Велосипед...

Александр Акишин. Повесть

* * *

Между тем пацаны окружили их тесным кольцом. Петя даже не успел их сосчитать. Но понял, что их не меньше восьми...

- Целая стая, - зашептал Ваня. – Счас отлупцуют!

- Ты что, цыганчик, шепчешь? – сплюнул долгвязый.

Плевок получился слабеньким, как тут же отметил Петя, у него выходит куда лучше. А этот дылда только подбородок себе обслюнявил.

- Да он молится, не видите, что ли? – подхихикнул самый мелкий из них.

Петя и с пятью такими управился бы, но малявок больше не было в этой гурьбе. Примерно половина была вровень с Петей и Ванюшкой, остальные – покрупнее.

- Ну, подеремся? – предложил дылда. – Озеро рядышком, заодно и сопатку отмоешь свою, - кивнул он в сторону Вани.

Петя сделал шаг вперед, как бы заслоняя друга от противного взгляда дылды.

- Ты че, шкет, под ногами путаешься? – резко двинул тот велосипедным колесом по Петиной коленке. – Схлопотать вне очереди захотел. Тебя пока не трогают, стой и не дергайся.

- Да че с ними базарить, - поскочил маленький шакаленок, - под дыхало врезать да отлупцевать...

- Больно надо руки марать! Зря, что ли, купались! – опять сплюнул долговязый.

На этот раз плевок у него получился что надо! Так, наверное, не сумел бы и он, Петя. Но Ваня-цыганок смог бы даже лучше...

- Ну-ка, цыганята, выворачивай карманы, - скомандовал дылда. – Вы что, оглохли? А может, вам помочь?

«Цыганята? – удивился Петя. – Ну я же не цыган. Конечно, дылде лучше бы знать, что я местный. Может, тогда не стали бы издеваться. И Ваню не тронули бы...»

И тут послышался какой-то покорно-усталый голос Вани:

- Давайте уже, лупцуйте, да я пойду... Хватит гавкать. Ну! А его не троньте, - положил он руку на Петино плечо.

- А он, что ли, белая ворона, что его трогать нельзя? – хихикнул шакаленок. – И его за кампанию отлупцуем. За милую душу врежем!

- Ты, шавка, отлупцуешь? - Петя сделал к нему шаг. – Да я и с тремя такими паршивыми хлюпиками не стал бы связываться. Больно надо!

- Что ты мяукнул? Повтори!

- И повторю! Воешь тут – шакал!

- Вам нужна моя кровь? – завопил вдруг Ваня. – Ну, налетай! А его не троньте: он ваш, местный, он не цыганенок. И за меня не отвечает.

- Ты чего орешь? Ты че тут страху нагоняешь на честных пацанов? – двинулся к нему долговязый. – Че пасть сою черную разеваешь? Да вы гляньте, у него же пасть черная, как у бешеной собаки.

- У-ууу, сучье отродье! – закричал пуще прежнего Ванюшка. – Оскорбляешь, да?

И тут на стаю посыпались такие отборные ругательства да проклятья, которые Пете не приходилось слышать не только от отчима, но и от кого-либо из поселковых мужиков. Даже в дни их зарплаты, когда они едва держались на ногах, зато языками чесали так, что заборы трещали...

- Ишь ты! – дылда замер – так он был ошарашен. Но удивление в его нахальных глазах довольно скоро растаяло, и он скомандовал Пете: - Ну-ка, открой рот!

- Зачем? – удивился тот.

- Открой, а то пасть порву! – рявкнул дылда.

Петя открыл.

- Загляни! – скомандовал он мелкому. – Ну, какого цвета пасть? – нетерпеливо спросил он.

- Да... как у всех, - пожал тот щуплыми плечами.

«И чего он там разглядывает, дурак? – недоумевал Петя. – У всех же людей языки и нёбо одинакового цвета. Счас как клацну зубами за его шустрый нос, чтоб не совал...»

Но малявка уже отскочил.

- Отойди в сторону! – скомандовал Пете дылда. – Раз ты не цыган, с тобой потом поквитаемся. А ему счас пасть рвать будем, чтоб красная была, как у всех. Гы-гы-гы, - заржал он.

«Какие-то странные у этог долговязого типа глаза, - удивляется Петя. – Вроде, смотрит на меня и совсем не видит. Может, он больной? Может, у него с мозгами не лады?»

- Хи-хи-хи, - подхватил шакаленок и остальные нестройно засмеялись, стараясь угодить вожаку.

- Ну, кому сказано! – рявкнул он Пете.

- Уйди! – Ваня толкнул друга плечом. – Тебя тоже потом отлупцуют, но не так зверски, как меня. Вытерпишь.

- Нет! – взвыл вдруг Петя от отчаяния и ненависти к дылде, шакаленку и всей этой поганой волчьей стае, которая, по его мнению, так стремилась угодить своему чокнутому на всю голову вожаку. – И мне рвите пасть – я тоже цыган! Вот! Бейте, вонючки! Шакалы! Сучье отродье!

Он выкрикнул еще парочку ругательств, которые успел запомнить из недавно прозвучавших Ваниных проклятий.

Дылда поглядел на него спокойно и спросил:

- Всё?

- Представь себе! – огрызнулся Петя.

«Ну теперь они нас уделают! Эх, черт, пропал ужонок. Столько времени потратили – и ему счас башку оторвут. Они же звери!»

