отданы Бимбисаре как часть приданого Дэви. Ни одна сторона, однако, не смогла одержать безоговорочную победу. В знак примирения Пасенади вынужден был отдать свою любимую дочь Ваджири в жены человеку, который был виновником смерти его сестры. Пасенади был одинок. Маллика, его первая царица и мать Ваджири, умерла за несколько лет до этого. У него не было другого выхода, кроме как доверить свое будущее человеку, о котором, судя по сохранившимся свидетельствам, едва ли можно сказать, что он заботился о своих пожилых родственниках. Единственным лучом света была возможность повидаться с любимой дочкой. Только она могла уговорить Аджатасатту сжалиться над ним.

Переправившись через Ганг, Пасенади должен был двигаться по дороге, которую создал Бимбисара, чтобы соединить порт Патали со столицей Раджагахой. Ночью он достиг города. Врата были закрыты и стражники отказались впустить этого взъерошенного старика, который утверждал, что был отцом царицы. Измотанный долгим странствием, Пасенади поселился в гостинице вне городских стен. Следующим утром служанка нашла его мертвым. Узнав об этом, Аджатасатту настоял на том, что сам организует похороны своего дяди и тестя. И они были проведены с большим размахом и почестями, которые приличествовали памяти такого великого правителя, как царь Косалы Пасенади.



"Падение такого мамонта в пропасть официального иноагентства, со всеми последствиями, - шаг заметный"

Переформатирование элит идет сверху донизу, обратно и во все стороны.  Если это правда - что Аллу Пугачёву признают иноагентом, то падет один из самых значимых "бастионов" отечестве...

Блеск и нищета «Демократии»

Исходя из античной теории и последующего исторического опыта, власть всего народа, называемая демократией, в принципе, невозможна; ее никогда не было, нет и не будет.И, вместе с тем, есть что-то очень...

Невоенный анализ-57. Десять поляков вышли погулять. 27 марта 2024

Традиционный дисклеймер: Я не военный, не анонимный телеграмщик, не Цицерон, тусовки от меня в истерике, не учу Генштаб воевать, генералов не увольняю, в «милитари порно» не снимаюсь, ...