Юрий Барбашов: «Миф о голодоморе» – основа национальной идеи украинства

Украинство – идеальный политический конструкт

Украинство – одна из самых интересных по своему происхождению, превосходному соответствию поставленной цели, и достигнутым результатам, идей. За всю многотрудную историю человечества. По крайней мере, за всю письменную историю рода людского.

При ближайшем рассмотрении мы видим не самопроизвольное извращение человеческого разума, а идеально выработанный конструкт, искусно внедренный в массовое сознание огромной группы населения. По истории украинства можно составить полнейший учебник манипулирования с сознанием. Украинская национальная идея – результат усилий лучших социальных конструкторов и манипуляторов XX столетия, основоположников и классиков жанра. К ней приложили руку такие мастодонты как Йозеф Геббельс, Уйльям Херст, нельзя недооценивать роль Владимира Ленина, Йосифа Сталина. И современных их последователей, использующих манипулирование сознанием масс в политических целях, опирающихся на выработанный классиками аппарат.

На примере украинцев можно изучать технологию управляемого оскотинивания людей. В четком соответствии с идеями, целями, методами, провозглашенных в отношении славян Адольфом Гитлером и Йозефом Геббельсом, стоявших у самых истоков украинской национальной идеи.

Исследуя вопрос о том, как огромную часть русского народа удалось превратить в стадо безумного и опасного для себя и окружающих скота

В мировой истории найдется мало событий, которые по значению могли бы сравниться с украинским «голодомором». Голод 1932-1933 годов не был самым страшным и самым смертельным в истории человечества, не был в какой-либо мере уникальным явлением. Страшные опустошительные голодные годы и даже такое явления как искусственный голод случались по всему миру и до и после так называемого «голодомора». Но не одна из предыдущих или последующих трагедий не приобрела такого значения как украинский голод 1933 года, не послужила основой для создания нациобразующего мифа. Именно «голодомор» является краеугольным камнем всей украинской национальной идеи. Это единственный реальный исторический факт, на который опирается украинская история. Единственное, что вообще с ней произошло с момента ее рождения, в том смысле, что кроме «голодомора» украинцы вообще ничего не могут вспомнить из своего прошлого. По одной очень веской причине. До этого украинцев как таковых, как нации под своим названием, со своим языком, культурой, национальной территорией попросту не было.

Голод 1933 года стал первым событием в украинской национальной памяти, потому что это первое событие, случившиеся с украинской нацией сразу же после ее рождения. Миф о том, что Сталин пытался при помощи голода истребить украинцев и сломать их национальный дух, является утверждением того, что, как минимум, на тот момент украинцы со своим национальным духом уже существовали. Причем мировое значение их, как нации, было настолько велико, что даже такой всемогущий монстр, как Сталин, пытался их истребить. Это легенда первобытного племени о том, как оно воевало с великаном. Сказка, которой пугают детей на ночь. И этот миф полностью заменил украинцам историческую память о реальных событиях, о том, что происходило с ними, с их предками до, во время, и после «голодомора».

На этом примере можно лицезреть, как воздействием на хтонические, первобытные центры человеческого сознания можно отключить не только аналитические способности, память, но и инстинкт самосохранения. Оправить целый народ на бойню. Принудить к бездумному самоистреблению. Всего лишь, методами пропаганды.

Рождение нации

Момент рождения украинской нации в истории четко зафиксирован. Идея существования украинцев, как отдельной отдельной и противопоставляющей себя русским нации, зародилась во второй середине XX века в умах польских сепаратистов Российской Империи. И получила политическое оформление в Австро-Венгрии в виде образования украинской фракции в русской партии в парламенте в 1890 году. С декларацией того, что украинцы не имеют ничего общего с русскими, Российской Империи.

