Обаяние добрых дел Николая Носова. Ко дню рождения

«Ребёнок — это живой человек. Это вовсе не орнамент нашей жизни, это отдельная полноправная и богатая жизнь. По силе эмоций, по тревожности и глубине впечатлений, по чистоте и красоте волевых напряжений детская жизнь несравненно богаче жизни взрослых» А. Макаренко

В замечательном фильме «Серёжа» по одноимённой повести Веры Пановой использован великолепный операторский приём, — где все предметы сняты так, как их видит 5-летний дошкольник с уровня своего роста: громадного размера класс, большущие парты.

Оператор пытается техническими средствами представить психологический ракурс восприятия мальчика, — что очень и очень непросто. Прослеживается явная дифференциация потенциалов собственно кино и собственно литературы. То, что можно подробно изобразить в тексте — нельзя воспроизвести на экране, и наоборот.

Поэтому литературных персонажей Н. Носова сопровождают колоссальное количество экранизаций: множество мультиков, полнометражных кинолент. [Невзирая на то что Носов создал не так уж и много.] Помогая друг другу, дополняя. Насыщая авторскую палитру, ауру, — как радугой после дождя, — солнечными цветными мазками. Словно красочную страну весёлых коротышек.

Издревле писатели, учёные, философы подбирались к детям, к повествованию о них и, главное, — для них… Но не так-то это, оказывается, легко.

Непосредственно эпитета «детский писатель» изначально не было. Но произведения непременно посвящались. Правда, маркировала их странная черта: некоторая степень ненависти к ребёнку как морфологическому понятию. Т.е. тогдашние «старинные» писатели недолюбливали в детях именно… детскость. Отличающуюся от «взрослости» стремлением к гиперболам, неуёмной выдумке того, чего нет на самом деле: а это, могло статься, уже и от «взрослой» ереси недалеко.

Они как бы чурались, сторонились совместно веселиться — боялись по-детски плакать, смеяться, потешно грустить.

Даже сам утончённый Джефри Чосер, «отец» английской литературы, отличный рассказчик, сочинил для сына «Трактат об астролябии» — в высшей степени нудный и скучный.

Через полтора века (XVI) Уильям Копленд, — подобно Чосеру, — изготовил для трёхлетних(!) детишек крайне «полезную» в кавычках книгу «Тайна тайн Аристотеля». — Что уж говорить, ой как тяжко было взрослым «снизойти», унизиться до безалаберного смеха, до волшебных придумок-небывальщин (за 5 мин. переплыть океан, запросто стукнуть акулу по носу), которым нет научного объяснения-обоснования.

Перескочим ещё один век…

Английский мудрец-сенсуалист, преподаватель Джон Локк (XVII в.), один из создателей эмпиризма, как-то уж совсем не доверял малышне. Предлагая заменить в педагогике термин «детское сознание» — термином «разум взрослых». Подчинив малышню абсолютной власти «со стороны тех, на чьём попечении она находится». — Считая ребёнка как бы ухудшено-уменьшенным вариантом взрослого человека: неким пробником. [Чуковский определил точнее: «черновиком».]

Все эти онтологические потуги проникнуть в сознание детской вселенной хорошо описаны у Корнея Чуковского в книге «От двух до пяти»: «Это похоже на то, как если бы грудного ребёнка, вместо молока его матери, насильно кормили бифштексами».

Вот эти-то «бифштексы» Чуковского и съел с удовольствием Н. Носов, оставив детям — заслуженную шалопутную безалаберность; взрослым же — их логику и правильные теоретические расклады. Не забывая притом, что «Красная шапочка» для ребёнка — такая же, если не больше, горькая трагедия, как для его родителей — «Анна Каренина».

Н. Носов настолько глубоко погрузился в детский менталитет, что стал… непоня́тным советской критике. Его упрекали в легковесности, легкомыслии, развлекательности. Где же воспитание? — восклицала критика. Не принимая, не разумея носовских неспокойно-хаотических болтунишек — к тому же с сомнительной репутацией. [Отбросив хрестоматийные «Огурцы» с апофегмой «Не укради» и «Фантазёров», — где прямолинейно осуждён нехороший мальчик.]

Да в том-то и дело, — пытался урезонить Носов невежд, — что в этой «бессодержательности» и «бессюжетности» и есть основа детской философии! Как в классике жанра, например: — «Азбуке» Льва Толстого.

У Носова, также как у «детского» Толстого возрождена пристальная обстоятельность, целеустремлённость видения, самоценность каждого проявления живой природы, — совершенно не подверженной пошаговой, покадровой, жанровой, какой-либо ещё каталогизации. (Навроде носовского «Шурика у дедушки».)

Где важна не суть событий и их оценка с точки зрения внимательного наблюдателя, а — реакция на происходящее вокруг, активное освоение всего нового, что встречается на пути. И где роль сюжета реализовывают переполняющие ребятню ощущения приключений-инцидентов-казусов, впечатления(!) и озарения — чувства, обладающие поистине сюжетной силой.

Так, в центре читательского внимания оказываются не положительные персонажи (Синеглазка и Знайка), а трусишка, лодырь и лгун Незнайка (как его прототип Мурзилка авторства А. Хвольсон) — спросите, почему? Элементарно потому, что он — смешнее всех, вот и всё.

Именно комичность и ничто иное располагает зрителя. Учитывая, бесспорно, то, что Незнайка — ужасно добрый. А раз добрый — значит, в конце концов возьмётся за ум. И только гениальный автор может постигнуть подобную рекурсию смыслов. Плюс, уж куда деваться, — энциклопедичность произведения, — оригинально обёрнутая в загадки-разгадки повествования.

