ТРАГЕДИЯ СССР.

Почему самый образованный в мире народ не смог предотвратить развал страны

Для нас она интересна тем, что, может быть, новый Шолохов захочет провести по лабиринтам политических игрищ последней четверти века своего нового Григория Мелехова.

Понятно, что мы узнали о шолоховском романе лишь потому, что в стране, где каждый второй в высшей власти был иностранным агентом влияния, вдруг Сталин повернул ход истории в пользу народа. Но давайте хотя бы просто представим, каким может быть сегодня эпическое произведение о переживаемой ныне нашим народом величайшей, ни с чем не сравнимой трагедии.

Нынешнее состояние образования в РФ вынуждает власть стирать память о наших достижениях в этой сфере в недавнем прошлом. Социальные сети стали полем информационной борьбы, и многочисленные тролли (проплаченные и добровольные) старательно дискредитируют советскую систему образования. Один из самых затасканных «аргументов» в этой войне состоит в следующем:

«Вы говорите, что образование в СССР было лучшим в мире? Тогда почему «самый образованный и читающий народ» ничего не сделал для сохранения своей страны?»

Логика этого вопроса лежит в рамках известной формулы: «в огороде — бузина, а в Киеве — дядька», но для многих он представляется содержательным. Поэтому остановимся на нём подробнее, хотя ясно, что для этого придётся выйти за пределы сферы образования.

Победа 1945 года и создание ракетно-ядерного щита сделали СССР неуязвимым для внешних врагов. Пропал фактор угрозы извне, который объективно сплачивал власть и народ. Возникли предпосылки для формирования «новой власти», которой стало тесно в рамках коммунистической идеологии, ибо она хотела хорошо жить «здесь и сейчас». Естественно, такие желания активно поддерживались «западными партнёрами», но это дело второе. Перестройку 1985 года начало Политбюро ЦК КПСС, где образовалась критическая масса проходимцев и престарелых догматиков. Под перестройкой мы понимаем смену общественного строя, а не демагогическое содержание этого термина тех времён. Цель перестройки состояла в присвоении национального достояния страны группой модераторов процесса. Тем самым как бы разрешалось «диалектическое противоречие» позднего социализма в СССР: «элита» бесконтрольно всем управляла, а взять и положить в карман ей было нельзя, не позволяла идеология.

Какие у власти были ресурсы для осуществления намеченной цели, и что им можно было противопоставить?

Вся «выходящая за рамки» общественная жизнь страны контролировалась Комитетом госбезопасности (КГБ). И это была не «кровавая гэбня», а высокопрофессиональная структура, даже весьма интеллигентная. В подтверждение можно ознакомиться с мемуарами Леонида Бородина (автобиографическая повесть «Без выбора»). Этот убеждённый антисоветчик (и при этом блестящий русский писатель), получивший два срока и отсидевший в общей сложности 9 лет, имел дело с «органами» на протяжении трёх десятилетий. Он заведомо не приукрашивает реальность в оценке КГБ и описании многочисленных собственных контактов с сотрудниками «конторы». И главный его вывод (выстраданный личным опытом) был таков: бороться с властью, имеющей эту охранительную структуру, бессмысленно. Там всё под контролем.

Вся мощь Комитета госбезопасности была брошена на осуществление перестройки. КГБ (а не ЦРУ) сыграл ключевую роль в активизации националистических движений в союзных и автономных республиках СССР, свержении коммунистических режимов в странах Восточной Европы, развале Варшавского Договора. В органах были на учёте все активисты, проявившиеся в доперестроечный период, которые после проведённой с ними работы сидели по углам как мышки. Их пригласили и сказали: «всё, что раньше было нельзя, теперь — можно». И «процесс пошёл».

Упомянутый Бородин вспоминает, что после освобождения по перестроечной амнистии ему сразу помогли опубликоваться в ведущих литературных журналах те же ребята, что прежде упрятали его за решётку (до того у этого автора публикаций в СССР не было вообще). Все бывшие диссиденты оказались востребованными, их активно подключили к работе.