Изначально идея украинства носила характер конструкта, порожденного самыми лютыми ненавистниками русского народа, и в особенности его малороссийской составляющей. Мятежные поляки откровенно говорили о том, что целью их пропаганды является раздробление и стравливание между собой ветвей русского народа. Австро-Венгрия, внедряя и поощряя украинство среди своих русских подданных добивалось, в первую очередь, повышения лояльности русского анклава в приграничном районе, а во вторую, была не прочь посеять национальный раздор на территории восточной соседа. Тоже не отнюдь с целью облагодетельствовать малороссов. От нищенской жизни в Австро-Венгрии, с периодически случающимися периодами страшного голода, русинское население миллионами эмигрировало в США и в Канаду. На Галичине в составе Австро-Венгерской империи за двадцать с небольшим лет во второй половине XIX века, по данным депутата австрийского парламента Станислава Щепановского, умерли от голода полтора миллиона человек.

Литература русинских писателей Василия Стефаника, Ивана Франко посвящена ужасающему положению крестьян в русской части Австро-Венгрии. Обращение к этому пласту родной культуры могло бы поразить сознание ныне живущих галичан описаниями того, как родители топили детей, потому что не могли прокормить.

Парадоксально, но этих страшных событий, обильно описанных в первых произведениях национальной культуры, происходившими с непосредственными предками в составе той самой «цивилизованной» Европы, современные галичане совершенно не помнят. Эта трагедия, послужившая, собственно, причиной образования американской украинской диаспоры, не сохранена в исторической памяти среди украинцев на Украине и в США. При полном отражении ее даже в классических исторических трудах, на которые опирается украинская истореография. В истории есть, в классической национальной литературе есть, в учебниках для ВУЗов есть, в национальной памяти нет. История пребывания западных украинцев в Европе, в составе Австро-Венгрии и в составе Польши при том, что не могла не быть передана предками потомкам через два поколения, совершенно исключена из национального мифа. Преклонение перед немцами и услужливость перед поляками, наследованные черты подчиненного веками западно-украинского населения, делают невыгодными мрачные воспоминания о временах господства тех и других. Удивительный исторический феномен, когда выпущенный на волю раб, воспользовался свободой лишь для того, чтобы добровольно вернуться в рабский загон, позабыв о всех перенесенных предками тяготах.

Карпатское нищенство русинов, польские пацификации украинского населения, притеснения в Чехословакии – все это забыто и из памяти вычеркнуто. Большая часть населения Галичины даже не отдает себе отчета, что «Голодомор», ставший основой их национальной идеи, происходил не с их предками, а с теми, кого они считают «москалями» или украинцами «второго сорта».

Убедительные рассказы галичан о том, как их предки голодали, опираются на воспоминания их предков о голоде 1932-33 года, о постоянном голоде в Польских и Чехословацких русинских районах на протяжении первой половины 30-х годов. Но переносится в их сознании вина за эти страшные воспоминания на «устроителей искусственного голода среди украинцев в СССР». В данном случае навязанный миф оказался сильнее родовой исторической памяти, и пропаганда полностью вытеснила и подменила собой реальность.

Между тем на Галичину возложена задача трансляции украинского национального мифа. Население ее выступает в роли «культрегеров», чья задача – распространение украинства на все номинально украинское сообщество. С целью преобразование его, по своему образу и подобию, в туповатых, во вполне справных и не дорогих европейских батраков. Воспоминания о том, как, на самом деле, жили их предки в Европе и даже соотнесение их с сегодняшним днем вступают в противоречие с идеологической сверхзадачей, возложенной на галичан. И с радостью принятой ими, в качестве компенсации за многовековое унижение и подавление.

Трасляция эта имела изначально вид не произвольного распространения идеи, а искусной идеологической диверсии с целью разрушения Российского государства.

В период существования Российской Империи и осознания себя малороссами частьюи русского народа, трансляция украинской идеи на Восток с территории Австро-Венгрии особого успеха не имела. Единичные ее приверженцы считались сумасшедшими и реального влияния в малороссийском обществе не имели.

Об отношении украинцев, уже появившихся номинально на Юге России, к российскому государству можно судить по словам Симона Петлюры в статье от 30 июля 1914 года «Война и украинцы» в журнале «Украинская жизнь».

«Противники России при переходе границы будут, конечно, стараться привлечь украинское население на свою сторону и всякими обещаниями политическими и национальными посулами посеять смуту среди него. Украинцы не поддадутся провокационным воздействиям и выполнят свой долг граждан России в это тяжелое время до конца и не только на поле брани, в рядах бранной рати, сражающейся против нарушителей мирового мира и права, но и как граждане — обыватели, обязанные в меру своих сил и возможностей содействовать успешному выполнению русской армией исключительно ответственной задачи, выпавшей на ее долю».

