Историк Томас Вебер, рассказавший о солдатской поре жизни Гитлера в своей книге “Первая мировая Гитлера” (Hitler’s First War, 2010), недавно выпустил исследование о его послевоенном преображении (Becoming Hitler: The Making of a Nazi). Примечательно, что Гитлер остался в армии даже после заключения Компьенского перемирия, в то время как большинство разгневанных, националистически настроенных солдат присоединялись к всевозможным военизированным группировкам. Главную роль в создании Веймарской республики играли социально-демократические партии, поэтому теперь Гитлер представлял левое правительство. Он даже находился на службе у недолго существовавшей Баварской Советской республики. Конечно, сомнительно, что он питал бы симпатию к левым, скорее он оставался в армии лишь потому, пишет Вебер, что она “давала смысл его существованию”. В апреле 1919 года ему исполнилось 30 лет, и все еще сложно было найти в нем хотя бы намек на будущего фюрера.
Беспрецедентная анархия, охватившая послевоенную Баварию, поможет понять то, что случилось потом. Убийства на улицах уже никого не удивляли, кровавые расправы с политиками случались еженедельно. В этом хаосе все винили левых, чьими видными лидерами были евреи, начинается резкий рост антисемитских настроений. Вскоре, в 1919 году был подписан Версальский Мирный договор. Роберт Герварт (Robert Gerwarth) в своей книге «Побежденные: почему Первая Мировая война закончилась неудачно?» отмечает, что условия Версальского мирного договора, прозвучали как гром среди ясного неба для побежденных центральных держав. Германские и австрийские политики верили, что они порвали с самодержавными традициями прошлого, исполнив тем самым ключевое требование 14-ти пунктов Вудро Вильсона о “справедливом мире”. Кабальные условия Версальского мира шли вразрез с этой идеалистической риторикой.
На следующий день после ратификации Германией Версальского договора Гитлер записался на армейские курсы по антиреволюционной пропаганде. Там он укрепился в своих антикапиталистических и антисемитских воззрениях. Ответственным за организацию курсов офицером был тогда некий Карл Майр (Karl Mayr), человек трагической судьбы, позднее переметнувшийся к левым. Он погиб в Бухенвальде в 1945 году. Майр описывал Гитлера как «уставшую бездомную собаку, ищущую хозяина». Заметив его талант к публичным выступлениям, Майр направил его наблюдать за политической активностью в Мюнхене. В сентябре 1919 года Гитлер познакомился с Немецкой Рабочей Партией, представлявшей из себя маленькую маргинальную фракцию. Он взял слово на одном из заседаний, после чего вступил в ее ряды. Всего за несколько месяцев он стал ведущим оратором организации, которая вскоре была переименована в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию.
Если такова действительная скорость радикализации Гитлера – а не все историки с этим согласны – то его путь пугающе напоминает истории, о которых мы каждый день узнаем из новостей, истории о, казалось бы, безобидных любителях кошек откуда-нибудь из пригорода, которые, наслушавшись белых националистов на YouTube, присоединяются к какой-нибудь неонацистской группе на Facebook. Но для истории не важно, как Гитлер пришел к идеям воинствующего национализма и жестокого антисемитизма; важно, что обладал даром внедрения этих идей в массовое сознание. В 2015 году в Германии вышла еще одна биография Гитлера, написанная на 1300 страницах Петером Лонгерихом (Peter Longerich), в которой автор рисует яркими красками способности Гитлера как оратора, организатора и пропагандиста. Даже те слушатели, у кого его слова вызывали отторжение, слушали как загипнотизированные. Он начинал говорить тихо, сбивчиво, проверяя свою аудиторию, создавая напряжение и беспокойство. Он удивлял публику саркастическими замечаниями и актерскими перевоплощениями. Неизменная музыкальная структура: крещендо [4], доходящее до торжествующей ярости. Лонгерих пишет: «Его стиль выступления был экстравагантным и неуравновешенным, бросалась в глаза неподготовленность речи – все это выглядело довольно жалко, в то же время именно его чрезмерная восторженность создавала впечатление правдивости и неповторимости».
