Бюджетное правило в России как дилемма между удочкой и рыбой

Теряет ли Россия те деньги, что зарабатывает на нефти, и как их лучше тратить?

Не так давно Министерство финансов России уведомило всех заинтересованных лиц о планах закупки в течение месяца (с 8 ноября по 6 декабря) у Центрального банка валюты на сумму в 525,8 млрд рублей, образующихся благодаря бюджетному правилу. По нему вся выручка выше заложенной в бюджете страны планки в 40 долл. за баррель марки Urals изымается в Фонд национального благосостояния.

За первые четыре месяца в ФНБ поступило 988 млрд руб, а на конец 2018 года общая сумма поступлений ожидается на уровне 3,5 трлн руб. На первое ноября там уже находится 4,97 трлн руб, таким образом, по итогу года есть все основания полагать выход на отметку в 6 трлн рублей или где-то около 90 млрд долларов.

Комментируя эти цифры, нами был задан вопрос: что лучше — их просто сиюминутно проесть, просто отложить на черный день или инвестировать. Его обсуждение в социальных сетях выявило довольно странную картину. Большинство комментаторов сгруппировались вокруг идеи немедленно потратить. С той лишь разницей, что одни предлагали этими деньгами «погасить долги», в частности, задолженность регионов по исполнению своих бюджетов, тогда как другие в той или иной форме вспоминали программу Глазьева. Потому что иначе эти деньги просто уходят в песок, если верить главному экономисту ВЭБа Андрею Клепачу.

По его словам, все нефтяные сверхдоходы вообще улетучиваются из-за роста размеров оттока капитала из России. Мол, официально за январь-октябрь 2018 из страны ушло 42,2 млрд долларов, что в три раза больше показателя аналогичного периода годом ранее.

Возникает парадокс. Строго говоря, все цифры вроде как абсолютно правильные, а в результате получается «то, чего не может быть». Отток капитала из страны и размер ФНБ растут одновременно, что «правилу бассейна» явно противоречит. А самое любопытное, что, даже ошибаясь, бывший замминистра экономического развития РФ тем не менее действительно прав. В существующем виде бюджетное правило работает действительно неэффективно.

Для начала снимем вопрос ошибок с капиталом. Когда Минфин говорит «чистый отток», то имеет в виду простую математическую разницу между объемом пришедшей в страну иностранной валюты и величиной всех валютных выплат по зарубежным счетам, исключая текущие торговые операции. Грубо говоря, если вы отдали товар и тут же получили деньги, это просто торговля, и она не считается; если же товар ушел, а деньги в течение месяца не поступили, это уже отток капитала. Равно как и наоборот. Таким образом, озвучиваемая сумма не отражает характера платежей, что создает часто ошибочное представление бегства денег как таковых, что совершенно неверно. В действительности «отток капитала» состоит из четырех ключевых категорий.

Во-первых, это совершенно плановые выплаты по внешнему долгу государства. Они привязаны к четкому графику и изначально неравномерны по времени. По официальным цифрам Минфина легко увидеть, что эта часть «оттока капитала из РФ» в 2019-м по сравнению с текущим годом снизится вдвое, а в 2020-м наоборот подскочит в 1,5 раза, чтобы в 2021-м упасть в 5,6 раза, а в 2023-м платежи практически сравняются с их нынешним объемом.

Даже только в этом году по внешним обязательствам государство планово заплатило 35,6 млрд (в том числе 5,3 млрд процентов, 30,3 млрд в погашение «тела» долга) в первом квартале, 37,9 млрд долл. (5,6 и 32,2 млрд соответственно) во втором, и 23,7 млрд (4,7 и 18,9 млрд соответственно) в третьем квартале. В четвертом размер перечислений ожидается на уровне 31,8 млрд долл.

Во-вторых, внешние долги, кроме государства, самостоятельно имеют частные банки и компании. Сводной цифры по их платежам найти не удалось, однако в упомянутых 42 млрд говорится, что они занимают по меньшей мере половину. Вряд ли следует специально объяснять, что если вы взяли кредит, засчитав его как приток капитала, то вполне очевидно, однажды вам придется его вернуть, тем самым отток капитала тоже становится автоматическим. Причем больше суммы займа на величину процентов. Так что ничего инфернального в таком положении дел нет.

В-третьих, по итогам 2017 года частные компании выплачивали своим акционерам дивиденды. Например, их размер у МТС составил около 26 рублей на акцию, что в сумме вылилось в 46,8 млрд руб. или примерно 0,69 млрд долл. А в целом по стране 35 из 43 крупнейших компаний России перечислили держателям акций 1,2 трлн рублей или 17,9 млрд долл. Около трети акционеров представлены иностранными юридическими лицами, что позволяет оценить их долю в 5,9 млрд долл.

Ну, и, в-четвертых, российские компании и российские филиалы зарубежных компаний вполне законно направляют некоторую часть своих капиталов на расширение собственного бизнеса за рубежом. Что также является делом совершенно естественным. На эти цели, по словам Клепача, в этом году ушло около половины из все тех же 42 млрд.

Так что в целом никакой связи между оттоком капиталов из России и аккумулируемых «излишках нефтяной выручки» по бюджетному правилу на самом деле нет. Это вообще совершенно разные категории. Называть рост резервов национальным проклятием по меньшей мере странно. Кто забыл, чтобы устоять после санкционных ударов со стороны «наших иностранных партнеров», России пришлось израсходовать 2,56 трлн руб. резервов, без которых мы бы уже пятый год находились в глубочайшем экономическом кризисе, по масштабу очень сопоставимом с лихими девяностыми.