В изначальных взглядах Петлюры украинство не более, чем этнофилитизм и претензия на некую культурную самость, отличающую украинцев от великороссов.

В 1917 году с падением российской государственности в Малороссии не развивается данная национальная идея, а в готовом виде преподносится уже выработанный идеологический конструкт, снабженный заботливо изготовленным заранее историческим мифом. Явление и легализация украинства как политического явления в Малой России отмечено появлением работы Михаила Грушевского под названием «Кто такие украинцы и чего они хотят». Очевидно, что речь идет в понимании самого «отца украинской нации» творца ее исторического мифа не о какой-либо сложившейся нации, а о политической партии, исповедующей идею ее создания.

Представьте, насколько дико выглядела бы в те годы в Европе работа под названием «кто такие поляки» или «кто такие чехи», венгры, сербы, хорваты. Название любой европейской нации на этом месте выглядело бы абсурдно. Но именно украинцам приходится представляться, и не перед кем-нибудь, а перед аудиторией, причисляемой авторами идеи к украинцам же.

Изначально идея преподносится в качестве основания для украинского автономизма в составе России, а после большевистского переворота украинцы заявляют о желании полной независимости от России. При этом первым же осознанным национальным движением украинцев стало стремление заручиться помощью врагов России и приглашением на свою территорию германско-австрийских оккупантов. Добровольное превращение территории в немецкую колонию.

Австрийско-немецкие оккупанты разогнали законодательные органы пригласившей стороны, установили марионеточный режим и принялись грабить население. Это вызвало волну национального сопротивления, из самых ярких деятелей которого можно выделить Нестора Махно.

Номинально он считал себя украинцем, и даже сетовал, что «не знает своего родного украинского языка», но требование «ломать язык», то есть переходить на украинскую мову, он категорически отвергал.

«Я поставил себе вопрос: от имени кого требуется от меня такая ломота языка, когда я его не знаю? Я понимал, что это требование исходит не от украинского трудового народа. Оно -- требование тех фиктивных "украинцев", которые народились из-под грубого сапога немецко-австро-венгерского юнкерства и старались подделаться под модный тон. Я был убежден, что для таких украинцев нужен был только украинский язык, а не полнота свободы Украины, и населяющего ее трудового народа. Несмотря на то что они внешне становились в позу друзей независимости Украины, внутренне они цепко хватались, вместе со своим гетманом Скоропадским, за Вильгельма немецкого и Карла австро-венгерского, за их политику против революции. Эти "украинцы" не понимали одной простой истины: что свобода и независимость Украины совместимы только со свободой и независимостью населяющего ее трудового народа, без которого Украина ничто».

Между тем и сам Скоропадский проповедовал идею украинства, сознательно потакая социальным и национальным чувствам низших масс ради удержания власти. Украины вне состава России он совершенно не видел.

«я хотел Украину, не враждебную Великороссии, а братскую, где все украинские стремления находили бы себе выход. Тогда фактически эта искусственно разжигаемая галичанами ненависть к России не имела бы почвы и в конце концов исчезла бы вовсе…

У украинцев ужасная черта — нетерпимость и желание добиться всего сразу; в этом отношении меня не удивит, если они решительно провалятся. Кто желает все сразу, тот в конце концов ничего не получает. Мне постоянно приходилось говорить им об этом, но это для них неприемлемо. Например, с языком: они считают, что русский язык необходимо совершенно вытеснить…Галичане интеллигентнее, но, к сожалению, их культура из-за исторических причин слишком разнится от нашей.

Затем, среди них много узких фанатиков, в особенности в смысле исповедывания идеи ненависти к России. Вот такого рода галичане и были лучшими агитаторами, посылаемыми нам австрийцами. Для них неважно, что Украина без Великороссии задохнется, что её промышленность никогда не разовьётся, что она будет всецело в руках иностранцев, что роль их Украины — быть населенной каким-то прозябающим селянством. Тут, кстати сказать, эта ненависть разжигается униатскими священниками».