Помимо этого Гитлер хорошо знал, как подавать себя в СМИ, чтобы высказанные им идеи прорывались сквозь гул голосов других политиков. Он поддерживал производство легко запоминающихся плакатов, слоганов, предметов символики, со временем у него появились свои фильмы и радио. Между тем, группы коричневорубашечников жестоко расправлялись с несогласными, усиливая те самые беспорядок и беззаконие, с которыми Гитлер обещал бороться. Высшим проявлением его изворотливости стали события после провала Пивного путча 1923 года, когда он чуть было не попрощался со своей политической карьерой. На последовавшем суде он представил свою биографию, как историю простого солдата, услышавшего зов судьбы. В тюрьме он написал первую часть «Mein Kampf», в которой окончательно изложил свои взгляды.
В глазах немецкой либеральной общественности 20-х годов Гитлер выглядел жуткой, но в то же время нелепой фигурой, которая, казалось, не может представлять серьезной угрозы. К середине десятилетия положение Веймарской республики стабилизировалось, и количество голосов за нацистских кандидатов сильно снизилось. Мировой экономический кризис конца 20-х – начала 30-х годов, резко возросшая безработица, а вместе с ней бедность и нужда, дали Гитлеру еще один шанс, и он за него ухватился. В своей книге «Смерть демократии: приход Гитлера к власти и падение Веймарской республики» Бенджамин Картер Хетт искусно описывает этот мрачный период истории. Консерваторы совершили непростительную ошибку, решив использовать Гитлера как инструмент распространения своего влияния в обществе. Они также подорвали основы парламентской демократии, перестали считаться с региональными властями, таким образом, подготовив почву для создания нацистского государства. Левое движение в тот момент было расколото. Руководствуясь сталинскими установками, большинство коммунистов считало своими главными врагами не нацистов, а социал-демократов, которых называли «социал-фашистами» [5]. СМИ делали все для отвлечения внимания общественности, традиционные либеральные газеты вообще перестали выходить. Смелые журналисты, такие как Конрад Хайден, пытались достучаться до обывателя сквозь стену нацистской пропаганды, но все усилия были напрасны. Как писал сам Хайден, «наше разоблачение могут услышать, возможно, даже поверить, чтобы затем, несомненно, забыть».
Хетт воздерживается от прямых указаний на очевидные параллели с современной ситуацией в мире, но он не случайно убрал слово «германский» из заголовка своей книги. Однако на последних страницах он наконец-то раскрывает карты: «Попробуйте подумать о причинах крушения Веймарской демократии в следующем ключе: в стране возникли неразрешимые противоречия, которые вылились в масштабные общественные протесты, направленные против агрессивной политики и удовлетворения частного интереса правящих элит. В сфере культуры всё большее влияние приобретают разнообразные мифы и абсурдные теории. А теперь давайте представим вышеописанную ситуацию без вездесущей свастики, без тихой подступи штурмовых отрядов. Вдруг, оказывается, что такая ситуация нам хорошо знакома, и знаем мы о ней вовсе не понаслышке».
Гитлер отличался от других диктаторов, известных истории: он считал себя гениальным артистом, чьим ремеслом была политика. Неправильно было бы говорить, что он не состоялся как художник, ведь для него политика и война были своеобразным продолжением искусства, только творить в них приходилось другими способами. Именно этому аспекту посвящена книга Вольфрама Питы (Wolfram Pyta) «Гитлер: художник как политик и военачальник», ее издание стало одним из самых ярких литературных событий за последнее время. Хотя эстетизация политики не является чем-то новым, об этом Вальтер Беньямин говорил еще в 1930-е, как и Томас Манн, тем не менее, именно Пита выносит эту проблему на первый план. Он показывает, как Гитлер подменил романтический культ гения фигурой безупречного лидера, возвышающегося над всеми остальными. Геббельсовская пропаганда активно использовала эту идею. Судя по дневникам, Геббельс и сам в нее свято верил: «Адольф Гитлер, я люблю тебя, потому что ты и гениален, и прост одновременно».