Кроме КГБ, у горбачёвской клики были в подчинении и всеохватывающие партийные структуры, но в силу относительной открытости их нельзя было использовать для деструкции столь беспардонно, как «контору», ибо коммунистическая идеология в то время ещё не была отменена.

Развал страны не являлся целью перестройки. Это её сопутствующий результат, связанный с методами решения главной задачи. Однако перспективы грядущего развала стали просматриваться довольно быстро. И тут можно задать вопрос: почему структура, которой было положено отвечать за безопасность государства, вела строго противоположную работу? Или её сотрудники не понимали, что делают?

В основном понимали. И это вопрос не к ним: идеальная силовая структура обязана выполнять любые приказы сверху. Без обсуждений и сомнений. Так что спрашивать надо с председателя КГБ Крючкова.

Судьба этого члена партии с 1944 года в чём-то даже трагична. Как известно, в августе 1991 состоялся «путч», который разом обрушил страну. Сегодня очевидно, что в том и было предназначение этого фиктивного «мятежа». Организатором ГКЧП считается Крючков, и нет оснований сомневаться в этом.

Та часть народа, что осознавала суть идущих в стране процессов, встретила первое обращение ГКЧП с ликованием. Но эйфория быстро сменилась недоумением, сомнениями и, наконец, пониманием того, что идёт масштабная провокация. Основной ресурс пропаганды — центральные телеканалы — часами крутили «Лебединое озеро». Была показана пресс-конференция Янаева (главы ГКЧП), у которого тряслись руки. Мрачные бессмысленные танки на улицах Москвы. И рядом с ними — беснующиеся на свободе лидеры «новой демократии».

Воспоминания очевидца:

«19 августа (первый день путча) к концу рабочего дня пошёл к зданию областного отделения КГБ. В 18:00 из дверей посыпались офицеры госбезопасности — по домам, отдыхать. Понял — это конец. И не только социализма (его на тот момент уже фактически не было), но и страны. В тот же вечер вывесил на балконе государственный флаг СССР с траурной лентой».

Никаких спецзаданий в дни путча «органы» не получили, шла «обычная работа в штатном режиме». Структура, непосредственно подчинённая организатору ГКЧП, на которую должна была лечь огромная черновая работа, без которой немыслим успех переворота, бездействовала, «не получила приказа». И Крючков («мальчик маленький», с опытом работы в КГБ в 24 года и потрясающим послужным списком) не понимал, чем это кончится?

Для него (вместе с товарищами по путчу) кончилось тюрьмой. И нельзя сказать, что Крючкова предали. Просто кого-то надо было назначить крайним.

Но всё-таки: умный человек, профессионал. Почему позволил так себя использовать, нарушив присягу, долг, забыв о чести?

Пожалуй, здесь проявился феномен власти позднего СССР, боязнь быть выброшенным из обоймы. На глазах всей страны по два раза были заменены секретари практически всех обкомов (фактические руководители областей и автономных республик). На момент ГКЧП дееспособных кадров там не осталось. Только один секретарь обкома поддержал «переворот» практическими делами (и, разумеется, поплатился за это). Прочие в дни путча просто не появлялись на работе.

Сами догадались, или по подсказке?

В дальнейшем их всех "трудоустроили". Директорами банков и т. п.

Ещё штрих в ту же строку. За все годы перестройки никто из высших эшелонов власти не выступил против откровенного (и очевидного!) демонтажа социализма. Два лидера антиперестроечных сил известны: Нина Андреева и Сажи Умалатова. Но это не члены Полтбюро, ЦК или Правительства.

Все представители «руководящей элиты» оказались не в состоянии выйти за установленные рамки. Там просто некому было дать по рукам А.Н.Яковлеву и его марионеткам во главе с Горбачёвым.

А что же наш образованный народ, в том числе настоящие рядовые коммунисты, фронтовики, поднимавшие страну из разрухи?

