Как мыслили основоположники марксизма, социализм должен был ликвидировать классовые различия, что означает «не только свергнуть эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не только отменить их собственность, надо отменить ещё и всякую частную собственность на средства производства, надо уничтожить как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда. Это — дело очень долгое. Чтобы его совершить, нужен громадный шаг вперед в развитии производительных сил, надо преодолеть сопротивление (часто пассивное, которое особенно упорно и особенно трудно поддается преодолению) многочисленных остатков мелкого производства, надо преодолеть громадную силу привычки и косности, связанной с этими остатками» [34].
Таким образом, исходя из вышеуказанного положения, для уничтожения классов необходимо не только ликвидировать эксплуатацию человека человеком, но и выйти на качественно новый уровень развития производительных сил, который бы помог преодолеть разделения труда на умственный и физический, а также противоположность между городом и деревней. В этой связи интересно было бы взглянуть на новую классовую структуру советского общества и динамику её развития.
§3. Тезис об обострении классовой борьбы при социализме
Особенности изменения классовой структуры в советском обществе к моменту построения социализма в основном выделил И.В. Сталин. По его мнению, «класс помещиков, как известно, был уже ликвидирован в результате победоносного окончания гражданской войны… Не стало класса капиталистов в области промышленности. Не стало класса кулаков в области сельского хозяйства. Не стало купцов и спекулянтов в области товарооборота. Все эксплуататорские классы оказались, таким образом, ликвидированными» [35].
С точки зрения Сталина, остались два класса и одна прослойка, а именно: рабочий класс, класс крестьян и интеллигенция. Характеризуя каждый из этих классов отдельно, Сталин показывал качественные отличия этих классов в эпоху социализма от того, что они собой представляли в эпоху капитализма. Так, в частности, говоря о рабочем классе, Сталин замечает, что в силу отсутствия капиталистической эксплуатации «пролетариат СССР превратился в совершенно новый класс, в рабочий класс СССР, уничтоживший капиталистическую систему хозяйства, утвердивший социалистическую собственность на орудия и средства производства и направляющий советское общество по пути коммунизма» [36]. Таким образом, пролетариат перестал в СССР быть пролетариатом в классическом капиталистическом смысле слова.
Эволюционировало и крестьянство, превратившись из класса единоличников (мелкой буржуазии) в класс, ведущий хозяйство на основе коллективной собственности. Хотя здесь стоит отметить, что говорить о полном тождестве классовой природы колхозного крестьянства и рабочего класса в Советском Союзе всё же было бы преждевременно. Как справедливо отмечал Р.И. Косолапов, «отличие колхозников от рабочих состоит в том, что, получая плату за труд в общественном хозяйстве, они продолжают ещё вести и личное подсобное хозяйство, продукты которого используются на нужды семьи и отчасти идут на рынок» [37].
Поменялось отношение и к интеллигенции. Если раньше интеллигенция рекрутировалась, как правило, из господствующих классов (помещиков и капиталистов), то теперь она плоть от плоти связана с трудящимися (рабочими и крестьянством). Аналогично изменилась роль интеллигенции и по направленности деятельности: раньше это был слой если не враждебный, то настороженно относящийся к советской власти, то теперь интеллигенция превратилась в опору Советской власти.
Эта сталинская интерпретация социальной структуры советского общества, состоящего из двух дружественных классов (рабочего класса и крестьянства) и одной прослойки (интеллигенции), прочно вошла в советские учебники. С этой точки зрения, советскому обществу была свойственна тенденция сближения классов. Собственно, в партийных документах разных лет, где выражалась официальная точка зрения, это было достаточно полно отражено. Так, в материалах XXVI съезда КПСС указывалась цель: «создание общества, в котором не будет деления людей на классы. И можно сказать определенно: мы постепенно, но уверенно продвигаемся к этой великой цели» [38]. Именно союз рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, по мнению советских обществоведов, являлся социальной основой СССР. Юридически этот союз был закреплен в Конституции СССР 1977 года [39]. В современной литературе эта интерпретация социальной структуры советского общества зачастую подвергается критике.