Истинный художник не знает компромиссов. Не обращая внимания на скептические замечания и насмешки, он представляет невозможное. Таков смысл печально известного «пророчества» Гитлера, сделанного в 1939 году, об истреблении евреев в Европе: «Я могу предсказывать будущее, хотя надо мной обычно и смеются… Когда-то громкий смех немецкого еврейства уже застрял у них в горле. Сегодня я снова хочу выступить в качестве пророка. Если мировые еврейские финансовые круги снова втянут страны Европы в большую войну, то на этот раз ее результатом будет вовсе не большевизация всей земли, и, таким образом, победа еврейства, а полное уничтожение еврейской расы на территории Европы». Ученые много спорят, когда же Гитлер принял окончательное решение по еврейскому вопросу. Большинство считает, что Холокост – это последовательность антисемитских мероприятий, вызванных давлением и сверху, и снизу. Хотя не нужно было бы даже распоряжения: само по себе «пророчество» Гитлера было скрытым указанием к действию. Летом 1941 года, после вторжения немецких войск на территорию Советского Союза, когда погибли сотни тысяч евреев и славян, Геббельс, вспоминая слова Гитлера, отмечал, что «пророчество» исполнилось «почти сверхъестественным» образом. Это слова знатока, наслаждающегося шедевром. Наблюдая за этими интеллектуальными зверствами, Теодор Адорно [6] заявил, что после Освенцима поэзию можно считать варварством.
Гитлер и Геббельс первыми начали пересмотр Холокоста, первыми начали проводить ложные параллели. 1941 году Гитлер заявил: «Концентрационные лагеря были изобретены не в Германии. Это сделали англичане, чтобы постепенно подчинять себе другие страны и народы». Нацисты приводили в пример лагеря, созданные в Южной Африке британцами. Партийная пропаганда также обращала внимание на страдания американских индейцев и сталинские репрессии в Советском Союзе. В 1943 году Геббельс активно распространял новости о Катынском расстреле, в ходе которого агенты НКВД убили более 20 тысяч поляков [7]. (Геббельс даже хотел опубликовать фотографии захоронений, но генералитет его отговорил). Те, кто сочувствует нацистам, сегодня пытаются продолжить этот пересмотр, то отрицая, то оправдывая Холокост.
Степень чудовищности Холокоста заставляет рассматривать его как нечто из ряда вон выходящее, однако, он не может не иметь международного измерения, в котором у него есть предшественники и последователи. «Научный антисемитизм» Гитлера, как он сам его называл, перекликался с идеями теоретика французского расизма Артюра де Гобино (1816-1882), с воззрениями представителей антисемитских кругов французской интеллигенции, которые в ходе дела Дрейфуса ввели в употребление этот ядовитый язык. Гитлер считал Британскую империю идеалом государства, основанного на расовом господстве. «Протоколы сионских мудрецов», русская подделка 1900 года, подпитывали нацистскую паранойю. Реакция на геноцид армян турками укрепляла уверенность в том, что мировое сообщество будет мало заботиться о судьбе евреев. Перед началом Второй Мировой войны, говоря о планах массового уничтожения поляков, Гитлер спросил: «В конце концов, кто сегодня вспоминает об убийстве армян?» Почти в каждой стране, в которую вторгались нацисты, они находили себе пособников. В одном литовском городке толпа веселилась и ликовала, пока местный житель при помощи дубинки до смерти забивал десятки евреев. Затем он взгромоздился на гору трупов и исполнил на аккордеоне литовский гимн. Немецкие солдаты смотрели на это со стороны и делали фотографии.
Массовые убийства Сталина и Гитлера символически дополняли друг друга, один оправдывал другого в порочном круге безжалостной мести [8]. Переселение евреев из стран Третьего Рейха последовало за сталинской депортацией немцев Поволжья[9]. Рейнхард Гейдрих, один из разработчиков программы Холокоста, считал, что после поражения Советского Союза, можно будет уничтожить всех европейских евреев в ГУЛаге [10]. Во время “Исторического диспута”, о котором уже писалось выше, самым опасным тезисом правых историков было положение о том, что нацистский террор был лишь ответом на террор большевистский, что некоторым образом оправдывает нацистские преступления. Однако, вполне возможно держать в уме всю эту чудовищную картину, не преуменьшая злодеяний ни одной из сторон. В этом главное достижение “глубоко выстраданной” книги Тимоти Снайдера «Кровавые земли» (2010), которая словно расставляет кинокамеры по всей Восточной Европе, фиксирующие эту бойню, волна за волной.
