Северная война: положение пленных в Швеции и России

В предыдущих статьях («Полтавская катастрофа армии Карла XII» и «Капитуляция шведской армии у Переволочной») было рассказано о событиях 1709 года, Полтавской битве и капитуляции шведской армии у Переволочной, следствием которых стало пленение около 23 тысяч «каролинов». Они не были первыми шведскими военнопленными Северной войны. Сами шведы считали, что к 1706 году в русском плену уже находились 3300 солдат и офицеров. Людей других национальностей они не учитывали, между тем только после победы Шереметева при Гуммельсгофе (1702 год) в плен были взяты несколько тысяч лифляндцев (с некомбатантами).

 

Положение военнопленных в России и Швеции

И русские, и шведские историки пишут порой о «невыносимых условиях», в которых содержались военнопленные их стран. И те, и другие, разумеется, опираются на какие-то документы.



В Стокгольме, например, только в 1707 году вышли два сочинения, обличающие «жестокость русских». Первым из них был «Правдивый отчет о нехристианском и жестоком отношении московитов по отношению к взятым в плен высшим и младшим офицерам, слуг и подданных Его Величества Короля Швеции, а также их жен и детей». Вторым – «Выдержка из письма, отправленного из Штенау 20 июля 1707 г., об ужасающих поступках московитских калмыков и казаков».

С другой стороны, Ф. Голицын, который вёл безуспешные переговоры по обмену пленными, в ноябре 1703 года писал А. Матвееву:

«Шведы держат оных генералов и полоняников наших в Стекголме, как зверей, заперши, и морят голодом, что и своего к ним, что присылают получить они свободно не могут, и истинно многие из среди их померли».
Уже после Полтавской битвы Карл XII, зная, что в России оказалось множество пленных шведов, писал в Риксдаг из Бендер:

«Русские пленные должны быть содержимы в Швеции строго и не пользоваться никакою свободою».
О том, что русские власти могут принять ответные меры, он даже и не задумывался.

Показателен инцидент, который произошёл на знаменитом пиру Петра I, состоявшемся в день Полтавского сражения. Выпив за «учителей», царь пообещал им, что со шведскими пленными в России будут обращаться «достойно». И тут не выдержал Людвиг фон Алларт (Халларт), который сам попал в шведский плен после Нарвы: он вдруг набросился на шведов с упреками за жестокое обращение с русскими военнопленными в Стокгольме и с ним самим в том числе. Вот так «наболело» у человека: пришлось царю его успокаивать, а Меньшикову за него извиняться. А Халларт – это не капрал какой-нибудь и даже не ротмистр, а генерал-лейтенант, и не «московитский варвар», а самый настоящий «европеец»: шотландский дворянин, начинавший службу в саксонской армии, что называется, свой в доску. Если даже он хлебнул горя у шведов, можно представить, в каких условиях содержались рядовые русские солдаты и даже офицеры.


Людвиг Николаус фон Алларт. В Нарвском сражении принимал участие в качестве «иностранного специалиста», ещё числясь саксонским генералом. До 1705 года находился в плену в Швеции, был обменен на генерала Арвида Горна (пришлось ещё и доплатить 4 тысячи талеров). В 1706 году, после отречения Августа Саксонского Сильного от польского престола, перешёл на службу в российской армии. Враждовал с Меньшиковым, из-за интриг которого дважды уходил в отставку
В Швеции, несмотря на заключенный в 1709 году договор о взаимном финансировании «кормовых денег», русские пленные часто просто голодали. Это объяснялось в том числе и тяжёлым экономическим положением этой страны, в которой в то время и большинство собственных граждан ели не досыта. Но извинением этот факт всё же служить не может, потому что Россия деньги, на содержание своих пленных переводила полностью и без задержек, причём выделяемые суммы увеличивались от года к году. Например, в 1709 г. было перечислено 9796 рублей 16 денег, в 1710 – 11317 рублей, 23 алтына 2 деньги, в 1713 год – 13338 рублей, в 1714 год – 13625 рублей 15 алтын 2 деньги.

Несмотря на своевременное получение этих денег шведской казной, в 1714, 1715, 1717 и 1718 годах «жалование» русским пленным выплачивалось неполное, а некоторые из них и вовсе его не дождались.