После реставрации капиталистических отношений ряд обществоведов, в том числе и тех, кто ранее придерживался иных позиций, стали заниматься критикой советского подхода к определению классовой структуры советского общества. Так, известный политический деятель и доктор философских наук В.В. Жириновский считает, что «в результате сталинской революции «сверху» общество окончательно превратилось в бесструктурную массу» [40]. Подобную точку зрения разделяют и некоторые другие социологи и философы (З. Бауман, С. Новак, В. Веселовский), которые представляли социальную структуру СССР и государств социалистического блока как иерархическое общество с размытыми границами [41]. Зарубежные социологи и политологи (Б. Рицци, Д. Бернхем, М. Джилас) [42], изучая социальную структуру советского общества, нередко делали вывод о двухклассовой системе: зависимые, лишенные собственности работники и господствующая номенклатура. Аналогичную позицию занимают и некоторые российские исследователи социальной структуры советского общества (М. Восленский [43], Ю.И. Семенов [44], С.Д. Хайтун [45], В.П. Макаренко [46]). Так, к примеру, автор концепции «политарного способа производства» Семенов писал, что советское общество делилось на две большие части: владельцев средств производства и тех, кто, будучи лишен средств производства, работал на их собственников. Собственниками же средств производства, по мнению Семенова, «являлись люди, входившие в состав государственного аппарата» [47].
Есть и другие разновидности подобной точки зрения (Никонова С.И.[48], Заславская Т.И.[49]). Так, Т.И. Заславская выделяет уже три класса в социальной структуре советского общества, но господствующим непременно определяет номенклатуру. Она пишет, что «социально советское общество поляризовано. Полюса его социальной структуры образуют высший и низший классы, разделенные социальной прослойкой. Но это не те классы, и не та прослойка, номенклатура, объединяющая высшие слои партии, военной, государственной и хозяйственной бюрократии… Низший полюс советского общества образует класс наемных работников государства, охватывает рабочих, колхозников и массовые группы интеллигенции. Социальная прослойка между высшим и низшим классами советского общества многочисленна и гетерогенна. Её образуют социальные группы, обслуживающие номенклатуру, помогающие ей, удовлетворяющие её многообразные потребности» [50].
С нашей точки зрения, вышеуказанные позиции зачастую путают понятие социального класса и социального слоя, оттого советское общество зачастую преподносится как общество, в котором господствует номенклатура. Но номенклатура не является классом, в противном случае возникает вопрос, почему господствующая номенклатура в большинстве своем приветствовала «перестройку» в СССР, если они и так были господствующим классом? Зачем нужно было вводить частную собственность на средства производства? А именно затем, что классом номенклатура не была, что социалистические производственные отношения не давали ей стать эксплуататорским классом.
Говоря о социальной структуре советского общества и динамике её изменения, стоит отметить, что за время строительства социализма почти полностью исчезли единоличники в сельском хозяйстве и существенно сблизились остальные слои общества. Так, в результате преобразований в 1930-е годы доля рабочего класса выросла с 9 до 24 млн. человек (стала составлять 33,7% от общей численности населения СССР). Городское население за годы первых пятилеток выросло с 26,3 млн. человек в 1926 году (что составляло почти 18% от общей численности населения) до 56,1 млн. человек в 1939 году (то есть более чем в 2 раза) и составило почти 33% к общей численности населения СССР. Число же занятых в сельском хозяйстве, напротив, уменьшилось со 120,7 млн. человек (82% от общей численности населения) в 1926 году до 114,5 млн. человек (67,1% от общей численности населения) в конце 1939 года [51]. В 1934 году удалось победить безработицу. Росла и численность работников умственного труда (интеллигенции и служащих). С 2,9 млн. человек в 1926 году она увеличилась до 14 млн. в 1939 году и составила 16,5%. В то же время численность единоличников и кустарей составляла всего 2,6% [52].