Что касается Гитлера и Америки, то здесь вопрос затрагивает не только очевидных подозреваемых, таких как Генри Форд и Чарльз Линберг. В книге Уитмана «Американский образец для Гитлера» приведен сравнительный анализ американских и нацистских расистских законов. Похожее исследование провел Кэррол Кэкл в своей книге «Американский запад и нацистский восток», где бок о бок идут дискуссии о доктринах «божественного предопределения» (Manifest Destiny) и “жизненного пространства”. Штефан Кельн в работе «Связи нацистов» описывает влияние американской евгеники на формирование нацистских взглядов. Подобная литература часто носит провокационный характер и порой далека от объективности, но она заставляет критически переоценить то, чему современная Германия стала примером.
Нацисты не ошибались, ссылаясь на американские образцы. Рабовладение и рабское положение негров было закреплено в Конституции США. Томас Джефферсон, один из отцов-основателей США, говорил о необходимости «истребления» коренных народов Америки. В 1856 году один из орегонских переселенцев писал: «Хоть это и не по-христиански, но уничтожение местного населения, кажется, единственным способом обеспечения защиты жизни и частной собственности». Генерал Филипп Шеридан говорил об «уничтожении, истреблении и полном искоренении». Справедливости ради заметим, что большинство стояло за менее радикальную политику – но эта политика все равно была репрессивной. В своей книге «Восточная война Гитлера и Индейские войны» историк Эдвард Б. Уэстерманн приходит к выводу, что нельзя рассматривать уничтожение коренных американцев в качестве геноцида, подобного Холокосту, потому что «физическое истребление населения по расовому признаку» проходило без санкции федерального правительства. Тем не менее, факт остается фактом, в период между 1500 г. и 1900 г. коренное население территорий, принадлежащих сегодня Соединенным Штатам, сократилось с нескольких миллионов до двухсот тысяч человек.
Американская сноровка в изображении самой девственной невинности на фоне массового убийства дала Гитлеру достойный подражания пример. В первые месяцы после вторжения в Советский Союз он часто проводит аналогии с американским западом. Он говорил: «Волга станет нашей Миссисипи». Или: «Теперь не Америка, а Европа будет землей неограниченных возможностей». Польша, Украина и Белоруссия будут колонизированы немецкими переселенцами: солдатами, фермерами и их семьями. Через хлебные поля будут проложены автобаны. Нынешнее население этих земель - десятки миллионов людей - должны умереть с голоду. В то же самое время, не замечая явного противоречия, нацисты поддерживали старую немецкую традицию, романтизировавшую облик индейца. Одним из наиболее нелепых планов Геббельса было дарование коренным американским племенам почетного статуса арийцев, в надежде, что это подвигнет их на восстание против своих угнетателей.
Законы Джима Кроу о расовой сегрегации на юге Америки послужили примером для ужесточения немецкого законодательства. Ученые давно знали о том, что режим Гитлера вдохновлялся американскими расовыми законами, однако до сих пор они старались рассматривать это лишь как стратегию для оправдания нацистской политики – «все так делают». Уитман, однако, замечает, что если бы это сравнение, в самом деле, проводилось бы лишь для иностранной публики, то немцы не находили бы те же самые идеи в толстенных книгах, отпечатанных готическим шрифтом. В 1936 году выходит исследование немецкого юриста Генриха Кригера «Расовый закон в Соединенных Штатах», где он пытается разобраться в путаном статусе цветных американцев. Кригер приходит к выводу, что система управления абсолютно непрозрачна, расистские намерения прикрыты неумелыми оправданиями. Почему бы прямо не сказать то, что и так имеется в виду? Именно это и было принципиальной разницей между американским и германским расизмом.