Каптенармус Веригин после возвращения из плена утверждал, что никаких средств не получал от шведов на протяжении девяти лет, сержант Малышев с 1713 по 1721 гг. получал выплаты лишь трижды: в 1713, 1716, 1719 годы.

А вот власти Швеции деньги на содержание своих военнопленных власти выделяли нерегулярно, что не могло не отразиться на их благосостоянии. В полном объёме средства были выделены лишь на протяжении трёх лет – в 1712, 1714, 1715 годах. А в 1716 и 1717 гг. эти деньги из шведской казны и вовсе не поступили. В результате капрал Брур Роламб за годы, проведенные в плену (1709-1721), получил от своего государства 374 талера вместо полагавшихся 960. А капитан Карл Толь, попавший в плен у Переволочной, получил 179 талеров 18 эре вместо 1000 талеров. Таким образом, зависимость пленных шведов от выделяемого русской казной содержания была чрезвычайной, а, в случае любой задержки, их положение и вовсе становилось критическим. Но некоторые нашли выход из этой ситуации, занявшись предпринимательской деятельностью либо организацией каких-то услуг (об этом будет рассказано ниже).

Стоит всё же признать, что положение шведских военнопленных в России, пожалуй, было менее тяжёлым.

Так, очень важной льготой для них стало разрешение переписки с родственниками.




«Письмо домой». Гёрансон, иллюстрация из книги Оберга и Йорансона «Каролинер»
А уже 24 октября (4 ноября) 1709 г. Пётр I издал указ, согласно которому тяжелораненые военнопленные за государственный счёт должны были отправляться на родину. Кроме того, разрешалось вернуться домой жёнам и детям шведских военнопленных, но этой возможностью воспользовались только некоторые из них. В 1711 году в Тобольск были отправлены 800 пленных, но в столицу Сибирской губернии прибыло более тысячи человек: супруги офицеров отправились вместе с ними, предвосхитив судьбу декабристок.

Известно письмо шведского адмирала Анкерштерна к своему «коллеге» – российскому вице-адмиралу Корнелию Крюйсу, в котором он благодарил его за хорошее обращение с пленными. И даже в английском журнале «The Tatler» («Болтун») признавалось, что «Его Царское Величество обращается со своими пленными с изысканной любезностью и почтением» (23 августа 1709 г.).

Многое зависело от официального статуса того или иного военнопленного, среди которых, кстати, были не только шведы, но и финны, немцы, жители остзейских провинций. А среди попавших в плен моряков шведского флота встречались также англичане, голландцы и датчане.
 

Категории шведских пленных в России

В то время пленные в России делились на три категории: проживающие «на разных основаниях у частных лиц», приписанные к казённым учреждениям и армии, и получившие паспорта (пользующиеся ограниченной свободой и живущие своим трудом).

И условия жизни для всех были разными. Невозможно сравнить положение пленных, которые участвовали в работах по возведению бастиона у Нагольной башни и Сретенских ворот Московского кремля и той же Марты Скавронской, которая начинала свою «придворную карьеру», как наложница русского фельдмаршала, продолжила её метрессой «полудержавного» фаворита, а закончила свою жизнь российской императрицей. Очень разной была жизнь шведов, работавших на строительстве «Невской першпективы» (Невский проспект) и Петропавловской крепости, и некоего Шредера, который спланировал и устроил Михайловский сад в Петербурге.


«Шведские пленные на строительстве Петербурга». Рисунок шведского военнопленного Карла Фридерика Койета, 1722 г.

Санкт-Петербург, Михайловский сад, фотография начала ХХ века

Санкт-Петербург, Михайловский сад, современное фото
Положение пленных офицеров, конечно же, было намного легче. Как раз в 1709 году был заключён упоминавшийся выше договор, согласно которому уравнивались «кормовые деньги», выделяемые пленным офицерам в России и Швеции (до этого деньги на их содержание передавались нерегулярно). Впрочем, и после подписания этого договора Карл XII распорядился переводить в Россию лишь половину от служебного оклада пленных офицеров: другую половину получал его «дублёр» – человек, заменивший пленного на его должности.

В качестве «подённого корма» пленным подполковникам, майорам и провиантмейстерам в России выплачивали 9 денег в сутки, капитанам и поручикам – 5, унтер-офицерам – 3; денщикам и прочим нижним чинам — 2 денги (1 копейку).