Выросли и реальные доходы населения. Так, в сравнении с самым успешным дореволюционным годом – 1913-м, к 1940 году реальные доходы рабочих увеличились в 2,5 раза, а крестьян в 2,3 раза [53]. Из этого можно сделать вывод, что к концу 1930-х годов сформировался индустриальный тип производства с усиливающейся тенденцией формирования однородной социальной структуры.
В дальнейшем развитии советского общества тенденция становления социально однородного общественного строя продолжалась. Численность рабочих увеличилась с 23,9 млн в 1940 году до 82,1 млн в 1987. Доля колхозного крестьянства, которое в кратчайшие сроки вытеснило единоличников, напротив, сократилась с 29 млн в 1940 году до 12,2 млн в 1987. Сильно наметился рост служащих (куда обычно включали работников умственного труда). Этот слой увеличился с 10 млн в 1940 году до 36,5 млн в 1987 году [54]. Продолжали увеличиваться и реальные доходы населения вместе с развитием социальной сферы. Исходя из вышеприведенных цифр, идея становления бесклассового общества в СССР была далеко не такой утопичной, как иногда кажется. Действительно, в Советском Союзе одной из тенденций развития социальной структуры и межклассовых отношений было сближение различных классов и постепенное, но неуклонное стирание межклассовых различий. Вместе с этим, преждевременно было говорить о полном единстве интересов и отсутствии классовой борьбы.
Здесь мы выходим ещё на одну проблему. Что являлось характерным для советского общества направлением: классовая борьба или морально-политическое единство советского народа? Исходя из вышеприведенных цифр, может показаться, что советское общество было свободно от каких-либо классовых противоречий. Но это лишь на первый взгляд, и Сталин это прекрасно понимал.
Для начала отметим, что классовая борьба есть результат классово-антагонистических противоречий в обществе, противостояние господствующего класса и эксплуатируемого. В работе «Что делать?» [55] Ленин выделял несколько форм классовой борьбы: экономическую, политическую, теоретическую (или, как ещё её называют, идеологическую). Каждая из этих форм соответствует определенной степени зрелости. Так, экономическая форма классовой борьбы ведётся, как правило, в рамках капиталистического строя и состоит в завоевании более выгодных условий для продажи своей рабочей силы. Эту борьбу ведут профессиональные союзы. Политическая борьба ведётся за государственную власть, сопряжена, как правило, с революционными процессами, когда борьба ведется не за улучшение своего положения в рамках системы, а против самой системы. Теоретическая (идеологическая) борьба ведётся посредством идеологического противостояния различных классов, что выражается в борьбе идеологий, философских теорий, религиозных и атеистических учений и пр.
Таким образом, мы видим, что классовая борьба – явление многостороннее и не сводимое только лишь к прямым столкновениям между классами. Вопрос о классовой борьбе в условиях становления и развития социализма дискутировался на рубеже 1920-1930-х годов. Основной спор тогда был между точками зрения Сталина и «правой оппозиции» в лице, главным образом Бухарина. Полемика, безусловно, носила политический характер, но в данном случае нас интересует именно теоретическая сторона самого спора, которая была далеко не второстепенной.
Так, Бухарин заявлял: «Основная сеть наших кооперативных крестьянских организаций будет состоять из кооперативных ячеек не кулацкого, а «трудового» типа… кулацкие кооперативные гнезда будут… врастать в эту же систему» [56]. Н.И. Бухарин считал, что «кулаку и кулацким организациям всё равно некуда будет податься» [57], и поэтому они сами собой начнут «врастать» в систему социалистических отношений. С точки зрения Бухарина, НЭП в том виде, каким он был к концу 1920-х годов с эволюционным путем развития, и должен был стать магистральным путем к низшей фазе коммунистической формации. Из этой точки зрения автоматически вытекал и тезис о затухании классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Действительно, если социализм приводит к сближению различных классов, к становлению социально однородного общественного строя, то чем ближе к социализму, тем дальше от классовой борьбы, а значит, можно говорить и о демократизации политической системы, снижении темпов промышленного роста, да и вообще сворачивании мобилизационной модели развития. А кулачество? Да оно и так само по себе «врастет в социализм». Очевидно, что точка зрения Бухарина пыталась соединить несоединимое.
