Что делать Путину с падающими рейтингами

13 февраля 2019 г. Олег Кашин.

Диверсификацию стоит протестировать и в политике – ставка на всеобщую лояльность слишком рискованна, еще не поздно учиться сосуществовать с нелояльностью.

Февральские соцопросы фиксируют очередные рекорды недоверия граждан к власти, рейтинг Путина достигает какого-то очередного исторического минимума, а словосочетание «крымский консенсус» как актуальный политический термин не дотянуло до своего пятилетия.

По всей логике, это плохие новости для власти, более того – трудно сомневаться в том, что власть действительно, знакомясь с очередными цифрами (а есть ведь еще «опросы ФСО», играющие в отечественном политическом фольклоре очень важную роль скрываемой правды – скрываемой, значит, существующей и по умолчанию более мрачной, чем то, что говорится публично), хватается за голову и не понимает, как ей быть дальше – закручивать гайки, изобретать социально-экономические компромиссы, аннексировать Белоруссию, отключать интернет?

Советская традиция, которую никто не отменял, подразумевает, что высшей формой авторитаризма должен быть культ личности, и вроде бы признаков культа личности в нынешней российской реальности хватает, но не стоит покупаться на самые поверхностные внешние проявления – тот культ личности, который помнят у нас, был привязан к тоталитарному строю, а его в России нет, и вместо культа личности – культ рейтинга, то есть к «личности» в каждый конкретный момент должна прилагаться социологическая справочка, без которой ценность «личности» не очевидна ни подданным, ни ей самой.

Давняя традиция, заложенная, по крайней мере, во времена политтехнологических экспериментов, приведших к появлению Путина, заставляет российский правящий класс именно к рейтингам относиться как к самому бесспорному критерию эффективности царствования. Ближе к ста процентам – хорошо. Пятьдесят и ниже – плохо, паника. Конечно, пусть они паникуют, это даже полезно, но все-таки стоит иметь в виду, что паникуют зря.

Люди, сделавшие когда-то Путина президентом и подсадившие его на рейтинговую иглу, давно выпали из власти. Их сменщики и сменщики сменщиков похожи на тех героев эксперимента в курилке, когда первые курильщики по какой-то причине говорили шепотом, потом пришли новые и тоже стали шептаться, первые давно ушли, и уже не у кого спросить, почему все говорят шепотом, но никто не решится заговорить в полный голос – все исходят из того, что шепот зачем-то нужен. Ситуативные политические потребности 1999 года давно утрачены, но желание стопроцентной лояльности передается от одного кремлевского поколения другому как святыня.

Люди играют в «Путин это Россия», не понимая, что сами копают себе могилу, намертво привязывая существующую российскую государственность к одному конкретному физлицу – не будет его, не будет и всего остального. Рейтинговое падение, воспринимаемое ими как неудача, очевидно, должно стать для них вызовом, и сейчас они сидят в своих кабинетах и бункерах, придумывая, как вернуть социологические цифры на уровень 2014 года. Наверняка даже могут и придумать, вопрос – зачем?

Трудно сомневаться, что ⁠Путин хочет войти в историю. Что конкретно для этого нужно сделать, ⁠вопрос ⁠спорный и, скорее всего, вообще не имеющий точного ⁠ответа. Но что бесспорно: чтобы войти в историю, нужно, по ⁠крайней мере, ⁠чтобы она продолжалась, а уравнивание Путина с Россией ⁠это исключает – таким вождям обычно не на что рассчитывать, кроме тихого снятия портретов, как в Узбекистане и Туркмении, или громкого развенчания культа, как в постсталинском СССР. По-хорошему, именно выход из ловушки стопроцентной лояльности должен сейчас быть ключевой задачей путинского Кремля. Модный применительно к экономике лозунг диверсификации стоит протестировать и в политике – ставка на всеобщую лояльность слишком рискованна, еще не поздно учиться сосуществовать с нелояльностью.

Путин сам должен отделить себя от России. Как бы соблазнительно ни было считать себя равным ей – это тупик, это самоубийство, и в историческом поединке с Россией любое физлицо обречено. Россия была до Путина и будет после. Даже нынешнюю, довольно кривую государственность создал не Путин (хотя наверняка он сам уже в это верит), а Ельцин.

B дело даже не в суперпрезидентской конституции и не в структуре власти, все ветви которой венчает гипертрофированное и всеобъемлющее ЦК-администрация – нет. Важнее всего, что именно ельцинские годы стали временем сначала номенклатурного реванша, когда случайных Гайдаров и Бурбулисов влегкую вытеснили советские ветераны поколения Черномырдина и Лужкова, а затем – реванша, если угодно, общерусского, когда закаленное рыночной либерализацией и чеченскими войнами общество всерьез начало сомневаться в правильности устройства страны. 

Именно этот консенсус конца девяностых сделал возможным сначала Примакова, а затем (и именно в качестве кремлевского ответа на него!) – и Путина. Все социальные группы, ассоциируемые сейчас с девяностыми и подавленные Путиным, были обречены еще при позднем Ельцине – и «бандиты», и «семибанкирщина», и «региональные тяжеловесы», и даже «свободная пресса».

В том же конце девяностых сложилось и силовое сословие, делегатом которого в еще допутинской власти стал Путин 1999 года. Наверное, это противоречит мифологии, в которой и солнце без Путина не взойдет, но все же важно: Путина привел к власти общенациональный консенсус конца девяностых, основанный прежде всего на недовольстве русского городского населения своей второсортностью по сравнению с тогдашними хозяевами жизни.

Талантливо ли был растрачен этот консенсус – вопрос философский, но если бы совсем бездарно – Путин бы, наверное, не удержался. Другое дело, что уже к концу своего второго срока в конце нулевых опирался он совсем не на тех, кто в начале нулевых между «Березовским» (в самом широком смысле слова) и им выбрал его. Показательно в этом смысле поглощение «Отечества» «Единством» с последующим торжеством проигравших – новый номенклатурный реванш возглавил уже Путин, потому что так было удобнее, эффективнее, быстрее.

Значит – пора исправлять ту ошибку сейчас. Сооружать новое народное большинство не на основе его симпатии к Путину (а у кого нет симпатии, тот враг), а по каким-то менее тоталитарным критериям. Схема «кто против Путина, тот враг России» была применима только к каким-то давним предвыборным кампаниям – нужно иметь мужество признать, что она не сработала, и отказаться от нее.

Врагов России среди граждан России быть не может, потому что они сами и есть Россия, и если предположить, что вот эта возникшая сейчас разница между историческим максимумом и историческим минимумом рейтинга – настоящие миллионы русских, которые чем-то недовольны, то это Путину нужно учиться сосуществовать с ними и доказывать им свою нужность. Звучит совсем не торжественно, но альтернатива – только паника от падающих рейтингов, какие-нибудь новые законодательные глупости системы «Клишас» и полицейщина, работающая до первого серьезного катаклизма.

Недоверие – дорога с двусторонним движением, и странно ждать массового доверия по отношению к той власти, которая сама не доверяет гражданам. Россию спасет только любовь, то есть в буквальном смысле – если власть, и даже персонально Путин полюбит тех, кого привык ненавидеть, или смотреть на них настороженно, или не доверять.

res_publica February 19, 2019