Олег Вишлёв, кандидат исторических наук
До начала войны оставались считанные часы. На совещании в Кремле вечером 21 июня 1941 года нарком обороны маршал С.К.Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной армии генерал армии Г.К.Жуков в связи с поступлением новых сообщений о приготовлениях немцев на границе настаивали на незамедлительном издании директивы о срочном проведении всех мероприятий в соответствии с ранее утвержденным планом действий на случай германского нападения. Сталин медлил. Он ждал новостей из Наркомата иностранных дел.
В 21.00 В.М.Молотов пригласил для беседы германского посла - графа Ф.В. фон дер Шуленбурга. Нарком спросил его: чем вызвано недовольство германской стороны? Что стоит за слухами о близящейся войне? Почему отсутствует какая-либо реакция Берлина на сообщение ТАСС от 13 июня? Шуленбург ушел от ответа на эти вопросы, сославшись на то, что не располагает необходимой информацией.
В Берлине в течение всего дня 21 июня советский посол В.Г.Деканозов под предлогом вручения ноты о продолжавшихся нарушениях границы СССР германскими самолетами предпринимал тщетные попытки добиться встречи с министром иностранных дел Германии И. фон Риббентропом. Того, как отвечали, «не было в Берлине», и советского посла в конечном счете, в 21.30 по берлинскому времени, принял статс-секретарь внешнеполитического ведомства барон Э. фон Вайцзеккер. Деканозов зачитал ему ноту и попытался «от имени советского правительства задать несколько вопросов, которые… нуждаются в выяснении». Вайцзеккер, однако, свернул беседу, заметив, что сейчас лучше ни в какие вопросы не углубляться. «Ответ будет дан позже», - закончил он разговор.
В Москве в это время была уже глубокая ночь. Совещание в Кремле давно закончилось. Не имея полной ясности о намерениях Германии, Сталин решил не форсировать события. «Директиву сейчас давать преждевременно, - заявил он военным, - может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений». В директиве, срочно подготовленной военными тут же, в Кремле, подчеркивалось, что «в течение 22-23 июня возможно внезапное нападение немцев», и наряду с требованием «не поддаваться на провокации» предписывалось «войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников», но «никаких других мероприятий», кроме перечисленных в директиве, «без особого распоряжения не проводить». Около 22.00 Тимошенко и Жуков покинули Кремль. В 00.30 22 июня была завершена передача директивы в войска, но тем уже явно не хватило времени для ее исполнения.
Чем объяснялась определенная нерешительность Сталина в те часы? Что скрывалось за оброненной им, если верить Жукову, фразой: «Может быть, вопрос еще уладится мирным путем»? Неужели он надеялся на то, что войну с Германией еще можно предотвратить и договориться с немцами? Нет, в дружелюбие Гитлера Сталин не верил никогда и уж тем более в момент, когда немцы стянули к границе СССР многомиллионную армию, отозвали своих специалистов, начали эвакуировать персонал германского посольства в Москве, а в самом посольстве жечь документы. Военные мероприятия по укреплению обороны СССР на западных рубежах, проводившиеся по распоряжению советского руководства в мае - июне 1941 года скрытно, а подчас намеренно демонстративно, также не свидетельствуют о политической близорукости Сталина.
И все же, почему он медлил в критический момент?
С полной уверенностью можно сказать, что в Кремле стремились не дать немцам повода спровоцировать советские войска на неосторожные действия, которые позволили бы представить германское нападение в качестве превентивного удара в ответ на подготовку агрессии со стороны СССР. В Москве также ждали объявления германского ультиматума. Там полагали, что без предъявления определенных претензий и - в случае отказа советской стороны от их удовлетворения - без официальной денонсации действующих договоров Гитлер войну не объявит. Не исключено, что факт заявления Германией претензий Сталин надеялся использовать и как повод для переговоров, которые позволили бы если не предотвратить, то хотя бы оттянуть войну, выиграть время и полностью подготовиться к отражению агрессии.
Но именно ожидание Москвой германских претензий и ультиматума было нужно немцам, поскольку это ожидание работало на их концепцию войны против СССР. На следующий день после ее начала Вайцзеккер удовлетворенно отметил в своем дневнике: «Столь осторожные русские дали возможность застигнуть их врасплох в политическом и военном отношении… Очевидно, Москва рассчитывала на нормальную дипломатическую процедуру - «жалоба, реплика, ультиматум, война» и ни разу не вспомнила об образе действий против Югославии, который является совершенно новой вехой в политике». Говоря о «новой вехе в политике», Вайцзеккер имел в виду внезапное, без объявления войны, нападение.
«Обеспечить тактическую внезапность»
Готовя нападение на СССР, гитлеровское руководство хорошо понимало, что скрыть сосредоточение и развертывание вермахта у советской границы ему не удастся. Слишком масштабные предстояли мероприятия по передислокации войск и материально-техническому обеспечению «восточного похода». Поэтому особого значения маскировке переброски войск не придавалось. Она проводилась, по сути дела, открыто. Как отмечал в своих мемуарах генерал К. фон Типпельскирх, курировавший в генштабе сухопутных сил Германии отдел разведки, ставка делалась на то, чтобы ввести противника в заблуждение относительно целей этой переброски и «сохранить в тайне дату нападения, то есть обеспечить тактическую внезапность» при нанесении первого удара.