Американские евгеники никогда не скрывали своих расистских намерений, такие идеи были так широко распространены, что даже Ф. Скотт Фицджеральд упоминает их в своем романе «Великий Гэтсби». (Недалекий Том Бьюкенен, безусловно, читавший книгу Лотропа Стоддарда «Волна цветных, поднимающаяся против господства белых над миром» (1920), говорит: «Знаешь, там есть одна такая идея: если мы не будем настороже, ну, белая раса… короче, нас сожрут с потрохами цветные».) Именно программа стерилизации в Калифорнии вдохновила создателей нацистского стерилизационного закона 1934 года. Пугает количество технических совпадений в американском и немецком подходе к умерщвлению людей. В 1924 году в Неваде впервые был приведен в действие смертный приговор с помощью газовой камеры. В своей истории американских газовых камер Скотт Крисченсон утверждает, что дезинфицирующее вещество Циклон-Б, на производство которого немецкий концерн I.G. Farben выдал лицензию американской компании American Cyanamid, было признано смертельно опасным и непрактичным. Однако Циклон-Б использовался в городе Эль-Пасо для дезинфекции иммигрантов, пересекавших границу США. Немецкий химик, Гергард Петерс, учитывал этот опыт, когда разрабатывал модифицированный вариант Циклона-Б, предназначенный для поставок в Освенцим. Позже американские газовые камеры были снабжены специальными распылителями, которые разбрызгивали яд сверху вниз. Изобретатель этого устройства, Эрл Листон объяснял: «Эмоционально тяжело убивать человека, поворачивая рычаг, гораздо проще вылить сверху кислоту: как будто поливаешь цветы». Тот же метод использовался в Освенциме, чтобы сберечь нервы эсесовцам.
Когда Гитлер восхищался американскими ограничениями по получению гражданства, он имел в виду Иммиграционный Акт 1924 года, который устанавливал национальные квоты, таким образом, не допуская в страну большинство азиатов. Для нацистов было очевидно, что Америка развивается в правильном направлении, несмотря на её лицемерную риторику о равноправии. Иммиграционный Акт поспособствовал Холокосту и косвенно, так как по этим квотам тысячи евреев не получили разрешение на въезд в США, например, Анна Франк и ее семья. В 1938 году во Франции, в городе Эвьян-ле-Бен по инициативе президента Рузвельта состоялась конференция, посвященная проблеме европейских беженцев, но никаких существенных результатов она не принесла. Министерство иностранных дел Германии съязвило на этот счет: удивительно, что некоторые страны сначала осуждают немецкую политику по отношению к евреям, а потом отказываются принять их у себя.
Сотни тысяч американцев погибли, сражаясь против нацистской Германии. Тем не менее, нетерпимость по отношению к евреям продолжала существовать, даже к выжившим жертвам Холокоста. Генерал Джордж Паттон, критикуя сочувствующих евреям доброхотов, говорил: «Нельзя считать перемещенное лицо человеком, это в первую очередь относится к евреям, которые ниже животных». Ведущие нацистские ученые могли объяснить это лучше. Брайан Крим в своей книге «Наши немцы: Операция «скрепка» и Национальная безопасность» пытается пролить свет на скрытую историю работы инженера Вернера фон Брауна и его коллег по проекту ракеты Фау-2. После пленения в 1945 году Браун понял, что следующим врагом номер один для американского военно-промышленного комплекса станет Советский Союз, и воспользовался этим, чтобы исподволь продвинуть идею создания высокотехнологичного оружия для отражения большевистской угрозы. В США он успешно продолжил свою работу, хотя уже и без использования рабского труда. Информация о нацистских ученых была засекречена, процедура денацификации пропущена (ее сочли слишком “унизительной”), а иммиграция из Германии была лишь поддержана. Эдгар Гувер, директор Федерального бюро расследований, волновался, что “еврейские обскурантисты” в Государственном департаменте станут задавать слишком много вопросов о прошлом ученых. Сенатор Стайлс Бриджес тогда сказал, что Государственному департаменту нужны «первоклассные специалисты по борьбе с вредителями при помощи цианида».
Вышеизложенные факты и параллели, холодящие кровь, вносят лишь несущественную лепту в понимание истории нацизма. Но они могут очень много рассказать о современной Америке. Благодаря им, как на контрастном сканировании, становятся видны уязвимые места национального самосознания. Распространение в интернете идеологии превосходства белой расы – это уже тема следующих работ. Как недавно заметила на страницах Times турецкая писательница, Зейнеп Туфекки, YouTube – это идеальная платформа для распространения подобных идей, его алгоритмы позволяют легко получить доступ к очень опасным материалам. Она пишет: «YouTube имеет около миллиарда пользователей, что может сделать его самым мощным инструментом радикальной пропаганды 21 века». В поисковике YouTube я ввел запрос «Гитлер», и первое, что мне выдала система, было видео под названием «Лучший документальный фильм о Гитлере в цвете» (фильм «Гитлер в цвете» британского производства). В описании под видео содержался текст прогитлеровской направленности. Вскоре, благодаря автовоспроизведению, я просмотрел материалы от таких пользователей, как Англо-кельтская Пресса (CelticAngloPress) и Солдат Рейха (SoldatdesReiches).