Иную точку зрения представлял Сталин. Он, напротив, считал, что «уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем её усиления» [58]. Здесь логика была примерно такой: в условиях , когда советская власть только что перенесла Гражданскую войну (прошло всего чуть более 10 лет, что по историческим меркам крайне мало), имела вокруг себя враждебное окружение и внутреннюю опору этого окружения (кулачество), классовые противники изо всех сил стараются и будут стараться ослабить её и восстановить старые порядки. Именно поэтому, если мы хотим построить социально однородное общество, то сначала должны пережить этап ожесточенной классовой борьбы с теми, кто будет этому препятствовать.
И эта позиция понятна, когда речь идет о переходном периоде. Но как быть, если «эксплуатация человека человеком уничтожена, ликвидирована, а социалистическая собственность утверждена как незыблемая основа» [59], в результате чего «мы имеем теперь новую, социалистическую экономику» [60]? Ведь именно так было охарактеризовано советское общество к середине 1930-х годов.
Сталин давал следующий ответ на этот вопрос: «Чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы» [61].
С первого взгляда, это утверждение имеет мало общего с логикой. Вроде бы антагонистических классов нет, а классовая борьба обостряется. Тем не менее, при более внимательном рассмотрении, становится понятным, что данное положение вытекает из широкого и диалектического понимания классовой борьбы. Для Сталина классовая борьба носит не только внутренний, но и внешнеполитический характер. Сталин так характеризовал международный аспект классовой борьбы: «Ошибочно было бы думать, что сфера классовой борьбы ограничена пределами СССР. Если один конец классовой борьбы имеет свое действие в рамках СССР, то другой ее конец протягивается в пределы окружающих нас буржуазных государств. Об этом не могут не знать остатки разбитых классов. И именно потому, что они об этом знают, они будут и впредь продолжать свои отчаянные вылазки» [62].
Таким образом, по Сталину, классовая борьба будет обостряться и при социализме в силу того, что хоть внутри страны антагонистических классов и нет, но капиталисты всего мира не будут мириться с развивающейся Советской республикой и всячески будут ей вредить, используя внутреннюю агентуру.
После смерти Сталина его воззрения относительно обострения классовой борьбы при социализме были подвергнуты ожесточенной, несправедливой критике. Н.С.Хрущёв в своем докладе «О культе личности и его последствиях» говорил, что тезисом об обострении классовой борьбы была сделана попытка «теоретически обосновать политику массовых репрессий» [63]. Такая характеристика, данная Хрущёвым, на долгие годы стала определяющей для значительной части обществоведов. Подобную же позицию высказывали в самых известных партийных учебниках по «Истории КПСС», «Основам марксистской философии» и пр. Так, в учебнике В. Г. Афанасьева утверждается, что «глубоко ошибочным является тезис об обострении классовой борьбы по мере роста сил социализма… этот тезис, сформулированный в то время, когда в СССР уже были ликвидированы эксплуататорские классы и построен социализм, оправдывал грубейшие нарушения ленинских норм партийной и государственной жизни» [64]. В не менее известной «Истории КПСС» говорится, что «ошибочным был выдвинутый И.В. Сталиным на февральско-мартовском Пленуме ЦК, когда в СССР уже победил социализм, тезис, будто по мере упрочения позиций социализма… классовая борьба в стране будет все более и более обостряться. В действительности… после того как социализм победил……тезис о неизбежности обострения классовой борьбы является ошибочным» [65].
