За труса?

      Джинсы с заниженным поясом от октябрьского ветра спасали плохо, и вместо совместной прогулки пришлось завернуть в кафе. Натахина сумочка, усыпанная блестяшками «Сваровски» заняла место на краешке изогнутой спинки.

- Кэт, мы с тобой подруги! Мы сто лет… Одно не пойму, - где твои глаза? Ты же, продвинутая, нормальная! Ну каво-о?!

Натахина сероглазая собеседница, отвлёкшись от рассматривания интерьера, внимательно и спокойно взглянула на свою подружку.

- А что тебя смущает?

- Ты что, не понимаешь?! Это же отстой, это ж все видят! Может, тебе, парней мало? Гарик от тебя без ума! Сэм! Вот это пацаны. Каратэ, поездки. Родители. А этот? – Натахины яркие блестящие губы презрительно скривились, - знаешь, каким он спортом занимается?

- Бассейн…

- Вот-вот! Хусейн. От-стой! Парень должен быть крутой, так чтоб кровь закипала! А не плавать как неизвестно что неизвестно где.

Покопавшись в сумочке, Натаха выудила начатую пачку тонких сигарет, и оглянулась в поисках официанта, уточнить, разрешено ли здесь курение. Девушка в коричнево-оранжевом передничке, стоящая за стойкой, встретилась с ней глазами и, поняв вопрос, утвердительно помахала ладошкой.

- Ну, хоть здесь… - произнесла с удовлетворением Натаха, и, щёлкнув розовенькой зажигалкой аккуратно затянулась, - Мужик должен быть крутой! За женщину стены пробить! Помнишь, пацаны за меня поспорили, и Никитос одному челюсть сломал, второму руку. Боксёр! Сам, кстати, потом в больнице лежал… А этот? Я ж тебе не рассказывала, он вообще - трус!

- А почему ты так думаешь?

- Убедилась! Как-то вместе сидели в «Дольче», - он и мы с Даянкой. Недолго, меньше часа… Они ж вместе заканчивали, знаешь? Мы с ней идём, тут он, завернули, короче. И чё-то сцепились с соседями. Она про их бабёнку вслух высказалась… Даянка, она ж в своём репертуаре, ещё и загоготала! А там два парня. Встали, подходят.

- К вам?

- Ну! «Пошли», - говорят этому, - «выйдем, поговорим». А этот! Ты представляешь? – «Здесь, - отвечает, - разговаривайте». Прикинь?! «Кто вы мне? - говорит. Куда я с вами пойду?». А мы с Даяной смотрим, сидим… Эти стоят, он… «Бить собираетесь? Здесь, - говорит, - прям щас начинайте, какая разница?» А там-то, ясно, - камеры, охрана… Не пошёл! Поняла?

- Чем же кончилось?

- Да чем… Эти обратно сели. «Выйдешь отсюда всё равно», - говорят. А он даже провожать нас не стал. Вытащил свой отстойный сотовый, вызвал нам такси. «Поезжайте, - говорит, - девушки. Если втроём пойдём, - нарвёмся на приключения. А у меня завтра переговоры. Езжайте, - говорит, - я задержусь». Дал мне косарь, я расплатилась. А сам, знаешь что?

- Ну, откуда мне знать…

- Я потом узнавала, он даже не дрался! Подошёл к этим, поговорил чего-то и слинял. Сэм бы из них отбивную сделал, а этот? Ну трус, ясно! Чего ты в нём нашла, Кэт? Чем он тебя так купил? Богатый? Да, вроде, - нет. Машина обычная. Мать где-то в деревне… Крест! Ботаник.

Принесли кофе. Из сигареты, лежащей на краешке стеклянной пепельницы стелилась тонкая струйка сизого вьюистого дымка. Натаха отпила из чашечки, прищёлкнула разрисованным длинным ногтем по чуть свисающей с краёв столика скатерти.

- Цвет не трендовый, не находишь? Вог на осень даёт моду в голубом, а тут… А на тебя, кстати, он тоже плохо влияет. Не спорь!

Но девушка по имени Кэт спорить не порывалась вовсе. Она лишь чуть улыбнулась, и поднося к губам кофейную чашку, своими серыми глазами всё так же внимательно смотрела на собеседницу.

Натаха затянулась сигареткой.

- Ты что, не замечаешь в кого ты превращаешься? Кэт! Даже по одежде… Ты когда последний раз в журналы заглядывала?! К стилистам? Устроилась на какую-то «работу»… Сумашествие! Тусовалась когда последний раз? В бабки записалась? И мне вот так просто на это всё смотреть?! Я же твоя подруга! Настоящая! А тут узнаю, что ты ещё и замуж за него собралась?! Думала врут, а что оказывается?! Правда?!

- Правда.

- Но он же трус, полный трус. Причём не только на драку. Он и в жизни такой всегда! Ещё со студентов. Даянка говорила… Пацаны нашли тогда вариант денег наварить. Круто - за месяц и в несколько раз! И ему говорили тоже. Звали!! Переводчика твоего, с технико-экономическим образованием. Надо было только штуку-полторы баксов дать в дело! А он? Знаешь что?

- Не знаю. Что же он?

- Жил в съёмке, работал попутно в трёх местах, чтобы второе образование получить, и родителям ещё слал. Деньги нужны были, мог рубануть, а от верняка отказался! Забоялся! Так и сказал: «Боюсь, - говорит, - ребята! Извините, я в этом участвовать не буду. У меня сдача пекарни». Булошную делал кому-то, тоже мне… Поняла? А там двое знаешь как наварились?! В Манхэттен поехали!

- Двое? А с остальными что?

- Да плевать на остальных! Манхэттен! Причём тут остальные… Ты, Кэт, как будто в секту попала, честное слово. С тобой с некоторого времени так разговаривать тяжело! Кофе какое-то здесь не очень… Чего ты молчишь? Не видишь, что ли, на кого ты запала? Ведь плакать будешь потом! Жизнь клясть! Она же проходит! Летит! И от неё надо всё брать, пока не поздно! Сэм на Бентли ездит, хочет с тобой дружить, Гарик на новом Геленвагене. Вот это люди! Брэнды! А ты?!

Девушка с серыми глазами опять улыбнулась, оглядела ещё раз небольшой кафешный зал и поставила на стол чашку, которую до этого держала двумя ладонями.

- А я, Наташ, думаю, что кофе здесь очень хороший. И аккуратненько, несмотря на моду. А он… Он – мой. И я за него выйду.

- Да почему? Па-чи-му?!

- Почему? С ним я вспомнила, что я не Кэт, а Катя. И он меня любит. По настоящему, без трендов и вогов. А я его. И хочу, чтобы мои дети были на него похожи. Внешностью, словом, - она помолчала, улыбнулась, посмотрев на уныло слушающую её подругу, - поступками. А ты не расстраивайся, будет и у тебя всё хорошо. И у Динки. Привет ей, кстати, передавай… Ну что, пошли? А то обед заканчивается…