Немцы планировали воспрепятствовать своевременному развертыванию Красной армии, выдвижению частей прикрытия границы на боевые позиции и приведению их в состояние полной боевой готовности. Внезапный, ошеломляющий и сокрушительный первый удар должен был, по замыслу германских политиков и военных, обеспечить вермахту безусловный успех в приграничных сражениях и оказать решающее влияние на исход всей военной кампании.
В конце января - начале февраля 1941 года, параллельно с разработкой директивы о развертывании вермахта в соответствии с планом «Барбаросса», по указанию Гитлера разрабатывалась операция по дезинформационному прикрытию подготовки к нападению на СССР. 15 февраля 1941 года план операции был утвержден, хотя в дальнейшем неоднократно дополнялся с учетом изменения военно-политической обстановки. График мероприятий постоянно корректировался по мере уточнения даты нападения.
Дезинформационная операция была разбита на несколько этапов.
На первом этапе (с марта - апреля 1941 г.), с того момента, когда военные приготовления Германии на границе с СССР приобретут очевидный характер, планировалось начать распространение серии взаимоисключающих дезинформационных версий, которые были призваны создать атмосферу неопределенности в вопросе о ближайших военно-политических намерениях Германии.
С началом заключительного этапа оперативного развертывания германской армии для нападения на СССР, когда к советской границе двинутся дивизии вермахта, составлявшие ударную группировку армии вторжения (впоследствии началом этого этапа была определена дата 22 мая 1941 г.), планировалось значительно расширить дезинформационные мероприятия. Операция должна была вступить во вторую фазу. На этом этапе следовало уделить особое внимание созданию у противника иллюзий о возможном развитии военно-политической активности Германии не в восточном направлении, то есть против СССР, а в западном - против Великобритании или юго-восточном - против Британской колониальной империи.
На третьем этапе, приблизительно за две недели до нападения, когда, как предполагалось, станет уже совершенно ясно, что объектом внимания Германии является именно Советский Союз, следовало переходить к использованию «сильно действующих средств» - провести целую серию дезинформационных акций на дипломатическом и высоком правительственном уровнях. Цель этих акций должна была состоять в том, чтобы вызвать у советского руководства недоверие к нарастающему потоку сообщений о предстоящем в ближайшее время военном выступлении Германии против СССР и заставить его медлить с проведением мобилизационных и оперативных мероприятий.
Претворение в жизнь плана дезинформации было поручено штабу оперативного руководства вермахта и генеральным штабам родов войск. Те, в свою очередь, задействовали военную разведку и контрразведку, службы безопасности, внешнеполитическое ведомство и Министерство пропаганды Третьего рейха, предписав им также проявлять инициативу. К работе были подключены и отдельные сотрудники других министерств и ведомств, инстанции нацистской партии, аппарат имперской канцелярии.
Какие каналы планировалось задействовать?
Эффективность дезинформационной операции, считало германское руководство, будет, несомненно, выше, если основную массу ложных сведений о военно-политических намерениях Германии советское правительство станет получать не прямо из Третьего рейха, а опосредованно - из агентурных и дипломатических источников в третьих странах, прежде всего нейтральных, в том числе из США, а также Великобритании. По отдельным вопросам (в расчете на утечку информации) предусматривалась также дезинформация военных союзников Германии. Ставилась, таким образом, очень сложная и масштабная задача - ввести в заблуждение относительно планов Германии все мировое сообщество. Немцы надеялись, что ложные сведения и слухи, которые с их подачи начнут циркулировать в политических, военных кругах, прессе разных стран, будут докладываться советской разведкой и дипломатами правительству СССР. Оно будет вынуждено принимать их во внимание, поскольку одни и те же дезинформационные сведения начнут поступать из самых разных источников, что придаст им видимость полной достоверности.
Что представляла собой германская дезинформация?
«Английская карта» Гитлера
Военно-политическая ситуация весной - в начале лета 1941 года давала возможность германским спецслужбам выстроить несколько дезинформационных версий предстоящих действий Германии. Ими обыгрывался прежде всего факт продолжавшегося англо-германского военного противоборства и широко распространенный тезис о недопустимости для Германии (учитывая опыт Первой мировой войны) ведения боевых действий на два фронта. Не завершив войну против англичан, считало в то время подавляющее большинство политиков и экспертов, немцы вряд ли решатся на какие-либо действия в отношении СССР. Многие полагали, что первоочередной задачей Гитлера в 1941 году станет разгром англичан либо достижение с ними компромисса, и лишь после этого он может обратить свой взор на Восток.
Используя такого рода оценки зарубежных аналитиков, германские спецслужбы запустили в оборот две дезинформационные версии о ближайших военных планах Германии, дававшие объяснение причин переброски германских войск к советской границе предстоящим обострением войны против англичан. В дальнейшем к этим базовым версиям добавилась еще одна. В результате получился, если так можно выразиться, многослойный дезинформационный пирог с очень сложной начинкой.
Что же это были за версии?
Согласно первой версии, единственная цель, которую ставила перед собой Германия, состояла якобы в том, чтобы победоносно завершить войну против англичан, высадив десант на Британские острова (операция «Морской лев») и нанеся им окончательное поражение на их собственной территории. Переброска германских войск к советской границе изображалась как отвлекающий маневр, как средство маскировки предстоящего вторжения вермахта в Англию.
