Пушкин среди нас

КОВИД-ПОЭМА

Глава 1

Известно всем, к чему лукавить

И приукрашивать позор?

В тот год в России начал править

Всесильный Роспотребнадзор.

Сам президент, страшась ковида,

Не подавая, впрочем, вида,

Оставил Кремль и Москву

И, коль народную молву

Принять за истину, спасался,

Надёжным бункером храним,

Откуда подданным своим

По телевизору являлся,

Чем убеждал народ простой,

Что он по-прежнему живой.

II

Тогда ж московский городничий,

Почуяв безраздельну власть,

Отбросил прочь ярмо приличий

И над Москвой глумился всласть.

С Поповой, главной санитаркой

(И, к слову, внешности неяркой)

Собянин сделку заключил

И одобренье получил

Своим прожектам сумасбродным.

Чудить он начал день за днём,

И слова доброго о нём

Не сыщешь в мнении народном.

И то сказать – «Оленевод»,

Как окрестил его народ.

III

Москва… Чего ты не видала

За свой тысячелетний век?

Пришла пора – и ты узнала,

Как может пришлый человек,

Заезжий фраер из Тюмени

И властолюбец – вне сомнений –

Всех усыпить и обаять

И головой столичным стать.

Менять бордюры ежегодно,

Весь город плиткой замостить,

В Москву киргизов напустить

И прочей чуди инородной.

И понатыкать тут и там

Стеклобетонный стыд и срам.

IV

Но лебединой песней мэра

Явился тот злосчастный год,

Когда всесветная афера,

Масонских лож бесовский плод,

В народе прозванный ковидом,

Похожий на корону видом

Треклятый вирус, наконец,

Достиг Москвы. Наш молодец

Издал указ: всем горожанам

Перчатки с масками надеть,

Всяк день безвылазно сидеть

В квартирах душных стариканам,

По одному везде ходить

И руки с мылом чаще мыть.

V

Потом пошли иные трюки:

Вводиться стали пропуска –

Продукт компьютерной науки,

И полицейского рука

Могла схватить тебя за шкирку

И пятизначную цифирку

В порядке штрафа предписать

За то, что ты посмел гулять

В закрытом городничим парке –

Неважно, в маске или без…

Собянин, точно хитрый бес,

Преподносил свои подарки.

Повсюду карантин внедрял

И мелкий бизнес разорял.

VI

Когда бы предок московита

Потомка нынче увидал,

От одного б его лишь вида

Объятый ужасом бежал.

Москвич от мала до велика

Лишился собственного лика,

Он маску носит день-деньской,

Как сумасшедший городской.

Ему без маски нету входа

В сбербанк, в аптеку, в гастроном,

В метро не пустят нипочём.

Тот, кто без маски, – враг народа.

И днём и ночью над Москвой

Унынье бдит как часовой.

VII

В век скоростного интернета

И прочих всемогущих СМИ

Всё население планеты

Легко становится детьми

По части бедного рассудка;

Любая новостная утка,

Псевдонаучная статья,

Любая чушь, галиматья,

Когда кому-то это надо,

Догматом делается масс,

И за безумца примут вас,

Коль вы не впишитесь в их стадо.

А стадом управляет плеть –

Страх заболеть и умереть.

VIII

Увы, Москва не исключенье.

С утра и до ночи – одно:

Кому назначено леченье,

Кому уж это всё равно,

Статистика вновь заболевших,

Число недуг не одолевших,

Тот помер, та ещё жива,

Однако выживет едва…

Всеобщей паникой охвачен,

Огромный город сам не свой;

Накрылся маской с головой,

Подавлен, молчалив и мрачен.

Лишь улыбающийся мэр

Всем – жизнелюбия пример.

IX

Рассказ наш горестный добрался

До Церкви, Господи, спаси…

В героях драмы оказался

И патриарх всея Руси.

Главсанитар мадам Попова,

Стращать народ всегда готова,

Во дни Великого поста

Отверзла хищные уста

И прорекла, что храм опасен,

Что здесь людей не берегут

И гигиеной небрегут,

И прочий ворох бабьих басен.

Его Святейшество внимал

И всё как надо понимал.

X

Он санитарные каноны

Распорядился соблюдать:

Дезинфицировать иконы

И крест отнюдь не целовать,

Завёл на службах маскарады

(Нашлись и те, что были рады).

И одноразовый стакан

Стал правилом для прихожан.

Общался с членами Синода

Отныне патриарх онлайн.

Насчёт Святых Христовых Тайн –

Для безопасности народа –

Решали наши мудрецы,

Богобоязненны отцы.