Народ в массе своей верил власти, верил партии. Перестройка начиналась как карнавал. Массовики-затейники от КПСС увлекли людей в хоровод, который по мере разрастания всесоюзной пляски становился всё более сомнительным. Но даже тогда большинство не пыталось и не могло понять, что главные коммунисты страны реставрируют капитализм. Люди просто не смотрели в эту сторону, подобная мысль показалась бы им дикой и невозможной. Народ был готов отражать угрозу извне, а получил удар в спину.

Здесь уместно провести аналогию с супружеской изменой. Когда в благополучную семью (к родителям и детям) приходит эта чума, там часто её не видят в упор, хотя со стороны всё давно предельно очевидно. Настаёт момент, когда факты уже кричат, и тогда начинают задавать вопросы. На них отвечают, как бы подтверждая формат прежних отношений. И хотя эти ответы несовместимы с фактами, им верят.

«Обмануть не сложно, коль сам обманываться рад».

Потому что происходит немыслимое, если угодно — несовместимое с жизнью. И люди, спасая себя от боли, готовы принять любую успокоительную ложь.

Но всему бывает конец. И приходят чёрные дни полного осознания предательства. Разумеется, народ можно упрекнуть в том, что ко многим это осознание пришло слишком поздно. Но те, кто прожил перестроечные годы в состоянии понимания и борьбы, в череде непрерывных поражений, таких упрёков делать не будут. (Как и не будут завидовать огромной части людской толпы, что прошла через рубежные годы в житейской суете без осознания катастрофы.)

Поэтесса Юлия Друнина — «одна из тех». Вот её последние строки:

Ухожу, нету сил.

Лишь издали

(Все ж крещеная!)

Помолюсь

За таких вот, как вы,-

За избранных

Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны.

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос Россия,

Не могу, не хочу смотреть!

«Избранные» активно занимались разъяснением идущих процессов. Люди их слушали. Как правило, с огромным интересом. Разумеется, возможности активистов были несопоставимы с мощью пропагандистской машины официальных СМИ, в которой перестройщики владели практически абсолютной монополией. Но результат был. В народе росло понимание того, что происходит и кто виноват.

Но за этим шёл главный вопрос: «что делать?» Как остановить машину разрушения?

В прошлое не вернуться. Но даже сейчас, из нынешнего будущего, с учётом всего накопленного опыта можно однозначно сказать, что решения снизу у этой проблемы не было. Остановить перестройку могла только смена власти, то есть речь должна была идти о революции. Но для этого не было идеологии, партии, лидеров. Все оппозиционные движения были наполнены сексотами, которые не только информировали «органы», но и во многих случаях возглавляли эти движения. Да и какая могла быть революция, если «революционные преобразования» проводила сама власть? («Сбылась мечта» писателя Бородина и прочих антисоветчиков.) К тому же недовольных грамотно развели. В союзных и автономных республиках виновниками всех бед объявили русских, в коренной России — евреев. В подтверждение была найдена и сфабрикована масса «секретных документов», распространение которых (в первую очередь) шло по линии КГБ.

Чтобы осознать всю безнадёжность той эпохи, стоит провести параллель с днём нынешним. Сегодня несопоставимо бОльшая часть народа не верит власти и понимает, что в стране «всё не так». Есть интернет, социальные сети, которые каждому дают возможности для пропаганды, немыслимые в СССР. У правящего олигархата и близко нет тех ресурсов для тотального контроля и управления обществом, которыми обладали Горбачёв и его кукловод Яковлев. Разговоры о необходимости революции сегодня — чуть ли не главная диванная тема. Но кто-нибудь ставит этот вопрос в практической плоскости?

Увы. Почему-то все понимают, что здесь на данный момент полная безнадёга...

Так вот, в годы перестройки революционные возможности были несравнимо хуже, просто никаких шансов.

Так причём здесь уровень народного образования?

Источник: Российский писатель