По разным каналам распространялись ложные слухи о том, что на самом деле происходит переброска частей вермахта не на Восток, а на Запад, куда они переправляются тайно. Что касается немецких частей, передислоцируемых на территорию «генерал-губернаторства» (оккупированная Германией часть Польши), то сообщалось, что они выводятся туда якобы лишь для того, чтобы, находясь вне зоны досягаемости английской авиации, отдохнуть и пройти подготовку для проведения десантных операций, что эти части пополняются личным составом, владеющим английским языком, что в них доставлены англо-германские разговорники и топографические карты британской территории.
Важную роль в распространении версии о предстоящей высадке вермахта на Британские острова германское командование отводило использованию реальных положений ранее разработанных, но отмененных операций «Акула» и «Гарпун», которые составляли основу операции «Морской лев». В частности сообщалось, что якобы в целом завершены основные мероприятия по подготовке к вторжению германских войск на Британские острова и мобилизованы необходимые для этого плавсредства; что десантирование на английскую территорию будет производиться с побережий Норвегии, проливов Ла-Манш и Па-де-Кале, а также из Бретани; что с целью флангового прикрытия района оперативных действий германских войск закончена установка минных полей в Северном море и юго-западной части Ла-Манша; что решены также вопросы прикрытия армии вторжения с воздуха. В подтверждение серьезности намерений Гитлера окончательно расправиться с англичанами велось размещение ракетных батарей (на самом деле их макетов) на побережьях Ла-Манша и Па-де-Кале. Был введен более строгий досмотр лиц и порядок выдачи разрешений на въезд в этот район, а по его территории запрещено перемещение в ночное время; дислоцированным на Западе германским войскам выдавались различного рода памятки об Англии.
Распространяя дезинформацию о подготовке операции «Морской лев», в Берлине, однако, понимали, что эта версия недостаточно убедительна, поскольку для проведения десантной операции такого масштаба Германии необходимо было иметь полное превосходство над англичанами на море и в воздухе. Ни тем ни другим они не располагали, и это было известно всем. Проведенная немцами в конце мая 1941 года операция «Меркурий» по овладению островом Крит с помощью воздушного и морского десантов стоила вермахту потерь, которые в два с лишним раза превысили те, что он понес за время «балканского похода» месяцем ранее. Данное обстоятельство явно не добавляло достоверности версии о предстоящем десантировании германских войск на Британские острова.
Нельзя не отметить, что советскому руководству еще в начале марта 1941 года по разведывательным каналам стало известно о том, что Гитлер отказался от планов вторжения в ближайшее время в Великобританию. Практически одновременно с этим со ссылкой на данные британского правительства аналогичную информацию передало в Москву советское посольство в Лондоне и подтвердил английский посол в СССР С.Криппс15. Поэтому в Кремле не придавали особого значения слухам о подготовке вермахтом «прыжка через Ла-Манш».
«Дранг нах Ориент»
Учитывая слабость версии о готовящейся высадке десанта на территорию Англии и зная, что Москве известно об отказе Гитлера от проведения операции «Морской лев», Берлин начал активно распространять еще одну дезинформационную версию о первоочередных военных планах Германии. Она гласила: германское руководство временно отказалась от планов вторжения на Британские острова, но не от планов военного разгрома Великобритании. С присоединением Болгарии к Тройственному пакту и введением на ее территорию в марте 1941 года частей вермахта, а тем более после захвата месяцем позже Балкан и в результате успешного развития тогда же итало-германского наступления в Северной Африке у Германии появился стратегический плацдарм, с которого она имеет возможность реально угрожать позициям англичан в Средиземноморье и на Ближнем Востоке, то есть в регионе, являющемся передовым рубежом Британской колониальной империи. Германия-де планирует нанести вместе с итальянцами удар по британским позициям в этом районе (Гибралтар, Мальта, Кипр, Крит, Египет, Ирак, Палестина). Победа над англичанами на Ближнем Востоке при одновременном захвате японцами Сингапура приведут в итоге к утрате британской короной Индии и других колониальных владений в Азии и Восточной Африке. Тем самым Великобритании будет нанесен сокрушительный удар, от которого она уже не сможет оправиться и будет вынуждена капитулировать.
Версия о предстоящем германском ударе на Ближнем Востоке выглядела более достоверной как с геополитической, так и с военно-стратегической точек зрения. Нужно сказать, что сценарий войны против англичан, предусматривавший смещение центра тяжести боевых действий в Средиземноморье и на Ближний Восток, широко обсуждался в Берлине в конце 1940 года. На таком сценарии настаивало командование германскими военно-морскими силами. Эту идею разделяли влиятельные круги во внешнеполитическом ведомстве Германии, в том числе Риббентроп. Прямо заинтересован в этом был главный военный союзник Гитлера - Б.Муссолини. Германского удара в этом регионе опасались и сами англичане, считая его наиболее вероятным. Показательно, что впоследствии, уже после войны, некоторые бывшие генералы вермахта будут однозначно расценивать отказ Гитлера от решительных действий на Ближнем Востоке весной - в начале лета 1941 года как стратегическую ошибку, имевшую роковые последствия.
У версии о предстоящем ударе Германии на Ближнем Востоке было одно бесспорное преимущество. Немецким спецслужбам не приходилось изобретать доказательства планируемых здесь Германией военных акций. В мае - июне 1941 года командование вермахта занималось разработкой планов боевых действий на период после завершения операции «Барбаросса». На это время оно намечало нанесение удара по позициям англичан на азиатском театре военных действий. Мероприятия по подготовке к периоду после «Барбароссы» использовались германскими спецслужбами как доказательство того, что германский «динамизм» имеет исключительно ближневосточную направленность и что главной и единственной задачей Германии в данный момент является разгром Британской колониальной империи.