По-простому говоря, Носов уловил важнейшее — то, что для взрослого лишь зарисовка и незначащее событие, для ребёнка — целый роман, целый мир. Космос. Каковым раскрылись детям носовские Цветочный, Солнечный города: в них есть настоящие доктора, поэты, писатель с бормотографом, автосервис и ремонтная мастерская, там есть философы, творцы, театроведы и театралы, бездельники и хвастуны.

[Присовокуплю, что достаточно провидческий «Незнайка» филигранно сработал в чисто утилитарную сторону. Книга издана в сложный момент перехода от раздельного школьного обучения — к совместному. Заканчиваясь примирением малышей и малышек — общим шикарным балом.]

В итоге Носов, — через весёлые поучительные похождения книжных выдуманных героев, — выводит отнюдь не выдуманную мировоззренческую концепцию «обаяния добрых дел». Ведь что такое счастье, — отмечал Гайдар: — каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что «надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю». — Таким образом соединяя несомненно патриотизм, народное начало, юмор, сатиру.

Кроме того, Н. Носов (наряду с юмористическим героем-современником дядей Стёпой, сказочным Буратино) занял до тех пор пустовавшую нишу архетипичного паренька (Мишка, Костя, Коля) с определённо выраженными чертами.

Во-первых, хвастунишка. С иной стороны, чрезвычайно любознательный. Во-вторых, жутко увлекающийся, до горячности. Но, — как и все дети, — быстро охладевающий: постоянно переключающийся с одного на другое, ничего не доделывая до конца.

Характерных дефиниций сонмы: путаник («Мишкина каша»), великий «мастер-ломастер» («Телефон»), как мы изъяснялись в советском детстве. Также страшный выдумщик, непоседа, фантазёр, юморист-приколист наконец. При всём том — отнюдь не неудачник.

Виноват не он, а — темперамент, самоуверенность, стремление выделиться и, что существенно: неопытность. Ну скажите, как достать воду из колодца, если туда уже улетели ведро с верёвкой и чайник с леской? Ответ тривиален до смешного — самоваром! — Мишка никогда не признается в явной с виду неудаче — для этого он слишком самонадеян.

И зритель смеётся не над фактологией (дескать, ночью уронили в колодец ведро), — а над характером персонажа. Что было но́во, свежо, оригинально.

Мало того, среди хохочущих читателей, — как бы присутствующих внутри фабулы рассказа, — носовский герой один до конца сохраняет солидную серьёзность (что только добавляет смеха). Ведь он стопроцентно в себе уверен и никоим манером не уронит своё достоинство.

Вообще это вполне типологически замечено: что-то уже испортив, ребёнок ни за что не повинится в неудаче, — а примется искать выхода в… ещё более безнадёжных попытках. Детская нелогичность в устранении неприятностей, прикрытая юмористической типизацией образов и обстоятельств — вот фундамент, базис реализма и художественной убедительности Николая Носова.

Плюс, безусловно, блестяще схваченные и переданные диалоги: «Выдумать интересный диалог почти невозможно», — указывал Макаренко. — И Носов срисовывает детскую нелинейную «аргументацию» прямо с доски жизни: невымышленная агрессия, отрицание нравоучений, старание переспорить, переспорить, переспорить…

Известно, что дети мыслят очень конкретно. Эта конкретика, к тому же приправленная шуткой, дурачеством, сразу выделяет носовские тексты — их не спутать ни с чьими другими. Как не переубедить ребёнка в том, что каша — варится сама: надо вовремя помешивать её ложкой.

Практически все произведения Носова написаны от первого лица — сверстника читателя. Речь героев и речь автора — сливаются воедино. Зримое отсутствие взрослого автора позволяет беззаботным героям фантасмагорически вытворять и выдумывать всё что угодно — всё, что на душу ляжет. Причём на полном серьёзе, с умным выражением лица. Делая книги Носова особенно весёлыми и… воспитательными одномоментно.

[Невольно напрашивается сравнение со сказками Пушкина. Абсолютно противоположные мнемонически, блеск пушкинского волшебства и трёхмерность носовского реализма выполняют одну задачу — насытить юного читателя-слушателя домашним теплом, уютом и благодеянием.]

Кто возразит, что это крайне важные и нужные вещи: мол, не надо бесконечно вертеться перед зеркалом; не надо бояться лекарств; нельзя размахивать за столом руками; нужно обязательно чистить зубы, помогать маме и т.д.

Но очерчивать на бумаге эти прописные истины целеполагающими, заявлять о них всерьёз — запрещено. Получится морализаторство. Притом — мелкое и мерзкое до неприятия.

А Носов пишет так:

«Терпеть не могу зубной порошок!» — проворчал Незнайка. «Это почему же?» — «Невкусный!» — «Так вам же не есть его!» — «Всё равно. Он за язык щиплет».

Ни скуки, ни нравоучений. Напротив — доходчиво и весело. И в том — весь Николай Николаевич Носов.

Да, и не забывайте… Ежели соберётесь когда-либо в путешествие на воздушном шаре, — не забудьте непременно взять с собой топорик. Чтобы прорубать им облака. Иначе как доберётесь до солнца? И непреложно прихватите шапочку и шарф — на небе холодно: помните, как сильно замёрз Незнайка? Успешного полёта!!

Игорь ФУНТ