Дурная манера

Предисловие.

Всё имеет свой конец. Хорошее и плохое. Весёлое и грустное. Радостное и печальное…

Иногда, эти переходы из одного состояния в противоположное у человека случаются быстрее, чем вещество превращается в пар, газ, лёд, жидкость. Но что удивительно, если его «размазало» горем, - человек понимает это быстро. А свалившееся счастье должно ещё реализоваться в долгих размышлениях, здравых сравнениях, и выпрыгивающего из груди, бешено колотящегося сердца. И это всё при том, что человек всегда готов стать счастливым (а кто готов стать сегодня, завтра, через год или… через час стать несчастным?). Всё уже взвешенно и продуманно давно. В снах, грёзах, мечтах ли – «карманы» для счастья открыты во всю ширь. И поражают своей глубиной…

 Так было и с Сергеем, молодым человеком 20-ти лет, студента-первокурсника института, в одном из городов нашей необъятной страны. Он был собран и подготовлен к встрече с счастьем, которое должно постигнуть его сегодня. Три недели – достаточный срок для подготовки. Особенно, когда лежишь в отделении травматологии, 1-й Городской больницы, куда он попал с переломом (как гласил выписной эпикриз) 6 -7 грудного позвонка. Травма была получена абсолютно нелепо, но и так же заслуженно (Сергей сам признавал это). Три недели ожидания сегодняшнего счастья – последствие привычки, которая была у него с детства. Эта привычка, - многих и до него, приводила к неприятностям различной степени тяжести. А бывали случаи, когда «степень тяжести» была уже неразличима. Настолько, что последователи этой привычки ложились (в самом прямом смысле) на нескольких людей сразу, - на плечи тех, кто нёс ящик узким концом вперёд, и на седые (или внезапно ставшими седыми от горя утраты) головы родных и близких.

 Качание на задних ножках стула – процедура, предостережение от которой у многих родителей вызвало образование «твёрдых мозолей» на языке. Потому что никто не хочет, чтобы потом совершались разные медицинские процедуры...

 Родители Сергея – не исключение. И им (до происшествия трёхнедельной давности) удавалось уберечь сына от унылого лежания в четвёртой палате травматологического отделения городской больницы. Материнские ласковые увещевания, отцовские суровые выговоры (а иногда, и подзатыльники), - всё это сохраняло их чадушко от кровати, поставленной на специальные подставки, которые обеспечивали верный угол (градусов 25) по отношению к полу, лишённой матраса. И без подушки…

Так могло продолжаться вечно, если бы Сергей не вырос. Особенно стало проблемно для осуществления родительской опеки, когда сына призвали служить на военно-морской флот. (Сергей не преминул воспользоваться этим обстоятельством, и накачался там вдоволь. И не только на стульях, а на лавках тоже.) Там всё обошлось, и Сергею не было повода изменить своему увлечению, которое расшатывало ножки мебели, а бывало, что портило пол, оставляя в линолеуме если не дыры, то вмятины, как минимум…

 Поступление в институт ничего не меняло. А может и усугубляло, потому что Сергей просто стал сидеть на занятиях так, чтобы передние ножки стула были постоянно «вздыблены», как кони Клодта на всех постаментах Аничкова моста…

 А корректуру в его жизнь, как водится внесла любовь! Мысль об этом у Сергея возникла на третий день ожидания своего сегодняшнего счастья. А на четвёртый – она превратилась в «монолит» непоколебимой уверенности. Именно любовь «уложила» его на кровать, криво стоящую в пространстве четвёртой палаты, находящейся в пространстве травматологии больницы. «Выпрямила» о доски. И лишила подушки…

Но жизненная справедливость не была нарушена, как философски размыслил Сергей в первые два дня (и две ночи) своего пребывания на новом ложе. Лишённая одного, - кровать приобрела другое.