Для дезинформации использовались абсолютно достоверные данные, правда, без указания на то, что немецким действиям на Ближнем Востоке будет предшествовать «блицкриг» против СССР. Так, например, 27 мая 1941 года «легальной» резидентуре советской разведки в Германии через двойного агента, бывшего берлинского корреспондента латвийской газеты «Briva Zeme» О.Берлингса (у немцев он проходил под псевдонимом «Петер», у советской разведки - под псевдонимом «Лицеист»), немецкие спецслужбы подбросили сведения, имевшие исключительно важное военное и политическое значения. Со ссылкой на авторитетных представителей германского внешнеполитического ведомства сообщалось, что для Германии «главный вопрос в данный момент - это вопрос арабских народов и установление нового порядка в арабском мире», что «Германия стремится добиться на Ближнем Востоке таких же всеобъемлющих, рассчитанных на длительное время решений, каких она добилась на Балканах», и ведет переброску войск в южном направлении.
Информация выглядела достоверной и вполне могла быть перепроверена и подтверждена. Несколькими днями ранее, 23 мая 1941 года, Гитлер издал директиву №30, в которой ставилась задача установить «новый порядок» на территории «от Средиземного моря до Персидского залива». В конце мая 1941 года штабные инстанции вермахта развернули работу еще над одной директивой (впоследствии ей присвоили №32; она была представлена на подпись Гитлеру 11 июня 1941 г.), предписывавшей - в развитие положений директивы №30 - «продолжить борьбу против Великобритании на Средиземном море и в Передней Азии» и организовать для этого «концентрическое наступление из Ливии через Египет, из Болгарии через Турцию и при необходимости из Закавказья через Иран».
В соответствии с директивами верховного главнокомандования вермахта для придания еще большей убедительности версии о предстоящем развитии германской экспансии в юго-восточном направлении всячески преувеличивалось значение ранее проведенных «второстепенных операций» (так они были охарактеризованы в документе) «Марита» (оккупация Греции), «Подсолнух» (высадка германских войск в Ливии), а также операции «Меркурий». Рекомендовалось всячески завышать численность привлеченных для их проведения сил и распространять ложную информацию о задачах, стоящих перед дислоцированными на Балканах частями вермахта.
На ближневосточную версию работали многие внешнеполитические и военные акции Германии, имевшие место в апреле - июне 1941 года. Это - действия «африканского корпуса» генерала Э.Роммеля; посылка в Ирак, где в апреле к власти пришло правительство, объявившее войну Великобритании, немецкой авиагруппы, военных советников и большой партии снаряжения; мощный дипломатический нажим Германии на Турцию с целью добиться от нее согласия на пропуск германских вооружений, а в перспективе и войск в Сирию и Ирак; подготовка антибританского восстания в Палестине; переговоры с лидерами индийских националистов об аналогичном восстании в Индии; заключение германским правительством с вишистской администрацией, удерживавшей под своим контролем Сирию, соглашения о сотрудничестве на Ближнем Востоке, направленном против англичан; дипломатические усилия по созданию антибританской «оси» Берлин - Багдад - Кабул; наконец, упоминавшийся выше захват германским десантом острова Крит - все это создавало впечатление, что острие германской экспансии смещается в юго-восточном направлении.
Не только сама обстановка, но и сведения, поступавшие в Москву из Лондона, из французских, японских, турецких и прочих дипломатических источников, свидетельствовали о возможности германского удара на Ближнем Востоке. Сходную оценку давала и советская военная разведка. Так, в спецсообщении Разведывательного управления Генерального штаба Красной армии от 5 мая 1941 года №660477сс, направленном советскому руководству, наряду с данными о наращивании Германией сил у западной границы СССР отмечалось: «Наличные силы немецких войск для действий на Ближнем Востоке к данному моменту выражаются в 40 дивизиях, из которых 25 в Греции и 15 в Болгарии. В тех же целях сосредоточено до двух парашютных дивизий с вероятным использованием в Ираке».
Важную роль в распространении версии о предстоящем в ближайшее время германском ударе на Ближнем Востоке или по Великобритании сыграла специальная дезинформационная акция, проведенная в Берлине на уровне политического руководства Германии. Эта акция получила в дальнейшем название «дело Völkischer Beobachter». По согласованию с Гитлером министр пропаганды Й.Геббельс подготовил статью под названием «Крит как пример», в которой содержался намек на якобы подготавливаемый немцами удар по Великобритании или ее колониальным владениям путем высадки мощных десантов.
Статья была направлена для публикации в центральный орган нацистской партии - газету «Völkischer Beobachter». В ночь с 12 на 13 июня 1941 года номер газеты со статьей Геббельса якобы по распоряжению Гитлера был срочно конфискован до поступления в розничную продажу (посольства отдельных стран его тем не менее получили), а по Берлину пустили слух, что Геббельс, выболтавший военные секреты, попал в большую немилость к фюреру и дни его политической карьеры сочтены. Акция имела, как свидетельствуют документы, исключительно сильный эффект.