В 1990 году журнал Vanity Fair писал, что однажды Трамп перед сном читал тексты выступлений Гитлера. Когда Трампа спросили об этом, он ответил: «Если бы у меня была такая книга, а у меня ее нет, то я бы никогда не стал ее читать». С тех пор как Трамп пришел в большую политику, его неоднократно сравнивали с Гитлером, причем не только неонацисты. Иногда, кажется, Трамп подражает стратегии Гитлера, стараясь вызвать соперничество между своими подчиненными; его предвыборные митинги превращаются в очистительные обряды расизма, ксенофобии и эгоизма. Несмотря на то, что можно найти много общего, в то же время разница между ними очевидна и безусловна. Прежде всего, Гитлер был гораздо дисциплинированнее. Отдельно стоит поразмышлять о том, как бы демагогические способности Гитлера к язвительным речам смогли использовать недостатки американской демократии. Он бы непременно имел в своем распоряжении трусливых политиков правого крыла, которые стоили бы своих предшественников, таких как Гинденбург, Брюнинг, Папен, Шлейхер. Здесь также бы нашлись миллионы граждан, которые бы, молча, согласились с введением жесткой системы корпоративного наблюдения и контроля.
Художник-политик будущего уже не станет наслаждаться старинной атмосферой творчества Вагнера и Ницше. Скорее всего, его вдохновят новоиспеченные мифы, созданные поп-культурой. Хорошо знакомый сюжет из комиксов и фильмов про супергероев, когда обычный ребенок неожиданно узнает, что он обладает исключительными способностями. Эта продукция играет на чувствах неокрепших юных умов, подростки усваивают, что с миром происходит что-то не то, и только магическое оружие может уничтожить злые чары. В один миг, какой-нибудь неудачник допускает возможность своего превосходства в борьбе добра и зла. Для большинства людей подобные истории остаются лишь выдумкой, которая скрашивает серые будни. Но однажды жестокий мечтатель-одиночка «на основании смутного чувства, что он предназначен для чего-то большего» попытается воплотить эту выдумку в жизнь. Возможно, именно сейчас он, окутанный голубым светом, исходящим от компьютерного монитора, сидит, приготовившись, и ждет.
Алекс Росса (Alex Ross)
оригинал: https://www.newyorker.com/magazine/2018/04/30/how-american-racism-influenced-hitler
перевод Л. Зариповой
Примечания переводчика:
[1] Ср. с заголовками бытовавших в нацистские годы бестселлеров "Гитлер в Италии", "Гитлер в Италии", "Гитлер в Италии" и т.д., и т.п. (прим. пер.)
[2] Политика «умиротворения» берет свое начало в 1920-е гг., когда Великобритания, Соединенные Штаты и (в меньшей степени) Франция шли на серьезные уступки Германии и активно содействовали восстановлению ее экономического потенциала. Стратегический замысел состоял в том, чтобы интегрировать Веймарскую республику в сообщество западных государств и осуществлять контроль над ее внешнеполитическим курсом, превратить Германию в мощный и устойчивый противовес Советскому Союзу и локализовать германский реваншизм на восточном направлении. В тридцатые годы в политике держав-«умиротворительниц» произошли по крайней мере два качественных изменения. Во-первых, под давлением «ревизионистских» государств западные демократии добровольно отказались от своего главного требования 1920-х гг. — сохранить незыблемыми основы Версальско-Вашингтонской договорной системы. Иными словами, они перешли от частичной ее модернизации к поэтапной сдаче своих принципиальных позиций, зафиксированных в Парижских и Вашингтонских соглашениях. Во-вторых, уступчивость Запада перешла ту грань, которая отделяла сдерживание от поощрения агрессии. Поскольку речь шла о фашизме и его борьбе за мировое господство, политику «умиротворения» нельзя охарактеризовать иначе, как политику недальновидную и ущербную». Горохов В.Н. История международных отношений 1918-1939, курс лекций. Издательство Московского университета, 2004. С. 187-188.