XI

И порешили: впредь народу

Святые Тайны подавать,

Макая лжицу в спирт и в воду,

Потир притом не целовать!

А тут, едва пришла Страстная,

Явилась вдруг беда иная,

Святейший, аки бусурман,

Придумал подвиг для мирян.

Благословил он их в пустыню

Святой Марии подражать;

Он не хотел их обижать,

Лишая службы и святыни,

Но Роспотребнадзор велел

И патриарх «Аминь!» пропел.

XII

Тут сатана властям безбожным

Такую мерзость нашептал:

– «Никак дозволить невозможно,

Чтоб по церквам народ встречал

Христову Пасху! Запретите!

Епископату прикажите,

Чтоб не пускали в храм народ,

И так, мол, Пасха каждый год,

А нынче дома посидите,

Кропите сами куличи

Да разговляйтеся в ночи,

Да лучше лишний час поспите».

И к Воскресению Христа

Вся Церковь сделалась пуста.

XIII

Архиереи лишь с попами

Служили Пасху, без людей.

С экранов льстивыми словами

Текли ручьи проповедей.

Иные батюшки сурово

К народу обращали слово:

Мол, это всем – епитимья,

Все согрешили – ты и я.

Но унывать – ещё грешнее,

Пристало радоваться днесь!

Архиерей, красивый весь,

Как только можно веселее

«Христос воскресе!» – возглашал,

Но храм пустой не отвечал.

XIV

Когда в войну играют дети,

Вслед за войной приходит мир.

Совсем не то, когда соцсети

Влекут народ на бранный пир.

В Живом Журнале, в Инстаграме,

В Фейсбуке или в Телеграме

И дни, и ночи напролёт

Народ баталии ведёт,

Ругает власть, Патриархию,

Цифровизацию, ковид,

Госдеп, Госдуму, и кричит,

Какие все они плохие,

И уж не разберёт никто,

Кто виноват и делать что…

XV

Седмица Светлая настала,

Крещёный мир возликовал,

А в соцсетях пожар скандала

Ещё сильней забушевал.

Синод и патриарха лично

Ругали зло и неприлично

И за гоненье на народ,

За отменённый крестный ход,

За поругание святыни,

За потакание властям

(Что продались давно чертям),

За то, что будем мы отныне

И дальше лжицу спиртовать

И гнев Господень стяжевать.

XVI

Почти два месяца минуло,

И отменили карантин.

Москва, бедняжечка, вздохнула,

К тому же лето! Мирянин

На праздник Троицы, с опаской

Под ставшею привычной маской

Вернулся из пустыни в храм.

Его здесь ждали. Тут и там

Полы размечены чертами,

Чтоб каждый Божий человек

Беды на брата не навлек.

Всех обеспечили местами,

«Навроде шахматных фигур» –

Шутил знакомый балагур.

XVII

Тут архипастырское слово

Достигло дивной высоты.

Два записные богослова

Отверзли проповедью рты.

Их речи, полные участья,

Предохраняя от несчастья,

Учили истине одной:

Нет в мире ценности иной,

Чем жизнь и доброе здоровье!

Их должно всячески беречь

И грех здоровьем пренебречь,

Всё остальное – прекословье.

И против истины идёт

Тот, кто не слушает Синод.

XVIII

Кто ж эти чудные витии

И Златоусты наших дней?

Кто круче всех в Патриархии

Непослушливых гнал взашей?

Их имена войдут в анналы,

И даже антиклерикалы

Пред ними головы склонят,

Не в силах испустить свой яд.

Но пусть читатель наш сметливый

Сам догадается, о ком

Здесь толк пространный мы ведём

В сей повести неторопливой.

Мы набросаем их портрет

Посредством нескольких примет.

XIX

Один, учёностью блистая,

Томов с полсотни написал.

Признаюсь, оные листая,

Я непочтительно зевал.

За ним ещё бежала слава:

Он композитор был, но, право,

Как уверяли знатоки,

Весьма посредственной руки.

Другой прослыл как храмоздатель

И автор книжицы одной:

Про «несвятых святых» – смешной

И задушевной. Мой приятель,

По книжной части лоботряс,

Прочёл её осьмнадцать раз.

XX

Казалось бы, такие оба

Благопристойные на вид,

Но страх треклятого микроба

Бог знает что с людьми творит.

Два удалых архиерея,

От возмущенья багровея,

Мирян из храма стали гнать

И громогласно обвинять

В том, что они желают смерти

Несчастным пастырям своим,

Ходя на службы… (говорим

Со слов свидетелей, поверьте).

И своего добился страх:

Пустели церкви на глазах.

XXI

В те дни догматом новым стала

О послушании лапша.