Потребностями войны против англичан на Ближнем Востоке немцы объясняли и стягивание своих войск к советской границе. Если в апреле 1941 года ими активно обыгрывался тезис о том, что переброска германских войск на территорию «генерал-губернаторства» и Румынии преследует (наряду с маскировкой подготавливаемого нападения на Англию) якобы также цель обеспечить тыловое прикрытие частей вермахта на период боевых действий на Балканах, то после разгрома Югославии и Греции было введено в оборот другое объяснение: германские войска стягиваются в Восточную Европу с целью их дальнейшей переброски на Ближний Восток. В том, что эта переброска «уже ведется», германское военное ведомство давало возможность убедиться зарубежным журналистам, организуя для них специальные поездки в Балканские страны. Широко распространялись слухи о планируемой Германией высадке воздушных десантов в окрестностях Мосула и других районах Ближнего Востока.
Таким образом, пущенная в оборот ближневосточная версия создавала впечатление, будто Германия затеяла «двойной блеф»: ни по Советскому Союзу, ни по Британским островам ударов не последует, экспансия рейха будет развиваться исключительно в юго-восточном направлении. Это, по расчетам германского командования, должно было на какое-то время удержать советское руководство от принятия мер по укреплению западных границ.
Нельзя не отметить, что командование Красной армии, оценивая стратегическую обстановку, считало (подобно западным военным аналитикам) вполне возможными появление вермахта в Турции, Ираке и Иране и последующий удар Германии по СССР с юга. В порядке подготовки к отражению такого удара Генштаб Красной армии весной 1941 года тщательно изучал ближневосточный театр военных действий, укреплялись Закавказский и Среднеазиатский военные округа, откуда даже в июне 1941 года переброска войск к западной границе СССР не производилась.
Политическое руководство СССР, видимо, также допускало, что немцы могут двинуться на Ближний Восток. Маршал Жуков в одном из своих интервью вспоминал о таком эпизоде: «Когда я в очередной раз попросил разрешения у Сталина привести войска в полную боевую готовность, он подвел меня к карте и, показав пальцем на Ближний Восток, заявил: вот куда они (немцы) пойдут». Вне всяких сомнений, в Кремле не забывали о том, что еще в ноябре 1940 года Гитлер и Риббентроп прямо заявляли Молотову, прибывшему с официальным визитом в Берлин, о необходимости разграничения сфер «территориальных аспираций» СССР и стран Тройственного пакта в Азии. Хотя Ближний Восток в ходе бесед прямо не упоминался, но Молотову ясно давали понять, что этот регион - наряду с Африкой - должен относиться к сфере интересов Германии и Италии. Нельзя не упомянуть также о том, что в докладах высшему руководству СССР органов советской разведки весной - в начале лета 1941 года неоднократно указывалось на заинтересованность немцев в том, чтобы прибрать к рукам иракскую нефть, Египет и Сирию и прочно закрепиться в Ближневосточном регионе. Да и Деканозов 18 июня 1941 года доложил в Москву о том, что во время визита к Вайцзеккеру заметил у того на столе карту Ирака, из чего можно было сделать только один вывод: удар на ближневосточном направлении сохраняет для немцев актуальность.
Однако с распространением и этой версии у немцев с определенного момента начали возникать проблемы. К концу мая 1941 года Турция дала понять Берлину, что не разрешит транспортировку германских вооружений в Ирак через свою территорию. Иран, несмотря на настойчивые просьбы Берлина, отказался поставлять в Ирак авиационный бензин, в результате чего германская авиагруппа, базировавшаяся на иракской территории, оказалась небоеспособной. 27 мая 1941 года англичане, развернув наступление, вышли на подступы к Багдаду. Иракское правительство приготовилось покинуть страну, а немцы начали эвакуировать свой персонал. В Северной Африке наступление корпуса Роммеля захлебнулось. В Восточной Африке британские войска нанесли поражение итальянцам и вынудили капитулировать остатки их экспедиционного корпуса. Все это свидетельствовало о том, что Германия и Италия вряд ли могут рассчитывать на быстрый успех в войне против англичан в Ближневосточном регионе, что война явно приобретает затяжной характер и может превратиться в войну на истощение.
Нефть, хлеб, переговоры
Германия всегда испытывала недостаток в сырьевых и продовольственных ресурсах, чем не в последнюю очередь пользовалась и советская дипломатия, добиваясь заключения хозяйственных соглашений с немцами, по которым в обмен на сырье и продовольствие получала из Германии прежде всего продукцию машино- и станкостроения, необходимую в том числе для развития военного производства в СССР. В условиях войны советских поставок, равно как поставок нефти и сельхозпродукции из Румынии, Берлину явно не хватало. Об экономических затруднениях и обострившемся сырьевом голоде Германии в этот период было хорошо известно. Захват нефтяных источников в Сирии и Ираке, а также житницы Египта - долины Нила рассматривался многими экспертами как одна из важнейших причин, побуждавших немцев двигаться на Ближний Восток. Но к началу лета 1941 года это движение застопорилось. Вопрос получения дополнительных ресурсов, необходимых для успешного продолжения войны, немцы, как считали аналитики, могли решить единственным способом - добившись серьезного расширения поставок из Советского Союза либо захвата Украины, северокавказских и бакинских нефтяных промыслов.
Еще в марте - апреле 1941 года, по сообщениям советской разведки, в Берлине определенные круги обсуждали этот вопрос и проводили экономические расчеты. 9 мая агент советской разведки Х.Шульце-Бойзен (псевдоним «Старшина») сообщил в Москву: «Вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды. В качестве гарантии этих требований в промышленные районы и хозяйственные центры и предприятия Украины должны быть посланы немецкие комиссары, а некоторые украинские области должны быть оккупированы немецкой армией. Предъявлению ультиматума будет предшествовать «война нервов» в целях деморализации Советского Союза».