- Пошмонайте сперва их. Может, чего ценного найдете, - распорядился долговязый.

Пацаны быстро побросали велики, схватили Ваню и Петю за руки, а мелкий принялся ловко обыскивать. Было видно, что он изрядно поднаторел в этом непростом деле.

- У белого цыганенка ничего нет, - хихикнул он, хлопнув Петю по животу.

- Давай теперь того шмонай! – нетерпеливо прикрикнул дылда.

- В карманах пусто. Они и вовсе дырявые. У-уу, рвань , - замахнулся он на Ваню.

- Смелый, гад, да? Смелый? – взвыл от злости цыганок. – Когда все навалились, ты, шакал, смелый. Погоди, доберусь до тебя, мокрое место останется!

- Не грози! Ты еще спляшешь нам на пузе! – хохотал долговязый.

- Ложись на спину, спляшу на твоем!

И вдруг послышался душераздирающий вопль мелкого. О, как он заорал! Даже в фильмушках про ужастики Петя не слышал таких воплей.

Сначала было долгое, чуть ли не в целую минуту:

- Оо-ооо – ааа - ыыы – ээээ...

Потом:

- Зз-зззз-ззз...

Но слово «змея» он так и не успел выговорить, потому что из Ваниной за пазухи показалась голова ужонка.

- Змеелов! – разом выдохнули пацаны.

- К-колдун! – ахнул перепуганный малявка , кубарем отскочив от Вани. – Все цыгане колдуны. Ату его, пацаны, - клацал он зубами, сжимая в руке неизвестно откуда взявшийся глиняный ком.

«Счас камнями закидают, - тоскливо подумал Петя. – Теперь конец. И как только так легко мы попались в их лапы!»

Ему вдруг захотелось всё объяснить им: и про велик, о котором он мечтает, и про ужонка, без которого вряд ли сбудется его мечта, и еще про то, что вот через пять дней наступит первое сентября, и без велика ему, Пете, хана – в пятый класс придется каждый день ходить пёхом почти восемь километров в село и обратно столько же, тогда как у других поселковых ребят есть велики и им начхать на эти долгие километры...

А он, Петя, переживает день и ночь. Не станешь же всякий раз клянчить у пацанов, чтоб подвезли. Стыдно просить.

«Ну люди они или и вправду волчья стая – безмозглая и свирепая, - чуть не плакал Петя. – Неужто не поймут, если им всё по-человечески рассказать? Обязательно поняли б, если б не Ваня, который ужасно злил их только тем, что он не как все. И чего они, как самые распоследние гады? Какая разница, кто есть кто? Лишь бы человек был нормальный. Разве национальность что-то значит? Среди этих пацанов тоже не все одной национальности. Так чего ж тогда они так люто возненавидели Ваню-цыганка? А может, они не виноваты в этом? Может, и у них такие же бешеные отцы, как мой отчим, который все свои беды валит на других? Вот и в воровстве коня заподозрил тетку Магдалину и Ванюшку... Может, отцы этих пацанов такие же шакалы, как и они сами? Но я же не беру пример с отчима. Я же стараюсь жить, как человек...»

- Эй вы, вонючки трусливые, - рявкунул дылда. – Ужонка испугались? Гляди, в штаны наложили, - потянул он своим длинным носом.

- И вправду ужонок...

- А мы думали...

- Да че тут думать?! Дураку ясно, что не гадюка. Какой дурак змею за пазуху положит?

- А может, он колдун...

- А вот мы счас проверим...

И град кулаков оглушил, придавил, бросил Петю и Ваню наземь. Посыпались бесчисленые пинки, а кругом – пыль столбом. Не продохнуть.

Пете казалось, будто воздух превратился в сплошную пыль. Солнце спалило всё вокруг – и землю, и воздух, и людей, перетерев всё это в мелкий, противный, липкий порошок. И остались в этой страшной Степи они вдвоем – Петя и Ваня. Но и их скоро разотрут в едкую пыль и пустят по ветру. И не останется на Земле их следа.

- Рви ему пасть! Да не бойся!

Петя не видел вокруг себя никого. Лишь по голосу сквозь тягучий звон в ушах различал обрывки фраз-команд, принадлежащих дылде.

- Порви ему рот и завтра поглядим: срастется, значит, он и правда колдун. Тогда только камнями будем при встрече лупцевать, а руками – ни-ни! А если не зарастет, тогда он никакой не колдун, и мы еще попляшем на его пузе. Ишь ты, на моем хотел... – подзуживал себя и остальных дылда.

Петя извивался всем телом, пытаясь вырваться из плена голых пяток, которые безжалостно шлепали по его животу, груди, лицу и рукам. Он хотел вырваться, чтобы хоть чем-то помочь Ванюшке.

Эти шакалы на всё способны, думал он, они и правда разорвут ему рот. Как же быть тогда с театром? Ведь туда берут только красивых... Петя даже всхлипнул.

Он было собрался заорать: «Ванюшка так мечтает стать пртистом. Куда он с разодраным ртом? Сволочи! Отпустите!», но тут чья-то ступня плотно зажала ему губы.

Петя изловчился и ухватился зубами за эту ненавистную пятку, которая так больно давила на его рот. Хозяин пятки завопил не своим голосом и так лягнул по Петиному носу, что у него потемнело в глазах...

(Продолжение здесь)

Александр Акишин