В годы «перестройки» такая оценка сталинского тезиса обострения классовой борьбы при социализме повторялась в ещё более ожесточенных формах. Так, к примеру, В. Степин, А. Гусейнов, В. Межуев, В. Толстых утверждали относительно сталинского тезиса об обострении классовой борьбы в условиях наступления социализма следующее: «Как только возникала опасность изменения этой (имеется ввиду – сталинской) системы, сразу же включался механизм защиты: заявлялось об обострении классовой борьбы, после чего любая критика системы расценивалась как нападки на социализм» [66]. Е. Семенов в работе «Классовый каннибализм или взаимодействие классов» считает, что сталинское положение о классовой борьбе при социализме является карикатурным вариантом марксизма [67].
Увы, данный стереотип сохраняется и в настоящее время. Так, например, Б.Ю. Кагарлицкий пишет, что «со времени Сталина теоретические построения уже не служили практике, а обслуживали её» [68].
На наш взгляд, сводить положение о классовой борьбе при социализме к способу оправдать репрессии, как минимум, упрощение. Тем более, что классовая борьба действительно происходила и по-своему обострялась. Иное дело, что изменились её формы, но само явление никуда не делось.
Но в таком случае возникает вопрос, между какими классами конкретно велась и даже обострялась классовая борьба при социализме, раз антагонистических классов уже не было? И тут стоит отметить, что классовая борьба – это не только борьба представителей конкретных классов в обществе, но и борьба тенденций в экономическом развитии, которая выражается в сохранении мелкобуржуазного классового сознания у части тружеников социалистического общества. Соответственно, и действовать такие трудящиеся могли вопреки своим классовым интересам (можно вспомнить забастовки шахтеров 1989 года, которые носили антисоветский характер). Иными словами, классовая борьба обострялась в виде борьбы двух тенденций в советском обществе: тенденции продвижения к социализму и тенденции реставрации капитализма. Сюда, кроме указанного выше внешнего давления со стороны империалистических государств (что тоже является формой классовой борьбы мирового капитала против мирового коммунистического полюса), входит и борьба тенденций внутри самого советского общества.
Официальная статистика СССР не учитывала «теневой экономики», не позволяла определить точное число слоя высших руководителей. Между тем, в 1970-80 годах именно эти слои набирали силу, результатом чего стала их смычка: с одной стороны, номенклатура перестала быть заинтересована в социалистическом способе производства (так как он мешал ей превратиться из социального слоя в социальный класс капиталистов), с другой стороны, возникали частнособственнические уклады в виде так называемой «теневой экономики», а вместе с ними и социальные слои, являющиеся носителями этих укладов.
Важно понимать и идеологический характер классовой борьбы. Далеко не все мелкобуржуазные по сознанию элементы рекрутировались из «теневого» экономического уклада. Среди самих рабочих и крестьян были также распространены буржуазные и мелкобуржуазные черты мышления, что выражалось в вещизме, стремлении «жить, как на Западе», бытовом национализме (конечно, этот «национализм» не идет ни в какое сравнение с той проблемой, которая стоит перед нами сегодня, но сам факт наличия подобных настроений также нельзя не учитывать). Думается, можно констатировать, что в советском обществе шло два параллельных процесса, а именно: процесс отмирания классов и процесс возникновения новых частнособственнических элементов.
Поэтому, если опираться на марксистскую методологию в понимании классовой теории, то сталинская характеристика социальной структуры в основе своей соответствует действительности. Классовое расслоение и вправду во многом преодолевалось, а классовая борьба в широком её понимании усиливалась, прежде всего, в форме «холодной войны», а также посредством образования паразитических элементов в самом СССР. Иное дело, что сталинский подход не всегда учитывал внутриклассовых социальных слоев. Ведь если посмотреть на то же место в системе общественного производства, то далеко не всегда различия в этом приводят к различиям классовым. Так, к примеру, и инженеры, и рабочие промышленного производства тоже занимают разное место в системе общественного производства, однако с точки зрения отношения к средствам производства они составляют различные отряды одного класса.