Приблизительно в то же время другой советский агент А.Харнак («Корсиканец») доложил: «От СССР будет потребовано выступление против Англии на стороне держав «оси». В качестве гарантии будет оккупирована Украина, а возможно, и Прибалтика». В дальнейшем слухи о предстоящем предъявлении немцами ультиматума Москве с требованием расширения советских поставок в рейх и о заинтересованности рейха в контроле над Украиной либо в ее захвате только нарастали. Традиционные виды Германии на Украину, особенно ярко проявившиеся в годы Первой мировой войны, о которых никто не забывал, придавали циркулировавшим слухам определенную достоверность.
Учитывая это обстоятельство, германское руководство - в привязке к ближневосточной версии - расширило комплекс дезинформационных мероприятий, дополнило их новыми версиями, приближенными к действительности и в чем-то отражавшими подлинные планы Германии в отношении Советского Союза.
Ведущую роль на заключительном этапе дезинформационной операции играли уже не столько военные, сколько политические инстанции Третьего рейха с опорой на агентурные сети спецслужб. Мозговым и координирующим центром операции стал «личный штаб» Риббентропа, одной из ключевых фигур в котором был его школьный друг - оберфюрер СС Р.Ликус. Именно к Ликусу стекались сообщения о ходе дезинформационной операции и реакции на нее в стране и за рубежом. Эти сообщения он оформлял в виде агентурных донесений и подавал Риббентропу, а наиболее важные - также Гитлеру и другим нацистским руководителям.
С конца мая 1941 года через прессу и политические круги ряда государств, прежде всего Швейцарии, Швеции, Турции, Финляндии, Венгрии, Болгарии, стали распространяться слухи о том, что нужды затяжной войны против Великобритании ставят германское руководство перед необходимостью выяснить отношения с СССР. Германия якобы намерена потребовать от Советского Союза серьезных экономических и политических уступок и, может быть, даже его присоединения к Тройственному пакту. Сообщалось, что германское правительство в целях укрепления продовольственной и сырьевой базы рейха для ведения войны против англичан планирует потребовать от Кремля сдать в аренду Германии Украину (назывались конкретные сроки аренды - 40 или 99 лет) и предоставить германским фирмам право участия в эксплуатации советских нефтяных промыслов на Кавказе.
Развивая версию о приоритетном для Германии ближневосточном направлении экспансии, сообщалось, что советскому правительству будет предъявлено также требование, предоставить германским войскам возможность прохода через южные районы СССР в Закавказье, то есть в тыл ближневосточной группировки англичан. В самых разных вариантах такого рода слухи активно распространялись также среди личного состава частей вермахта, сосредоточенных вблизи границы с СССР.
Концентрация частей вермахта у границы Советского Союза все чаще стала преподноситься как демонстрация силы, как средство политического давления на советское правительство с целью заставить его на предстоящих переговорах принять эти в высшей степени серьезные и неудобные для СССР, как великой державы, требования. В то же время подчеркивалось, что германские дивизии у советской границы - это лишь пока средство политического давления, что в случае если требования немецкой стороны не будут приняты, а переговоры закончатся провалом, им будет дан приказ о выступлении.
Самым коварным в этой версии был тезис о якобы предстоящих советско-германских переговорах. Эти переговоры изображались как само собой разумеющиеся и неизбежные. В Берлине знали, что советское правительство хочет избежать столкновения с Германией и попытается использовать любой, пусть даже минимальный шанс, для сохранения мира. Слухи о предстоящих переговорах должны были создать у советского руководства впечатление, что такой шанс сохраняется.
Распространение дезинформационных сведений о предстоящих переговорах производилось германскими спецслужбами разными способами. В кругах иностранных журналистов и дипломатов в Берлине методично распространялась информация о том, что в самое ближайшее время по инициативе германской стороны состоится встреча Гитлера со Сталиным или Риббентропа с Молотовым, и называлось место такой встречи - Берлин или Вена. Упоминался и еще один возможный вариант проведения советско-германских переговоров на высшем уровне - в рамках подготавливаемой якобы Германией международной конференции по вопросам обеспечения мира, на которую будет приглашено также советское руководство.
Принимались активные меры по дезинформации советского посольства. Она производилась как по агентурным каналам (через уже упоминавшегося «Петера»/«Лицеиста»), так и по официальным. По свидетельству В.М.Бережкова, являвшегося в 1940-1941 годах первым секретарем советского посольства в Берлине, особую роль в этом играл О.Мейснер, имперский министр, который считался близким к Гитлеру человеком из «старой школы», ориентировавшейся на бисмарковский подход к отношениям с Россией. Он чуть ли не каждую неделю встречался с Деканозовым и уверял его, что фюрер вот-вот закончит разработку предложений для переговоров и передаст их правительству СССР.
Регулярно распространялись дезинформационные сведения о возможных сроках советско-германской встречи. Данному вопросу германские спецслужбы уделяли особое внимание, поскольку это имело прямое отношение к обеспечению фактора внезапности нападения. Использовались самые хитроумные ходы. Так, в первых числах июня 1941 года иностранным дипломатам и журналистам в Германии были подброшены сведения о том, что одна берлинская фирма, производящая флаги, получила якобы срочный заказ на изготовление большой партии красных флажков с советской символикой, необходимых для торжественной встречи кого-то из руководителей СССР, и установлен срок его исполнения - 12 июня 1941 года. Несколько дней спустя ряду дипломатических миссий в балканских странах была подброшена другая «совершенно достоверная» информация: до 18 июня германское правительство непременно обратится к правительству СССР с предложением о проведении переговоров.