[3] Людвиг Витгенштейн (1889-1951) – австрийский философ и логик, представитель аналитической философии, один из крупнейших философов XX века
[4] крещендо (итал. crescendo) – музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука.
[5] В западной литературе приходится часто встречаться с подобной оценкой взаимоотношений германских коммунистов и социал-демократов. В корне неверным следует признать подход, в рамках которого ответственность за победу наиболее реакционного отряда германской буржуазии возлагается не на лидеров германской социал-демократии, последовательно проводивших политику соглашательства с буржуазией, своего рода политику внутреннего умиротворения Гитлера, а на германских коммунистов, выступавших против подобного соглашательства. В корне неверным этот подход представляется также и потому, что даже признание объективного факта сращения на определенном историческом этапе правых кругов социал-демократии и фашистов, зафиксированное в термине “социал-фашизм”, пытаются представить как раскол левого движения. На деле никто не сделал больше для этого раскола, чем сами социал-демократы, идущие на поводу – а порою и опережающие фашистов. Вся история мировой социал-демократии есть подтверждение слов Сталина: “Невозможно покончить с капитализмом, не покончив с социал-демократизмом в рабочем движении. Поэтому эра умирания капитализма является вместе с тем эрой умирания социал-демократизма в рабочем движении”. (Международный характер Октябрьской революции, 1927)
Чем дольше политики и публицисты левацкого толка будут пытаться исказить эту простую и ясную истину, тем больше вероятность того, что, умирая, капитализм унесет с собой в могилу и все современное человечество.
Также следует отметить, что на деле позиция Сталина по вопросу об отношении социал-демократии и фашизма – и наша позиция – куда ближе к оценке Г. Димитрова, произведенной им в знаменитом докладе на VII конгрессе Коминтерна:
“Социал-демократические рабочие могут все более наглядно убеждаться в том, что фашистская Германия со всеми ее ужасами и варварством — это в конечном счете последствие социал-демократической политики классового сотрудничества с буржуазией. Эти массы все более уясняют себе, что путь, по которому вели пролетариат вожди германской социал-демократии, не должен быть повторен. Никогда еще в лагере II Интернационала не было такого идейного разброда, как в настоящее время. Идет дифференциация внутри всех социал-демократических партий. Из их рядов выделяются два основных лагеря: наряду с существующим лагерем реакционных элементов, которые всячески пытаются сохранить блок социал-демократии с буржуазией и с яростью отвергают единый фронт с коммунистами, начинает формироваться лагерь революционных элементов, питающих сомнение в правильности политики классового сотрудничества с буржуазией, стоящих за создание единого фронта с коммунистами и начинающих все в большей степени переходить на позиции революционной классовой борьбы”.
[6] Теодор Адорно (1903-1969) – видный немецкий философ-неомарксист, один из основателей и лидеров Франкфуртской школы, его существеннейшая работа – “Негативная диалектика” (наиболее известным его сочинением является помещенное в этой книге эссе “После Освенцима”) – есть манифест интеллектуального отчаянья и фактическое признание бессилия современной буржуазной левацкой философии, и сегодня составляющей ядро западных псевдомарксистских течений.
[7] По утверждению самого Геббельса, наших фальсификаторов от истории и поддержавших их официальных органов власти РФ.
[8] Как видим, идеологи и публицисты левацкого толка сегодня пытаются бороться с современной геббельсовской пропагандой, начиная с того, что безоговорочно принимают стержневые положения этой пропаганды. Даже удивительно, почему эта борьба отмечена лишь сплошной чередой бесславных поражений.
[9] Депортация ликвидация автономии и депортация немцев Поволжья была проведена в августе 1941-го, уже после начала войны. Евреи стран Третьего Рейха в это время депортировались с их территории при помощи труб крематориев. Знание (а вернее – незнание) автором предмета, о котором он пишет, воистину поражает.
[10] Следует четко понимать, что перед ГУЛагом никогда не ставилась задача систематического уничтожения огромных масс людей, каковая успешно выполнялась в нацистских концлагерях. Но зачем думать, если за тебя уже подумали Геббельс и Яковлев, Курганов и Солженицын?
Перевод Л. Зариповой
Оценили 2 человека
5 кармы