Недостаточный учет социальных слоев и возможных противоречий между ними в рамках одного класса привел к тому, что преждевременно был провозглашено «морально-политическое единство советского народа», а позже и отрицание возможности классовой борьбы в советском обществе. Кроме классов, могут образовываться различные социальные слои, которые отличаются между собой по некоторым отдельным признакам класса (к примеру, по размеру в получении доли общественного богатства), но при этом ещё не составляют отдельных классов в силу отсутствия различия в отношениях собственности на средства производства. Также у Сталина в вопросах классовой борьбы в большей степени отмечался внешний аспект, связанный с существованием капиталистического окружения, но меньше внимания уделялось внутренним угрозам реставрации капитализма, хотя именно они вместе с внешним фактором, в конечном счете, и привели к реставрации.
Тем не менее, в корне, Сталин был прав: социализм действительно не кладет конец классовой борьбе, а, напротив, при известных условиях, может приводить к её максимальному обострению и, увы, данное обострение совершенно не обязательно приводит к победе коммунистической тенденции, что показал опыт СССР.
Забыв про это, коммунисты и все советские трудящиеся обрекают себя на благодушие и недооценку сложности становления коммунистической формации. Здесь многое зависит от правильности политики, проводимой социалистическим государством, о месте и роли которого, у Сталина тоже были теоретические идеи, в том числе носящие дискуссионный характер.
§4. О социалистическом государстве
Любое государство с позиции марксизма – это аппарат насилия в руках господствующего класса. С победой социалистической революции, государство начинает отмирать, с преодолением разделения общества на классы отпадает необходимость подавления и , стало быть, государство также уходит в музей истории. Так дело обстояло стратегически. Но тактически возникало множество непредвиденного. Например, раньше считалось, что должна произойти относительно быстро мировая революция, но на практике революционный процесс пошел путём постепенного отпадения от капиталистической системы отдельный стран – слабых звеньев. Вопрос о государстве как практический встал и в теоретической плоскости во весь рост.
Из сталинского тезиса обострения классовой борьбы следовал и тезис об отмирании государства через его усиление: ведь последнее, с точки зрения марксизма, есть ничто иное, как машина в руках господствующего класса для подавления классовых противников. Тезис об отмирании государства через его усиление был выдвинут Сталиным в докладе на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) «Итоги первой пятилетки» [69].
И.В. Сталин выделял две фазы развития Советского государства в отчётном докладе ВКП(б) на XVIII съезде партии (1939 год) [70].
Первая фаза – это период от Октябрьской революции до ликвидации эксплуататорских классов (1917-1933). И.В. Сталин отмечал в своем отчётном докладе на ХVIII съезде ВКП(б), что «основная задача этого периода состояла в подавлении сопротивления свергнутых классов, становлении промышленности и сельского хозяйства…» [71]. То есть функциями Советского государства в тот период были подавление свергнутых классов внутри страны, оборона государства от нападения империалистических хищников, а также хозяйственно-организаторская и культурно-просветительская функции, которые заключались в организации народного хозяйства и просветительской работе с народными массами, но стояли на втором плане. Подавив сопротивление эксплуататоров внутри страны и победив интервенцию, Советское государство перешло во вторую фазу своего развития.
Вторая фаза развития Советского государства (1933-1939) – «это период от ликвидации капиталистических элементов города и деревни до полной победы социалистической системы хозяйства и принятия новой Конституции» [72]. Эта фаза развития Советского государства ознаменовалась тем, что отпала функция военного подавления эксплуататорских классов внутри страны. Это, конечно, не означало полного отказа от борьбы с внутренними противниками социалистического общественного строя. Просто, в отличие от первой фазы развития, во второй фазе на смену открытой военной борьбе с эксплуататорами приходит политикоидеологическая и экономическая борьба, а для того, чтобы проводить эту борьбу, необходимо организовать народное хозяйство на социалистических началах, а также уделить особое внимание совершенствованию новой государственно-правовой машины. Потому основное значение тогда приобрели хозяйственно-организаторская и культурно-просветительная функции государства.