15 июня 1941 года - с целью подкрепить версию о предстоящих переговорах и удержать советское руководство от принятия срочных оперативных мер - германское правительство провело дезинформационную акцию на высоком политическом уровне. В этот день Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио и Будапеште довести до сведения тамошних правительств, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-русские отношения и при этом предъявить определенные требования». В Берлине надеялись, что о распоряжении Риббентропа, так или иначе, станет известно Москве.
Гитлеровская машина дезинформации работала на полную мощность вплоть до 22 июня 1941 года. За день до нападения на СССР в Берлине был пущен слух о том, что Гитлер и Риббентроп отбыли из столицы для отдыха, а многие высшие чиновники ушли в отпуска. 21 июня советскому посольству через «Петера»/«Лицеиста» была подброшена очередная порция дезинформации. О том, что она собой представляла, мы можем узнать из отчета «Петера»/«Лицеиста» о его беседе с представителем советской «легальной» резидентуры И.Ф.Филипповым, который был аккредитован в Берлине в качестве представителя ТАСС. Информация, поступившая от агента, вне всяких сомнений, была немедленно передана в Москву, и поскольку известно, что с сообщениями «Петера»/«Лицеиста» регулярно знакомили Сталина и Молотова, то не исключено, что данные, поступившие 21 июня из Берлина, также были доведены до их сведения. Нельзя не отметить, что отчет интересен в том числе тем, что в нем был зафиксирован взгляд советского посольства и резидентуры на текущую ситуацию в отношениях СССР и Германии. Процитируем отдельные положения этого отчета.
«Петер сообщает:
Передавая Филиппову сообщение, я сначала сказал, что, с моей точки зрения, которую я составил в результате многочисленных бесед с д-ром Шмидтом, д-ром Раше и другими высокопоставленными деятелями, германо-русские отношения не опустятся до такого низкого уровня, как полагают некоторые. Сообщил, что посланник Шмидт и д-р Раше проявляют полное спокойствие и дали мне понять, что никаких далеко идущих решений в ближайшее время не предвидится. Рассказал, что д-р Раше с удивлением спросил меня, как вообще могло случиться такое, что иностранные корреспонденты (почти все) поверили слухам о том, что предстоит именно германо-русский конфликт.
Я закончил тем, что сказал, что, по моему мнению, мы находимся в настоящий момент в состоянии войны нервов, и на сей раз немецкая сторона предпримет попытку предельно взвинтить нервное напряжение. Я же убежден, что войну нервов выиграет тот, у кого нервы крепче…
Затем я спросил Филиппова, что он думает о ситуации. Он сказал дословно следующее: «Положение очень серьезное. Однако Вам… не следует особенно тревожиться. Мы твердо убеждены, что Гитлер затеял гигантский блеф. Мы не верим, что война может начаться уже завтра. Процесс, по-видимому, будет еще продолжаться. Ясно, что немцы намереваются оказать на нас давление в надежде добиться выгод, которые нужны Гитлеру для продолжения войны».
«Никто не решался давать твердый прогноз»
Дезинформационная операция, предпринятая нацистами, принесла результаты. Слухи, которыми они наполнили столицы европейских государств и США, дезориентировали мировую общественность. Под их влиянием многие политики и дипломаты в самых разных странах стали открыто высказывать мысль: подготовка Германией нападения на СССР - это блеф. Мирное урегулирование германо-советских противоречий неизбежно. Оно является само собой разумеющимся. Со дня на день состоятся советско-германские переговоры, и сторонами будет подписано новое соглашение.
Как сами слухи, так и мнение западных политиков доводились советскими дипломатами и органами разведки до сведения руководства СССР. Последнее оказалось в весьма сложном положении. С одной стороны, в Москву непрерывным потоком шла информация, что Германия вот-вот начнет войну против Советского Союза, с другой стороны, сообщалось, что войны, скорее всего, не будет, что Германия осуществляет лишь «психологический нажим» и готовит себе «позицию силы» к предстоящим переговорам.
Сталин очень боялся допустить ошибку и поэтому не сбрасывал со счетов ни ту ни другую информацию. Надеясь, что шанс предотвратить либо оттянуть войну все еще остается, он опасался, что этот шанс может быть упущен в результате нелепой случайности или провокации, которую могли организовать армейские круги Германии, «оппозиционно настроенные» по отношению к Гитлеру и Риббентропу, склонным якобы, как неоднократно сообщала разведка и дипломатические источники, решить вопросы, связанные с Советским Союзом, путем переговоров. Этими опасениями, видимо, и объясняется категорическое требование Сталина «не поддаваться на провокации» и его недоверчивое отношение к сообщениям о возможных сроках начала войны.
Последние тоже могли иметь провокационный характер. Что значило принять в расчет определенную дату начала войны? Это значило, что к этому дню надо было осуществить все мероприятия в соответствии с планами мобилизационного и оперативного развертывания. А если бы информация оказалась ложной? Тем самым к радости германской военщины (да и Лондона, не оставлявшего попыток втянуть СССР в войну против немцев) советское правительство собственными руками уничтожило бы шанс на сохранение мира, а Германия получила бы повод не только для объявления войны, но и для того, чтобы представить ее в качестве меры защиты от готовившейся якобы советской агрессии. Да и была ли стопроцентная гарантия, что германское нападение произойдет именно 22 июня?