Она облыжно утверждала,

И тем была нехороша,

Что слушать следует начальство

Без критики и зубоскальства,

И мысль была зело проста:

Молитвы выше и поста

Оно, святое послушанье

Всему, что делать власть велит,

А тех, кто против говорит,

Ждёт строгий суд и наказанье.

Нашлись, к прискорбию, попы,

На кнут и дыбу не скупы.

XXII

Что ж патриарх об эту пору?

Как древних лет анахорет,

Он предал плоть свою затвору

В скиту, покинув белый свет.

Служил без челяди, укромно,

И так по-деревенски скромно,

Как никогда ещё досель

Не доводилось. Канитель

Текущих дел его томила.

«Ах, кто бы знал, как он устал…

И как бы много он отдал,

Чтоб всё вернулось так, как было…»

Но каждый новый Божий день

Страх смерти рядом был, как тень.

XXIII

Меж тем декабрь уж завершался,

А с ним и страшный этот год.

Всяк обыватель погружался

В рутину праздничных хлопот.

Тот наряжал покраше ёлку,

Другой, не видя в этом толку,

Побольше водки запасал,

Но каждый искренне желал,

Чтоб в Новый год свершилось чудо

И сгинул морок навсегда,

Чтоб миновала всех беда,

Пришедшая невесть откуда,

И превратившая народ

В запрограммированный скот.

XXIV

Премудрость нашей медицины,

Бог видит, тоже не спала:

Изобретением вакцины

Стране надежду подала.

Сам городничий укололся,

В чём принародно раскололся,

А президент – отнюдь не стал:

Ему статут не дозволял.

Учителя, врачи, солдаты,

Служаки социальных сфер –

Должны были явить пример,

Как избранные кандидаты,

И медицине послужить,

Ну… или головы сложить.

XXV

Повсюду, в сёлах и столицах,

Вакцина от сея чумы

Явилась притчей во языцех

И будоражила умы.

Народ, не доверяя власти,

Ждал от неё одной напасти

И прививаться не спешил.

Простого смертного страшил

Коварный замысел злодеев,

Что, дескать, запросто могли б

Ввести с вакциной некий чип,

Изобретение халдеев,

И совратить крещёный люд

В цифровизированный блуд.

XXVI

В церковной жизни всё вниманье

Снискала патриарха речь.

Он зачитал её в собранье

Московских клириков (сиречь,

Собранье было виртуальным,

Хотя вполне официальным).

Святейший сетовал на то,

Что нынче сделалось не то,

Что прежде, – храмы опустели,

Пустыня не вернула всех,

А новой миссии успех

Не столь внушителен на деле.

И если дальше так пойдёт –

Прощай, потерянный доход.

XXVII

Итог работы многодумной

Решил Святейший предложить:

Русификацией разумной

Богослуженье оживить.

Апофеозом этой речи

Явились софринские свечи.

Мол, спрос на них совсем упал,

Впредь чтоб никто не покупал

Свечей чужого производства…

Народ от патриарха ждал,

Чтоб он хоть пару слов сказал

Про спиртовое сумасбродство,

И чтоб кощунство отменил,

Но Бог его не вразумил.

XXVIII

Зима! Собянин, торжествуя,

Подводит годовой итог;

О городской казне ревнуя,

Он сделал всё, что сделать мог.

« - Продажа масок и перчаток

Пусть не ахти какой достаток,

Зато уж тесты на ковид –

Вот где златой Клондайк сокрыт

И есть для дела перспектива!

И, наконец, штрафной оброк;

Велик, мол, ноют, и жесток,

А как по мне - всё справедливо.

Ах, если б можно было брать

За право воздухом дышать…»

XXIX

Да не подумает читатель,

Что городничий – людоед.

Нет, он романтик и мечтатель

И, Бог свидетель – он поэт!

Взыскуя блага для народа,

В честь наступающего года

Украсил Матушку-Москву,

Явивши сказку наяву:

Огней немыслимы каскады,

Леса светящихся древес,

Китайской мудрости чудес

Неисчислимы мириады!..

Мы все тщеславия полны;

Избранники – за счёт казны.

XXX

Пора и нам поставить точку

В столь затянувшейся главе.

Для эпилога втиснем строчку,

А то пожалуй что и две.

Престранный год. В картину мира,

Как выстрел посредине пира,

Он вбросил мрачные цвета,

И ада грозные врата

Как будто б чуть приотворились,

Дохнуло страхом и тоской,

И чёрной гробовой доской

Дни многих в этот год закрылись.

Но верным в сей юдоли слёз

«Не бойтесь!» – говорит Христос

(Автор неизвестен)