Так, например, матрас компенсировался добротно сколоченным деревянным щитом, чья ровная поверхность была застелена простынёй. Толщина простыни и стимулировала благочестивые ночные размышления пациента с переломанным хребтом. И не только она. Подушку, как её заместителя, представляло кожаное приспособление. Похожее на шлем лётчика. С прорезями для ушей. Верх тоже был не целиковый, - две кожаные широкие полоски определили направления: «лоб-затылок» и «левое ухо-правое ухо». «Перекрёсток» был на макушке. Он был «усилен» нашитым кружочком из толстой кожи, который удерживал металлическое кольцо. Назначение его было непонятным, но быстро разъяснилось. Сразу же, как этот удивительный шлем («нахарник», как шутил он) надели ему на голову, застегнули кнопки под подбородком, и попросили устраиваться поудобнее на кровати – горке. На спину, - так будет достигнуто большее «сцепление» с деревянным щитом. Сергей лёг как его попросили, но тут же совершил «спуск» вниз. «Слей» на простыне, которая сыграла роль «боба». Прутья спинки койки, куда упёрлись ноги, не допустили продолжения скольжения. А Сергей, вспомнил школу, где учитель физики (маленький лысый горбун, с разной длиной ног, но очень знающий педагог) терпеливо демонстрировал ученикам опыты с грузиками, скользящими по наклонной поверхности, чтобы потом забавное зрелище, беспощадно преобразовать в «тоску» формул на доске…

 Держась руками за края кровати, больной, извиваясь ужом (который вдруг решил поползать на спине), снова забрался к верхней спинке и уцепился руками за блестящую дужку, удерживаясь наверху. Подняв глаза на стоящих за спинкой врача и медсестру, Сергей заметил, что пока он «катался» верхнюю спинку кровати уснастили предметом, который также был необходим на кровати, как скажем, зайцу «стоп-сигнал» (и ему же, - триппер). Или собаке – пятая нога. Рыбе – зонтик, а лысому – расчёска. Больничная койка стала ещё более напоминать «прокрустово ложе».

 Когда впоследствии, Сергей пытался передать внешний вид необычного (и непонятного по своему назначению) аксессуара, рисуя его на бумаге, создавалось впечатление, что к его кровати присовокупили конус, формата 3D, похожий на стрелу маленькой лебёдки. Сходство придавал маленький валик, вделанный в верхушку конуса. Через него можно было пропустить не толстую верёвку.

 А вот то, что висело на дужке койки, Серёжа сразу узнал, потому что служил на флоте. Это был миниатюрный блок с вертлюгом. Это отмело последние сомнения пациента. Точно лебёдка, которой не хватало верёвки. Но и за ней дело не стало. Только верёвка была точь в точь, как резинка детского эспандера Сергея, который подарил ему отец на день рождения. Там таких было три. Чтобы маленькому Серёже растянуть его, приходилось продевать в одну из ручек ногу, и уперев локоть в бок, наклонять тело в противоположную сторону. Отец, поглядев на красное от натуги лицо старательного сына, сказал, чтобы тот пошёл к маме, и попросил у неё каши, которой (как видно) сын не дополучил до положенной нормы. А сам в это время снял две резинки, которые крепились к ручкам эспандера мудрёными крючками. Теперь его достойный отпрыск мог растягивать спортивный снаряд, разводя в стороны руки. Впоследствии, подросший Сергей крепил этими резинками груз, требующий перевозки на заднем багажнике его велосипеда «Аист» …

На концах больничной резинки тоже были крючки. Один из них зацепил кольцо на макушке шлема, после чего резинку натянули так, что отпала необходимость держаться за спинку и опасаться повторного «спуска». Шлем притянул лямкой нижнюю челюсть, подарив больному возможность выразить своё восхищение протяжным воем. Что Сергей и исполнил. Но медицинский прототип испанской «гарроты» не ставил перед собой задачи облегчения судьбы несчастного пациента. Шлем немного ослаб, дав возможность дышать. Врач проверил степень давления шлема на шею, и сказал медсестре, чтобы убрала два грузика (а Сергей, дождавшись ночи и отцепившись от противовеса, выяснил что грузиков там было ещё четыре). Сергей хотел попросить доктора, пока тот настроен на сострадание и гуманизм, ещё немного облегчить вес, который мог превратить его в объект зависти жирафа и девушек из племени «карен - падаунг». Но челюсть его была ещё слабой. Придётся обратиться с просьбой, когда он натренирует её. Снова вспомнился эспандер…