Информация о возможных сроках начала войны поступала в Москву самая разная. Сначала назывался март, затем 1 мая, 14 мая, 15 мая, 20 мая, конец мая, начало июня, середина июня, июль или август, 21 или 22 июня, 22 или 23 июня, 24 июня, 29 июня, наконец 22 июня. Многие сроки прошли, предсказания не сбылись, и это не могло не влиять на позицию советского руководства. Дата 22 июня 1941 года тоже могла оказаться очередным ложным прогнозом. Напомним, что 21 июня, наряду с сообщениями о том, что на следующий день Германия нападет на СССР, поступала также информация другого рода - как из Берлина, о чем уже говорилось выше, так, например, и из Лондона. Советский посол в Великобритании И.М.Майский, опытнейший дипломат, располагавший обширными связями в английских политических кругах, 21 июня доложил в Москву: «Я по-прежнему считаю германскую атаку на СССР маловероятной». А к мнению Майского в Кремле прислушивались.
Много лет спустя в ответ на вопрос, почему был допущен просчет в определении срока начала войны и почему имело место определенное недоверие к сообщениям разведки, Молотов ответил: «Непросчета быть не могло… Как можно узнать, когда нападет противник?» Разведка называла «четырнадцать сроков» и «если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он бы [Гитлер] раньше напал».
Но Молотов, думается, далеко не все сказал о причинах определенного недоверия Кремля к данным разведки. Настороженный взгляд на разведданные и информацию из дипломатических кругов отчасти объяснялся внутренней противоречивостью самих поступавших сообщений. Нередкими были случаи, когда даже в отдельном сообщении утверждались прямо противоположные вещи: что немцы вот-вот нападут и что войны не будет, что военные приготовления в Германии идут полным ходом и что приготовления приостановлены. Широко известна сталинская резолюция на представленном ему 17 июня 1941 года сообщении «Старшины» и «Корсиканца». В ней Сталин, не стесняясь в выражениях, назвал агентурный источник «дезинформатором» и вызвал на ковер по поводу этого сообщения наркома госбезопасности В.Н.Меркулова и начальника 1-го управления НКГБ СССР П.М.Фитина. После состоявшейся «беседы» чекистами был составлен документ под названием «Календарь сообщений агентов берлинской резидентуры НКГБ СССР «Корсиканца» и «Старшины» о подготовке Германии к войне с СССР за период с 6 сентября 1940 по 16 июня 1941 г.», который предназначался для подачи Сталину. Однако ознакомившись с содержанием «Календаря», ясно высветившим противоречивость донесений упомянутых агентов, Меркулов, как известно, отказался его подписать, и документ был отправлен в сейф. Спасло наркома от дальнейшего разбирательства, видимо, лишь то, что работа над «Календарем» была завершена 20 июня и под влиянием последующих событий о нем забыли.
Но советская агентурная сеть в Германии не ограничивалась только лишь «Старшиной» и «Корсиканцем». Мы очень мало знаем о том, что сообщали в эти тревожные дни «Брайтенбах» (В.Леман), «Франкфуртер» (К.Эйкоф), «Старик» (А.Кукхоф), и ничего не знаем о донесениях «Шведа», «Испанца», «Итальянца», «Турка», «Грека» и «остальных агентов», которым в соответствии с запросом Разведывательного управления Генерального штаба Красной армии от 3 июня 1941 года руководство НКГБ через свою берлинскую резидентуру поручило «добыть сведения о планах военных операций против СССР». Ничего не известно и о том, какая информация поступала до вечера 20 июня 1941 года от работавшего в германском посольстве в Москве советского агента «Курта» (Г.Кегеля). Из его воспоминаний можно лишь заключить, что к передававшимся им сведениям кураторы из советских спецслужб относились с определенным недоверием и постоянно требовали от него документально подтвердить свои сообщения. То же самое, по-видимому, имело место и в работе с агентами руководителей советских резидентур за рубежом: некоторые агентурные донесения, воспринимавшиеся как недостоверные, попросту не передавались в Москву, а то, что передавалось, нередко имело пометы «немецкая» либо «английская дезинформация».
Говоря о причинах исключительно тяжелого для Красной армии и всего Советского государства начального этапа войны с гитлеровской Германией, можно, конечно, как это часто делается, обвинять во всех бедах Сталина и правительство СССР. Однако стоит внимательно присмотреться к действиям, интересам и других, как сегодня модно выражаться, акторов - отечественных и зарубежных, гражданских и военных, а также нельзя не учитывать то обстоятельство, что обстановка накануне 22 июня 1941 года была крайне запутанной.
Поток самых противоречивых слухов, домыслов, экспертных оценок, который с подачи германских спецслужб и западных аналитиков в то время обрушился на руководителей государств, создал ситуацию, когда, как отмечал в своих воспоминаниях бывший министр иностранных дел, а в 1940-1941 годах посланник Румынии в СССР Г.Гафенку, «никто в мире не мог дать ясный ответ на вопрос, чего же хочет Гитлер от России». В обстановке неопределенности, как гордо отчитался «личный штаб» Риббентропа, вплоть до ночи с 21 на 22 июня 1941 года, «никто не решался давать твердый прогноз» относительно дальнейшего развития германо-советских отношений, «тайна относительно подлинных замыслов фюрера… была фактически сохранена до последнего дня».
Опубликовано в журнале "Международная жизнь"
Оценил 1 человек
1 кармы