Самое поразительное, что членам семей шведских офицеров было разрешено приезжать к ним, в этом случае они также брались на содержание: жёны и дети старше 10 лет получали половину «оклада» данного офицера, дети младше 10 лет – 2 копейки в сутки.

Много это или мало? Судите сами: за полкопейки (денгу) можно было купить 20 яиц, баран стоил 7-8 копеек.

Высшие офицеры были на особом счету. Так, после Полтавы и Переволочной они поначалу были распределены между русскими военачальниками. Левенгаупт, например, был определён на постой к уже упоминавшемуся генералу Людвигу фон Алларту. А фельдмаршала Рёншильда и генералов Крейца и Крузе взял на своё попечение Б. Шереметев.

В дальнейшем высокопоставленные пленники получали содержание в соответствии со своими званиями и не испытывали особой нужды.

Контр-адмирал Н. Эреншёдьд, попавший в плен после Гангутского сражения, получал из русской казны содержание, соответствующее жалованью российского вице-адмирала (2160 рублей в год), да ещё и продукты с царского стола, но при этом жаловался на нехватку средств и даже занял 100 рублей у Меньшикова. В конце декабря 1717 года он был уличён в шпионаже и выслан в Москву. Жалованье русского вице-адмирала ему сохранили, но от царского стола отказали, чем Эреншёльд был немало возмущён. Возвращаясь в Швецию в феврале 1722 года он, всё же, письменно поблагодарил Петра I за «милость и благость, которую ваше царское величество явили мне в бытность моего плену».


Контр-адмирал Нильс Эреншёльд (Nils Ehrenschiöld)
А вот пленным шведским морякам, содержавшимся в Дерпте, в 1707 году выдавали на человека в неделю 7 фунтов свежего мяса, 3 фунта коровьего масла, 7 сельдей, «да хлеба против салдатских дач».

Пленные, занятые на строительных работах в Петербурге, получали «хлебное жалованье» наравне с русскими нижними чинами: два четверика ржаной муки, малый четверик крупы на одного человека в месяц, и кормовые деньги по 2 денги на одного человека в сутки.


Санкт-Петербург на рисунке шведского военнопленного П. Бетуна, около 1715 года
Разумеется, порой случались задержки денежного содержания, не чистые на руку начальники и интенданты также могли самовольно урезать «хлебное жалованье» либо поставлять некачественные продукты, но от подобного рода злоупотреблений не были застрахованы и русские солдаты и матросы. А. В. Суворов говорил, что «любого интенданта после 5 лет службы можно вешать безо всякого суда». А Екатерина II, намекая на «удобные возможности», предоставляемые служебным положением, ответила как-то Президенту военной коллегии, ходатайствующему за неимущего офицера:

«Если он беден – это его вина, он долгое время командовал полком».
Как видите, воровство у подчинённых «матушка-императрица» считала делом обычным и вполне допустимым.
 

Шведские пленники у «частных лиц»

Положение пленных, оказавшихся «на разных основаниях у частных лиц», также различалось очень сильно. Некоторым офицерам повезло устроиться учителями и гувернёрами в русские дворянские семьи. Какой-то образованный швед был учителем детей боярина Ф. Головина (генерал-адмирал и генерал-фельдмаршал). А Яков Брюс намекал потом, что статные светловолосые «викинги», помимо занятий с детьми, порой оказывали и некоторые другие услуги их матерям, редко видевших своих мужей-офицеров, либо вдовам.

Некий капитан Норин, взятый воспитателем сыновей одного из галичских помещиков, после смерти главы семейства и вовсе стал управляющим имения и опекуном сирот. Свои обязанности он выполнял исключительно честно и с большой выгодой для опекаемых, которые любили его, как родного отца и очень горевали, когда, после заключения мира, этот капитан уехал в Швецию.

Один из шведов устроился слугой к тайному советника А.И. Остерману (будущий вице-канцлер и первый кабинет-министр). У сенатора Я. Ф. Долгорукого шведы служили кучерами. Кроме того, шведов охотно нанимали в качестве прислуги иностранные купцы.

Рядовые солдаты, поступавшие в семьи простыми слугами, либо передаваемые им в холопы, часто попадали в зависимость от своих хозяев, которые скоро начинали относиться к ним, как к крепостным, и даже не хотели отпускать домой после заключения Ништадтского мира, гарантировавшего пленным «освобождение без всякого выкупа».
 

Шведские пленные на русской службе

Теперь поговорим о «каролинах», поступивших на русскую службу: таковых оказалось от 6 до 8 тысяч.