Но это не означало немедленного отмирания государства, ведь, во-первых, ещё сохранялось капиталистическое окружение, которое могло в любой момент напасть на советское государство. Во-вторых, внутри самого советского государства ещё пока сохранялись, пусть немногочисленные, но, при помощи извне, способные к активизации недовольные Советской властью из числа бывших кулаков, белогвардейцев, помещиков и капиталистов. Более того, пока существуют классы, пока существует общественное разделение труда, пока ещё не может общество обойтись без определенной социальной иерархии, пролетариат (в социалистическом обществе ставший рабочим классом) как класс ещё не выполнил свою историческую миссию – не построил бесклассовое коммунистическое общество. Следовательно, и диктатура пролетариата (а при социализме - диктатура рабочего класса) ещё не выполнила своей исторической миссии, а государство ещё должно усиливаться. Т.е. отмирание его должно происходить диалектически – через развитие. Неспроста, в работах советского времени периода правления Сталина отмечалось, что «понятие «диктатура рабочего класса» означает, что государственное руководство обществом принадлежит рабочему классу» [73]. В Конституции 1936 года диктатура пролетариата в более осторожной форме, все же была закреплена. В статье 1 и 2 можно было прочитать следующие слова:
«Статья 1. Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян.
Статья 2. Политическую основу СССР составляют Советы депутатов трудящихся, выросшие и окрепшие в результате свержения власти помещиков и капиталистов и завоевания диктатуры пролетариата».
Таким образом, мы видим, что Сталин и не думал отказываться от диктатуры пролетариата. Те программные наработки проектов программы ВКП(б) 1947 года, в которых провозглашалось «всенародное государство» Сталин велел сдать в архив и не дал им ходу.
Тем не менее в сталинском представлении о государстве есть спорные моменты. Так, на основе выделения вышеуказанных фаз в развитии советского государства Сталин допускал сохранение института государства в коммунистическом обществе, если не будет преодолено капиталистическое окружение. Вот что И.В. Сталин пишет в отчетном докладе на XVIII съезде партии: «Сохранится ли у нас государство также в период коммунизма? Да, сохранится, если не будет ликвидировано капиталистическое окружение…» [74]. Позже он, в несколько более смягченной и теоретически точной форме, повторил данную мысль в своей поздней работе «Марксизм и вопросы языкознания», в которой следующим образом отзывался о положении Энгельса об отмирании государства: «Энгельс в своем «Анти-Дюринге» говорил, что после победы социалистической революции государство должно отмереть. На этом основании после победы социалистической революции в нашей стране начетчики и талмудисты из нашей партии стали требовать, чтобы партия приняла меры к скорейшему отмиранию нашего государства, к роспуску государственных органов, к отказу от постоянной армии.
Однако советские марксисты на основании изучения мировой обстановки в наше время пришли к выводу, что при наличии капиталистического окружения, когда победа социалистической революции имеет место только в одной стране, а во всех других странах господствует капитализм, страна победившей революции должна не ослаблять, а всемерно усиливать свое государство, органы государства, органы разведки, армию, если эта страна не хочет быть разгромленной капиталистическим окружением. Русские марксисты пришли к выводу, что формула Энгельса имеет в виду победу социализма во всех странах или в большинстве стран, что она неприменима к тому случаю, когда социализм побеждает в одной, отдельно взятой стране, а во всех других странах господствует капитализм» [75].
Далее Сталин резюмирует: «Обе эти формулы правильны, но не абсолютно, а каждая для своего времени: формула советских марксистов – для периода победы социализма в одной или нескольких странах, а формула Энгельса – для того периода, когда последовательная победа социализма в отдельных странах приведет к победе социализма в большинстве стран и когда создадутся, таким образом, необходимые условия для применения формулы Энгельса» [76].