Суть и очевидные последствия торжества украинской идеи в ее галичанском понимании описана Скоропадским удивительно точно. И также удивительно его прозрение относительно того, что потакание национальному тщеславию новорожденной в ходе революции «нации» может быть легко использовано как инструмент и другими политическими силами.

«С точки зрения социальной, галичане умереннее, они даже не социалисты, а просто очень демократично настроенные люди. В этом отношении они были бы нам очень полезны и умерили бы пыл нашей интеллигенции, воспитанной в русских школах со всеми их отрицательными чертами. Но из-за этой ненависти к Великороссии мне приходилось много с ними бороться. Эта ненависть у них настолько сильна, что идеям большевизма, чего доброго, на Украине они не будут перечит»

Пророчество Скоропадского сбылось, и украинская национальная идея была взята на вооружение большевиками не прицельно для подчинения именно украинцев, а так как полностью соответствовала их взглядам на национальную политику и была представлена в рядах большевистской партии истинными, ярыми, убежденными украинскими националистами.

В описанном противостоянии взглядов на национальный вопрос носителей украинской идеи и идей украинского автономизма отражается весь спектр и по сей день существующих и выражаемых взглядов на украинский вопрос. Миф об отдельной нации, имеющей законное право на национальное самоопределение на своей этнической территории – привнесен внешними агентами, ключевым моментом имеет опровержение русской природы, принадлежности к русскому народу и исторического единства с ним, включает в качестве неотъемлемого элемента ненависть ко всему русскому и в борьбе с ним видит возможность самореализации. Этот миф выступает исключительно удобным инструментом компенсации комплекса неполноценности сельского провинциального населения перед городом, как явлением, и перед имперским центром и поэтому находит отклик в социальных низах и среди интеллигенции, осознающей неспособность к самореализации в имперском масштабе.

Идея украинского автономизма Махно, как реализации извечной анархической мечты о неком «крестьянском рае», несущая в себе не национальный, а социальный смысл, обращающийся к историческим истокам казачества, как свободного самоуправляем ого сообщества, не несущего никаких налоговых обременений и повинностей, кроме участия в коллективной самообороне.

И третий национальный миф – идея о неком травоядном и дружелюбном к России украинстве, исповедуемая наивными романтиками без каких-либо признаков или предпосылок к его появлению. Как можно судить из исторических примеров, исповедуется такое «пророссийское» украинство людьми общерусской культуры, родившимися на Украине, но истинными украинцами себя не ощущающими. Идея «пророссийского» украинства и продвигается, и поддерживается до сих пор с территории Великороссии, в виду глубокого не понимания и не желания разбираться в идеологических течениях в среде южных маргиналов.

В таком триедином и триидейном виде украинская идея и досталась большевикам, которым принадлежит основная роль в появлении на свет украинской нации.

Приняв на вооружение украинскую идею, в попытке совместить ее социальные, национальные и разнонаправленные политические аспекты большевики столкнулись с заложенными в этом триединстве противоречии.

Украинскую национальную идею приходится реализовывать на территории, где украинцы не составляют культурной элиты, представляют в основном сельское население и украинская культуры вынуждена конкурировать с общерусской культурой, а значит, для ее успеха необходимо буквально силовое подавление культуры русской и национального чувства городского великорусского населения.

Однако научное, цивилизационное и культурное развитие территории оказалось возможно только в условиях русскоязычной технологической среды и русской культуры.

Потакание украинскому национальному тщеславию и целенаправленное культурное формирование украинской нации не только не способствует исчезновению национальных противоречий между русскими и украинцами, но усиливает их.

Однако все это проявилось уже в ходе украинизации, как реализации общей национальной политики большевиков в отношении больших и малых наций предполагаемых к включению в мировой коммунистической интернационал.

Ключевая суть украинского национального «мифа о голодоморе» в том, что в попытке уничтожить украинскую нацию он обвиняет ее непосредственных создателей. С целью скрыть реальное происхождение украинской нации и настроить носителей мифа максимально враждебно к коммунистической идеологии, благодаря которой она и появилась на свет.

И это свойство «голодоморного мифа» было в нем заложено еще первым его автором – Йозефом Геббельсом.

Продолжение следует

Юрий Барбашов