Те из них, что согласились служить в русской армии, не испытывали никакой дискриминации и получали жалованье наравне с русскими сослуживцами.

По сведениям посла Дании Ю. Юэля, после капитуляции Риги на русскую службу записались около 800 солдат и офицеров. Среди них оказались один генерал-майор (Эрнст Альбедюль), один полковник, пять подполковников, 19 майоров, один комиссар, 37 капитанов, 14 поручиков, два прапорщика, десять асессоров. Также поступили на русскую государственную службу 110 лифляндских дворян и 77 гражданских начальников.

После взятия Выборга, на службу в русской армии перешли более 400 солдат и офицеров. Некоторые солдаты армии Карла XII оказались в составе Яицкого казачьего войска и даже приняли участие в неудачном Хивинском походе князя Бековича-Булатова (1714-1717 гг.).

Сразу же после Полтавского сражения (в начале июля 1709 года) согласились перейти на русскую сторону некоторые шведские артиллеристы: вначале 84, чуть позже – ещё 25. Они были приняты буквально с распростёртыми объятиями, и некоторые сделали неплохую карьеру. Те из артиллеристов, что не пожелали служить в русской армии, были отправлены для работы на пушечном дворе. Шесть особо квалифицированных мастеров были отправлены в Оружейную палату, где занимались ремонтом трофейных пушек и мушкетов.
 

«Казённые работы»

Среди пленных, «приписанных к казённым учреждениям и армии», примерно 3000 числилось за «армией и нуждами ея», ещё 1000 – за флотом.

Довольно много военнопленных было занято на строительных работах в разных российских городах. Большое их количество работало на уральских заводах в Алапаевске, Перми, Невьянске, Соликамске, Узяне, некоторых других городах. Известно, что в распоряжение Демидовых и Строгановых было направлено три тысячи человек, «ведающих ремесло» – по 1500 каждой «фамилии». Более 2500 пленных были приписаны к оружейным заводам. Их положение трудно было назвать лёгким, многое зависело от непосредственных начальников, потому что «бог высоко, царь – далеко», а приказчик Никиты Демидова – вот он, рядом.

Среди пленных особо ценились те, что имели хоть какое-то понятие о рудном деле и металлургии. «Командиру Уральских и Сибирских заводов» В.Н. Татищеву очень повезло с неким Шенстремом – владельцем собственных железоделательных заводов в Швеции: он стал советником и ближайшим сотрудником русского чиновника, и оказал ему большую помощь в организации металлургической промышленности.


В.Н. Татищев. Портрет работы неизвестного художника первой половины XVIII века
Шведы, поступившие на государственную либо военную службу, но оставшиеся лютеранами, по-прежнему, считались иностранцами. Они могли значительно облегчить дальнейшее продвижение по службе, приняв православие и став российскими подданными, но в этом случае теряли возможность вернуться на родину.

«Шведским пленникам, которые имеют искусство в рудных делах и в торгах, и в службу государеву идти пожелают» со временем было разрешено жениться на русских девушках без перехода в православие («Послание Святейшего Синода к православным о беспрепятственном вступлении в брак с иноверцами»). Но их жёнам было запрещено переходить в лютеранство, а дети от таких браков в обязательном порядке должны были становиться православными. Также запрещено было вывозить жён и детей в Швецию (Германию, Финляндию).
 

Шведы в Сибири и Тобольске

Сибирский генерал-губернатор М.П.Гагарин относился к пленным шведам с симпатией.


Проезжий лист, выданный в 1717 г. сибирским губернатором М. Гагариным шведскому пленному поручику Юрию Тиролю, который был отпущен из Тобольска для доставки в Якутск меда, церковного вина, воска, сахара, масла деревянного и сукна
Тобольская колония шведов (в которой оказались один драбант Карла XII и тринадцать ротмистров, много офицеров младшего ранга) была самой организованной и процветающей в России. Этот город стал единственным, где шведы построили собственную лютеранскую церковь (в остальных городах они арендовали помещения для богослужений). Некий пастор Лаурс смастерил в Тобольске городские часы. В своих записках о России ганноверский посланник Фридрих Христиан Вебер сообщает о лейтенанте из Бремена, который, «потеряв здоровье в морозную зиму под Полтавой и не зная никакого ремесла, завел в Тобольске кукольную комедию, на которую стекается множество горожан, не видавших никогда ничего подобного». К полковому лекарю Якову Шульцу на прием в Тобольск приезжали даже из Тюмени и других сибирских городов. Курт Фридрих фон Врех открыл в Тобольске школу, в которой обучались и русские, и иностранцы (взрослые и дети).