Как видно, формулировка из «Марксизма и вопросов языкознания» осторожнее и, надо сказать, правильнее теоретически. Действительно, если говорить о социализме, то формула Энгельса применима к всемирной его победе, когда социализм переходит в полный коммунизм. Если же мы будем рассматривать социализм в отдельно взятой стране, то ни о каком полном отмирании и речи быть не может, на что справедливо обратил внимание Сталин.
И, тем не менее, возвращаясь к тезису о возможности сохранения государства на высшей фазе коммунизма, который был озвучен Сталиным в докладе XVIII съезду ВКП(б), остановимся на некоторых возражениях.
Во-первых, трудно себе представить коммунизм в том виде, как его понимали классики марксизма в условиях общественного разделения труда на управленческий и исполнительский, да ещё когда этот коммунизм построен лишь на просторах пусть крупного, но одного государства.
Если говорить про коммунизм на низшей фазе в условиях отдельно взятого государства ещё можно, то говорить о высшей фазе коммунизма в отдельно взятом государстве вряд ли представляется возможным. Поэтому то, что И.В. Сталин признает возможность существования коммунизма в одной отдельно взятой стране, да ещё и в условиях наличия государства и капиталистического окружения – тезис весьма спорный.
Во-вторых, если у нас сохраняется государство (пусть и социалистическое), то мы ещё не достигли преодоления общественного разделения труда, поскольку наличие особого аппарата управления, вооруженных сил, спецслужб и пр. делает общество пусть уже классово неантагонистическим, но ещё не социально-однородным.
Опять же, если говорить о низшей фазе коммунизма, то вопросы бы отпадали, но что касается высшей фазы коммунизма и государства, то тут, мягко говоря, есть с чем поспорить. Правомерно ли считать высшей фазой коммунизма общество, в котором ещё сохраняется государство, а, следовательно, и общественное разделение труда? В котором сохраняется капиталистическое окружение, а, следовательно, и товарное производство в международном масштабе? На наш взгляд, это ещё явно не коммунизм, либо коммунизм незрелый, тот, который называют социализмом.
Но мы должны понимать конкретно-исторический контекст того, про что говорил Сталин. Речь на XVIII партсъезде, где и был высказан тезис сохранения государства в условиях коммунизма, была произнесена в 1939 году, когда об отмирании государства даже думать было не то что ошибочно, а прямо вредно. В условиях, которые сложились в СССР, тезис отмирания государства через его усиление и идея длительного сохранения государства были единственно правильными с точки зрения практических задач, стоящих перед руководством Советского государства. Бесспорным фактом является то, что если в процессе строительства социализма нарастает классовая борьба, если социалистическое государство превращается в осажденную крепость, а мировая революция развивается медленнее, чем предполагалось, то совершенно очевидно, что говорить в этих условиях об отмирании государства как ближайшей перспективе не представляется возможным и является прямо вредным. Иной вопрос, что можно ли в этих условиях говорить о высшей фазе коммунизма как ближайшей цели? Здесь, думается, Сталин в пропагандистских целях решил не идти поперек массовых надежд на скорый коммунизм и выдал желаемое за действительное. То есть он совершенно верно оценил перспективу государства в конкретно-исторических условиях коммунистического строительства в СССР, но перенес часть того, что является признаком коммунизма незрелого на коммунизм зрелый. С точки зрения теории, с этим сложно согласиться. С точки зрения политической практики тех лет, выводы Сталин делал совершенно правильные: укреплять социалистическое государство. Иного выбора история большевикам не оставляла.
Подводя итог, теоретический вклад Сталина в марксизм нуждается в дальнейшем исследовании, и материалы Международной конференции «Сталин-140» насколько смогут, восполнят этот пробел.
Р.С. Осин,
Член Идеологической комиссии ЦК РКРП-КПСС,
кандидат философских наук
Журнал “Советский Союз” (ЦК РКРП), с.25-33.
(Публикуется по материалам Международной научно-практической конференции «Сталин-140»).
Примечания в комментариях.
Оценили 3 человека
6 кармы