Другой вопрос, что накопление резервов ради наличия самих резервов назвать однозначно верным решением тоже нельзя. Это не более, чем запас рыбы на черный день в расчете, что ее хватит для обеспечения пайка всему имеющемуся населению. Практика показывает, что замораживание денег ради предотвращения инфляции и других побочных эффектов рыночной экономики, кроме плюсов, сопряжено с целым рядом минусов. Фигурально выражаясь, без денег мы оказываемся не в состоянии обзавестись удочкой, позволяющей быть сытым всегда.

Однако проблема в том, что понятие смысла удочки по целому ряду причин львиной долей населения и даже рядом ведущих представителей правящей элиты трактуется, мягко говоря, неверно. Мол, вот по теории Глазьева экономика не развивается потому, что производители не имеют денег на выпуск продукции. Ладно бы в стране на развитие денег действительно не было, но ведь они есть! Вон аж 90 млрд долл., половину из которых можно смело отправить на кредитование производства!

Правильно? Нет. Потому что главное — товар не просто произвести, а найти кому продать. И вот с этим как раз и есть самая большая проблема. Если денег дать только производству, то оно их израсходует на складской запас и снова остановится. Если денег дать еще и потребителям просто так, то есть даром, то они товары купят, но очень быстро в экономике начнется волна инфляции, что еще хуже.

Так что, деньги все же только консервировать в заначке? Тоже нет. Их следует использовать в качестве источника финансирования стратегических проектов импортозамещения.

Наглядным, хотя и существенно упрощенным для большей понятности, примером является положение в российской гражданской авиации. Перевозчики покупают иностранные самолеты потому, что отечественный производитель не имеет что предложить конкурентоспособного, а производитель не создает новые машины потому, что не имеет на это денег по причине отсутствия продаж. При этом только внутренний российский рынок за 20 лет только на закупку новых самолетов из собственных доходов (заметьте, не из госкредитов!) сгенерирует 152 млрд долл., которые в итоге в большинстве своем уйдут в подавляющем большинстве Boeing и Airbus.

Направить их собственным производителям можно, если вложиться в разработку конкурентноспособных отечественных гражданских самолетов. Для справки: весь цикл создания Sukhoi Superjet (cертификационное название семейства самолётов — RRJ, обозначение ICAO — SU95) потребовал 1,5 млрд долларов. Подчеркиваю, весь, начиная с первой идеи и заканчивая выходом на предсерию.

Если допустить возможность инвестирования в подобные проекты хотя бы 30 млрд долл. из нынешнего объема заначки, то мы уже способны финансировать полный цикл создания двух десятков подобных проектов. Столько, безусловно, не нужно, достаточно хотя бы одной собственной широкофюзеляжной машины и одной — для местных линий, но сейчас речь о другом, о доказательстве принципиальной достаточности уже имеющихся ресурсов.

Дальше простая математика. Примерный аналог SSJ100, европейский Airbus 220−100, по каталогу продается по 81 млн долл. за штуку. По отчету компании ее средняя операционная прибыль от продаж составляет порядка 9,8−10,2% от выручки. Грубо говоря, это по 8 млн с одной машины. Чтобы окупить инвестиции в НИОКР понадобится продать 188 бортов.

Согласно прогнозу Объединенной авиастроительной корпорации, за предстоящие 20 лет российским авиакомпаниям самолетов такого класса потребуется 860 штук. Если отнять необходимые для компенсации расходы на разработку, то оставшиеся могут принести отечественным авиастроительным заводам (и отрасли в целом) 5,3 млрд долл. операционной прибыли, которой хватит и себе «на хлеб с маслом», и на дальнейшую разработку новых машин.

Второй раз подчеркиваю: все сказанное выше способно работать исключительно потому, что у потребителя (в данном случае отечественных авиакомпаний) деньги на оплату расширения объемов отечественного производства уже есть. Они формируются существующим пассажиропотоком, который в России, кстати, еще и стабильно растет.

И это не единственный вариант. Тот же SSJ отечественным является только на треть. Двигатель и авионика в нем почти полностью иностранные, что само по себе может (и должно) стать собственным инвестиционным замещающим проектом, способным мощно толкнуть отечественную радиоэлектронную промышленность, промышленное программирование и большую группу других направлений, уже выходящих за рамки только авиастроительной отрасли.

Например, в сторону восстановления российского производства электронной элементной базы, из-за проблем с которой у нас существуют сложности в широком диапазоне направлений — от создания собственной конкурентоспособной бытовой техники до спутников навигационной системы ГЛОНАСС, также в значительной степени работающих «не на наших микросхемах».

Вот это создать ту самую удочку как раз может. Другой вопрос, что двигаться по этому пути можно, только если сильно ограничить «свободу рук рынка» в сторону существенного повышения центрального планирования и вообще руководящей роли государства в экономике. Но не барского, когда государство только главный, но довольно безответственный хозяин, лишь раздающий указания и меняющий их по десять раз на дню (особенно хорошо этот процесс виден в космонавтике), а проектного, когда разработанный план охватывает период на 5−7-10 лет вперед и так же четко исполняется без кардинальных переделок и глобальных изменений (как это делать — смотри пример Китая).

Глупо даже начинать вкладываться в тот же новый широкофюзеляжный самолет без гарантии того, что к моменту его создания машину отечественные авиакомпании будут покупать в плановых объемах. Но ведь на то и нужно государство, чтобы определять, до каких пор рынок у нас свободный, а с какого момента он должен «стой там, слушай сюда».

Впрочем, главное, что ресурсы для опережающей модернизации экономики страны у нас есть уже. Вот что главное.

Специально для ИА REGNUM.