Тобольск в 1710 году, гравюра
В Тобольске шведскими военнопленными во главе с Яганом была построена знаменитая Рентерея (казнохранилище, автор проекта – С.Ремезов), известная также как «шведская палата».


Тобольский Кремль, вид на Рентерею
В 1714 году Гагарин отправил группу военнопленных в Охотск, где те, построив корабли, смогли организовать по водному пути сообщение с Камчаткой.

Корнет Лоренц Ланг, поступивший на русскую службу (в инженерный корпус) в чине лейтенанта, 6 раз ездил по казенным делам в Китай и дослужился до вице-губернатора Иркутска. В этом городе он основал «навигацкую школу».

Находившийся в Тобольске капитан Страленберг в 1719-1724 гг. принял участие в сибирской экспедиции Даниила Готлиба Мессершмидта.


Филипп Иоганн фон Страленберг
Он первым выдвинул предположение об угорском происхождении башкир, написал книгу «Историко-географическое описание северной и восточной частей Европы и Азии» и составил карту России и Великой Татарии.


Карта Восточной Сибири, составленная Страленбергом. Париж. 1725 год
М.П. Гагарин — единственный в России, кто посмел вооружить часть пленных шведов, которых зачислил в особый отряд, подчинявшийся только ему одному. Также он проигнорировал вышедший в 1714 году приказ о запрете каменного строительства.


М.П. Гагарин
В итоге Гагарин был обвинён не только в мздоимстве и казнокрадстве, но и в попытке отделить Сибирь от России. Двое шведских пленных оказались настолько близки к нему, что после ареста всесильного сибирского губернатора попали в тюрьму — как его подельники и пособники (сам Гагарин был в марте 1721 года повешен под окнами юстиц-коллегии, и труп его не запрещено было вынимать из петли на протяжении 7 месяцев).


Романтизированный портрет М. П. Гагарина на памятной доске в Тобольске: хоть «мздоимец и казнокрад», да «свой»!

Шведские специалисты «на пароле»

Теперь немного поговорим о тех пленных, что пользовались ограниченной свободой и жили своим трудом.

Некоторые солдаты, владевшие «дефицитной» специальностью, находились «на пароле» (то есть, освобождались под честное слово) и свободно жили в городах, занимаясь ремеслами, с единственным ограничением не выезжать из них более чем на две-три версты без разрешения начальства. Они изготавливали очки, парики и пудру, резные табакерки и шахматы из дерева и кости, ювелирные изделия, одежду и обувь.

Надо сказать, что и многие из шведских офицеров, оказавшихся в русском плену, тоже без дела не сидели и преуспели в делах.

Например, ротмистр Георг Маллиен занимался ювелирным делом и живописью, ротмистр Фридрих Ликстон – производством кожаных кошельков, корнет Бартольд Эннес организовал артель по производству обоев, капитан Муль – табачную артель, поручик Рапорт занялся производством кирпичей, капитан Свенсон – изготовлением фитилей, которые скупала у него русская казна.

Петер Вилькин, начинавший казначеем графа Апраксина и приказчиком английского купца Самуила Гарцина, со временем, взяв у казны «откуп», стал владельцем целой сети «вольных домов» (заведений, где можно было «культурно отдохнуть» с трубкой и бокалом вина) в Москве и Петербурге.

Большим спросом в России пользовались изготавливаемые пленными шведами игральные карты и детские игрушки.

Любопытно, что после возвращения пленных из России в Швеции, на основании их рассказов, были сделаны определённые выводы и в военных училищах будущих офицеров стали обучать также и некоторым «мирным» специальностям – чтобы, в случае попадания в плен, они не зависели от милости неприятеля и могли сами прокормить себя.
 

Фельдт-комиссариат Рёншильда и Пипера

В русском плену старинные враги Рёншильд и Пипер примирились и объединили свои усилия в помощи шведским пленным, составив список мест их расселения. Выяснилось, например, что солдаты и офицеры разных армий Карла XII оказались в 75 поселениях в различных губерниях России.