А врач строго – настрого запретил ему вставать, сидеть, переворачиваться на любой из боков. Предупредил, что завтра будет сделан повторный снимок. Похлопал по плечу громадной ручищей, которая выделяет из врачебной братии хирургов, сунул руки в карманы халата, и торопливо вышел из палаты. Медсестра, поблёскивая стёклами очков, строгим голосом продублировала наставления и рекомендации доктора, чтобы Сергей не забыл, что все его телодвижения отныне – строжайшее табу! Окинула взглядом других пациентов, и тоже вышла из палаты. Теперь пришёл черед санитарки. Она улыбнулась новенькому, сказала, чтобы не стеснялся звать ей, если что-то понадобится… А до туалета, ему теперь «рукой подать», потому что «утку и судно» она специально поставила на стул, чтобы Сергей мог достать их с высоты своей койки…

Теперь, когда всё закончилось и Сергей стал полноправным пациентом, можно было рассмотреть своих товарищей по – несчастью. Мужчина с переломом берцовой кости левой ноги. Тоже на «растяжке», только на более серьёзной. Подкова, за которую зацеплена верёвка соединена спицей, которая насквозь пронзает ногу выше пятки. Погружён в чтение, но иногда бросает быстрые взгляды на новичка…

Молодой парень, возрастом чуть старше Сергея – перелом бедра. У этого спица над коленом. Злое лицо, невидящие глаза. Появление Сергея не вызвало у него ни малейшего интереса…

На соседней койке мужчина с восточным типом лица. Круглый колобок. Лицо доброжелательное, но почему-то неустанно стоит на четвереньках. Когда Сергея привезли в палату, «колобок» уже так стоял. И позы не менял. (Чуть позже, Сергей узнал, что мужчина сломал копчик. Перенёс недавно операцию, где ему вернули отросток на место). Сосед читал какой-то потрёпанный журнал…

Пятая койка пустовала, но была смята. Сергей сделал вывод, что она не пустует. Просто хозяин где-то гуляет…

Потянулись долгие больничные дни (наполненные анализами, уколами, таблетками и пр.) Вечера, которым нет конца. Бессонные ночи (а тут, были рассуждения, мечты и грёзы)

 Трудно было Сергею доказать себе, что нет ничего лучше, чем всегда лежать на спине. А деревянный щит – мягче перины. И так как изголовье кровати поднято, то к чему ещё что-то пихать под голову? Привык к шлему. Развил нижнюю челюсть. Свободно разговаривал с соседями по палате. Чтобы не запустить учёбу, читал литературу, которую таскали институтские однокурсники. А для души читал художественную литературу. Ей Сергея снабжали, приходящие навестить родители…

 Но был ещё один поставщик книг. Самый застенчивый из всех. Который ни разу не зашёл в палату… Но ежедневно, после тихого часа, санитарка приносила аккуратно упакованный свёрток, на котором, красивым почерком были написаны его фамилия, инициалы и номер палаты. Сергей не спешил открывать его. Долго смотрел на надпись, которую недавно выводила рука неизвестного дарителя…

 Впрочем, это только для нас останется загадкой. Сергей прекрасно знал, кто непрестанно думает и заботится о нём. Этот человек помогал его скорейшему выздоровлению. Образ его был перед глазами Сергея днем и ночью…

 Конечно, сам он не признается в этом. И никогда не расскажет, как привычка качаться на задних ножках стула, помогла ему спасти одного человека, который остался ему признателен всю жизнь. Будет отпираться до последнего, что в больнице начал писать стихи, и посвящать их только ЕЙ!

Послесловие.

На удивление, эта история закончилась хорошо. Как того заслуживал Сергей. Перелом у него оказался без смещения. Костный мозг не пострадал, и он не остался инвалидом. После выписки из больницы, он два года носил корсет. Практически разучился сидеть, до сих пор спит без подушки, и на спине…

Спросите меня, откуда я знаю? Мне рассказала одна прекрасная женщина. Та, которая засыпает у Сергея на плече каждую ночь…