Почему форматы общения президента с народом превращаются в фарс

Формат пресс-конференции с президентом легко перепутать с «Прямой линией». Просьбы и жалобы трудящихся — это те же вопросы журналистов и «журналистов». А ответы в принципе почти всегда идентичны. Это сдержанные объяснения того, что происходит и почему это происходит, или уклончивые размышления в жанре диалектического материализма

Большая пресс-конференция Путина проводилась в 14-й раз, и в принципе за 19 лет его правления у журналистов вопросов не осталось. Зато пресс-формат — чудесный повод осуществить, например, product placement: ну, не мог глава государства не обратить внимание на сильно двусмысленный плакатик «Путин+лыжи» и не спросить, откуда, собственно, его собираются спускать. Выяснилось, что с курорта «Архыз». Пресс-конференция — первоклассный формат для предъявления уверений в совершеннейшем почтении, а также демонстрации чрезвычайного здравомыслия первого лица, потому что на фоне «журналистов», требующих признавать иностранными агентами физических лиц, Путин выглядит образцом рациональности и даже милосердия.

Формат пресс-конференции в результате легко перепутать с прямой линией. Просьбы и жалобы трудящихся — это те же вопросы журналистов и «журналистов». А ответы в принципе почти всегда идентичны. Это сдержанные объяснения того, что происходит и почему это происходит, или уклончивые размышления в жанре диалектического материализма — «с одной стороны, с другой стороны». Например: почему не занимаемся переработкой мусора? Да потому, что до сих пор не занимались. Логично.

Экономическая часть не принесла ничего нового, кроме подтверждения того, что президент свято верит в силу государства как основного экономического актора. Он проигнорировал вопрос об экономической целесообразности налога на самозанятых в низколетящей экономике, а про НДС сообщил, что это делается для того, чтобы бюджет был сбалансированный и бездефицитный. О проблемах для экономического роста, об инфляционных рисках — ни слова. Ну, то есть так: инфляция немного поднимется, даже выше таргета ЦБ, но потом как-то все уляжется. Как — непонятно, однако рассосется.

Государство собирает деньги на «прорыв», то есть на национальные проекты. Собрать деньги с населения, чтобы потом вернуть их ему же для покупки политической лояльности — эту логику едва ли можно признать собственно экономической. Или следует сильно верить в то, что государственные инвестиции непременно повлекут за собой частные. Причем без насилия над частными инвесторами. Эта логика провалилась еще в начале 1990-х, когда ровно так собирались поднимать так называемые «точки роста». Но кто же учится на ошибках предшественников. «Прорыв» уже тоже был в экономической истории, и не один, сравнительно недавний по историческим меркам назывался «ускорением» и свелся к накачке деньгами машиностроения.

С цифрами вообще случился какой-то хаос, притом, что Путин, обладая хорошей памятью, неизменно ими жонглирует, гипнотизируя аудиторию. Но одно дело — отчет о впечатляющем росте товарооборота с Китаем, другое — рассуждения о росте реальных доходов населения на фоне того, что они падают, и падали с 2014 по 2017 год, увеличивая долю населения с доходами ниже прожиточного минимума. О чем говорят цифры роста официальных зарплат в декорациях падения реальных доходов? Только о том, что в России огромный сектор серой, черной, неформальной, ненаблюдаемой экономики, где живут и работают (или не работают, или относятся к прекариату или к отходникам) миллионы людей. А если посмотреть структуру доходов, то она будет свидетельствовать о том, что государство у нас везде, предприниматели же — в загоне. Еще нет, разумеется, цифр по 2018 году, но в 2017 году доля доходов от предпринимательства составляла 7,6% после многолетнего падения примерно с плато в 15%. Зато беспрецедентными даже по советским меркам темпами растут социальные выплаты. В общем, как говаривал фермер Василий Мельниченко: «У нас давно цифровая экономика — нас кормят цифрами». Откуда они берутся, спросили у Путина. Так они усредненные, ответил он. Это как в анекдоте об экономисте, который пошел на охоту: один его товарищ выстрелил в кабана – промахнулся чуть левее, второй — промахнулся чуть правее. «Братцы, в среднем мы попали!» — воскликнул экономист.

Получается, что государство сознательно выращивает народ-иждивенец, чтобы он в рамках неписаного социального контракта просто голосовал за политическую власть, а сам довольствовался малым в совокупности с возвращенным чувством гордости за великую державу. Которое, кстати говоря, на хлеб не намажешь: массовый спрос сместился — людей мало интересуют символические победы над Западом и эффектные военные операции, потому что мы давно уже great again, зато сильно волнуют те самые реальные доходы, которые правильнее было бы назвать ирреальными.

Националистическая риторика, антиукраинские настроения, антизападный дискурс, эффектные абордажи рядом с крымскими берегами — все это утратило мобилизационную и эмоциональную силу, стало рутиной. Если уж керченский инцидент оказался нейтральным для рейтинга одобрения деятельности Путина — он как стоял с октября на отметке 33%, так и стоит, то инвективы президента, причем довольно вялые, в адрес Запада на пресс-конференции просто останутся незамеченными. Лишь бы не было войны. Ну, так и пресс-мероприятие показало, что по крайней мере ресурсов на нее нет.

Ощущение смыслового тупика превратило пресс-конференцию в фарс: мы знаем, что вы знаете, что мы не зададим вам настоящие вопросы. Или выслушаем историософские рассуждения, что Россия в течение всей свой истории была под теми или иными санкциями и ограничениями, что связано с ростом ее могущества и конкурентоспособности. Вероятно, эти свойства России росли примерно так же, как реальные доходы населения, иначе невозможно объяснить, почему страна в течение десятилетий находится в ловушке догоняющего развития. А страной правят охранники и повара. Правда, Пригожин, как выяснилось, не имеет права носить высокое звание кремлевского повара, потому что все повара в Кремле — работники ФСО.

Вот и весь секрет кремлевской кухни.