Постепенно Рёншильд и Пипер стали играть роль посредников между Госсоветом и Государственной конторой Швеции и российскими властями. Стараясь добиться справедливости, они, порой, доходили до Петра I, и царь часто становился ни их сторону, но рассматривать все дела о злоупотреблениях чиновников на местах он, разумеется, не мог.

Пипер, будучи весьма богатым человеком, открыл в Гамбургской конторе счёт для помощи военнопленным, куда внёс из собственных средств 24 тысячи талеров, а его супруга в Швеции получила государственный кредит и смогла довести эту сумму 62 302 талеров.


Карл Пипер
Рёншильд в Москве держал открытый стол для нуждающихся шведских офицеров и читал для них лекции по стратегии и тактике.


Карл Густав Рёншильд, литография Акселя Якоба Салмсона
Забота Рёншильда и Пипера о пленных соотечественниках однажды привела к их аресту: они поручились за четырёх полковников, которые были отпущены в Швецию, дав честное слово вернуться после исполнения необходимых дел, но предпочли остаться на родине.

После смерти Пипера и отъезда Рёншильда фельдт-комиссариат возглавляли по очереди генералы Левенгаупт и Крейц.
 

Судьба шведских пленных в России

Судьбы высокопоставленных пленников Петра I сложились по-разному.

Генерал майор от кавалерии Вольмар Антон Шлипенбах в 1712 году принял предложение поступить на русскую службу: начинал генерал-майором, дослужился до генерал-поручика, члена военной коллегии и Верховного суда.

Фельдмаршала Карла Густава Рёншильда в 1718 году обменяли на попавшего в плен при Нарве генерала А.М.Головина, в Северной войне он ещё успел повоевать в Норвегии.

Генерал от инфантерии граф Адам Людвиг Левенгаупт умер в России в 1719 году, был похоронен с отданием воинских почестей на немецком кладбище в Лефортово, в 1722 г. его останки были перезахоронены в Швеции.

Умер в России (в Шлиссельбурге) и начальник походной канцелярии Карла XII Пипер – в 1716 г. Через два года его тело было перезахоронено в Швеции.

Максимилиан Эмануэль, герцог Вюртемберг-Виннентальский, полковник и командир Сконского драгунского полка, близкий друг и соратник Карла XII, с 14 лет, безотлучно находившийся рядом с ним (не зря его называли «Маленьким Принцем»), был отпущен на родину, но заболел в пути и умер в возрасте 20 лет – 25 сентября 1709 года.


Maximilian Emanuel von Württemberg-Winnental (1689–1709)
Ещё шесть шведских генералов были освобождены после заключения Ништадтского мира в 1721 году.

Генерал-майор Карл Густав Роос скончался в 1722 году по дороге домой в городе Обо (Або).

Судьба остальных оказалась гораздо более благополучной. Два из них дослужились до звания фельдмаршала: это были генерал-майор Берндт Отто Стакельберг, который потом командовал шведскими войсками в Финляндии и получил титул барона, и генерал-майор Хуго Юхан Гамильтон.


Берндт Отто Стакельберг

Хуго Юхан Гамильтон
Ещё два ушли в отставку генералами от кавалерии: генерал-майоры Карл Густав Крузе (единственный сын которого погиб в Полтавском бою) и Карл Густаф Крейц.

Генерал-квартирмейстер Аксель Гилленкрок после возвращения на родину получил чин генерал-лейтенанта и назначение на должность коменданта Гётеборга и земли Бохус, а позже – и титул барона.

После начала мирных переговоров с Швецией (ещё до официального подписания Ништадтского договора) все шведские пленные были отпущены на свободу, тем из них, кто изъявлял желание остаться в России, выдали ссуду на обустройство, остальным позже была оказана помощь в возвращении на родину.

Из 23 тысяч человек, пленённых у Полтавы и Переволочной, в Швецию вернулись около 4 тысяч солдат и офицеров (разные авторы называют цифра от 3500 до 5000). Не нужно думать, что все остальные умерли в российском плену. Некоторые из них просто не были шведами и уехали в другие страны. Многие навсегда остались в России, поступив на государственную службу. Другие обзавелись семьями и не решились расстаться с жёнами и детьми. Из тысячи шведов, размещенных в Тобольске, остаться в этом городе пожелали 400 человек.

В следующей статье мы расскажем о завершении Северной войны.

https://topwar.ru/167002-sever...