24 мая 1800 года русские люди хоронили своего великого полководца Александра Васильевича Суворова. Гроб с его телом не протискивался в узкие двери дома. Тогда суворовские гренадеры, сказав: «Не может не пройти. Суворов везде проходил», спустили гроб с балкона.
Память о Суворове жила всегда. Даже во времена советской власти, когда почти все из эпохи Российской Империи предавалось поруганию, официально почитание непобедимого полководца было восстановлено, после нескольких десятков лет забвения. В честь крепостника, подавителя восстания Пугачева, человека, разгромившего «национально-освободительное движение» в Польше, классового врага был назван орден и стали создаваться училища для детей и подростков под наименованием «Суворовские». В годы Третьей Отечественной войны не мятежники Разин, Болотников или Пугачев потребовались советской пропаганде, а государственник, монархист и православный христианин Суворов. Здесь нет иронии истории, просто в тяжелые периоды жизни страны, вне зависимости от социального строя, генетическая память поднимает на щит подлинных героев, но не дутых радетелей народного счастья, фактических разрушителей и мерзавцев.
Суворова любили и ценили и в посмертии, и при жизни. Легко можно, например, вспомнить это: «...Знаменитость предводительствующего войсками его сиятельства графа Александра Васильевича всему свету известна, и войски под его руководством всегда и везде надежны в подвигах своих» (П. С. Потемкин. Приказ П. С. Потемкина дан из дежурства генерала Шевича Херсонскому гренадерскому полку).
За что ценили? Это понятно. Генералиссимус А. В. Суворов не потерпел в битвах ни одного поражения. К тому же его вклад в русскую военную теорию неоспорим.
Но за что любили? За его светлую русскую православную душу. За его знание характера и таланта русского солдата. За его милосердие и доброту. За его верность и честь.
Суворов четко следил, чтобы войска не превращались в орды мародеров и не обижали мирное население.
«В поражениях сдающимся в полон давать пощаду.
Во всех селениях вообще, где неприятель обороняться будет, естественно должно его кончить в домах и строениях; крайне остерегаться и от малейшего грабежа, которой в операции есть наивреднейшим; иное дело штурм крепости: там, по овладении, с повеления, несколько времени законная добычь; склонно к тому, что до неприятельского лагеря, по его овладению.
Обывателям ни малейшей обиды, налоги и озлобления не чинить; война не на них, а на вооруженного неприятеля» (Приказ А. В. Суворова войскам, находящимся в Польше, о боевой подготовке).
Александр Васильевич умел быть справедливым, причем без оскорблений и нравоучений. Во время Швейцарского похода (1799 г.) Суворова в Мутенской долине были наголову разбиты французы, а их полководец Андре Массена чуть не попал в плен. У гренадера Махотина, пытавшегося схватить неприятельского командира, в руках остался оторванный генеральский эполет.
Унтер-офицера Ивана Махотина Суворов произвел в офицерский чин. Когда ему стали возражать некоторые офицеры, то русский полководец посоветовал им принести другой эполет Массены.
Александр Суворов не только сам отлично воевал, но и уважал военные подвиги других.
В 1795 году, по просьбе императрицы Екатерины II, он написал письмо генералу Франсуа-Атаназу Шаретту де ла Контри – предводителю Вандейского восстания: «Привет тебе, герой Вандеи! Славный защитник веры твоих отцов и престола Государей твоих. Бог брани да блюдет тебя во всякое время, да направит руку твою сквозь полчища многочисленных врагов твоих, кои по единому мановению перста сего Бога Мстителя падут рассеяны, яко лист, ветром Севера отторженный.
И Вы, бессмертные Вандейцы, верные хранители чести французов, достойные сподвижники Героя, предводительствующего вами! восстановите храм Господа и престол Государей Ваших; нечестивые да погибнут, и след их да изгладится с лица земли; тогда мир благодетельный да возродится, и древний стебель лилии, бурею преклоненный долу, да возстанет посреди нас блистательнее и величественнее, нежели прежде.
Доблестный Шаррет! честь французских рыцарей! Вселенная исполнена имени твоего, изумленная Европа созерцает тебя, а я – восхищен и шлю тебе свой привет. Бог избрал тебя, как некогда Давида для наказания Филистимлянина. Благоговей пред волей Его. Лети, руби, рази – и победа последует стопам твоим.
Таковы суть желания воина, коий поседел на поле чести. Вверил он себя Богу брани, и тот неизменно венчал его победой. Слава Господу, ибо Он есть источник всякой славы.
Слава тебе, ибо ты ему любезен.»
(Письмо Ф. Шаретту от 1 октября 1795 г., Варшава)
На Руси обычно судили человека так, как велит Священное Писание, не по словам, а по делам его. Известно, что Суворов ежегодно выкупал должников из заключения, обычно перед Пасхой Господней. В своем имении он имел обыкновение иметь на содержании бывших своих солдат-инвалидов. Заботился так же о своих крестьянах и их семьях в трудные малоурожайные годы, но выборочно, помогая только трудолюбивым мужикам передачей необходимого зерна, скота или деньгами.
Образованное общество столичного Петербурга несколько чуралось прославленного полководца. Оно в своем поклонении европеизму дошло до увлечений оккультизмом и полупротестантским-полуязыческим мистицизмом. Суворов же, многое подчерпнувший из культуры Европы, оставался вполне православным человеком. Его знаменитые выходки, шокировавшие общество и которые вошли в анекдоты, произрастали отнюдь не из чудачества, а традиционного русского юродства.
Юродство – это особый вид святости, соединяющий в себе провокацию с мудростью и наставлением. Суворов мог кланяться во дворце истопнику, прыгать через стулья, кричать петухом и за всем этим, так неприятным рафинированным лицам, приверженным этикету, скрывалась светская форма юродства. Здесь проявлялась русская душа Александра Суворова.
В заключение, мне хотелось бы привести два анекдота, за которыми скрываются подлинные истории. Просто современникам они казались анекдотичными.
Первый. Суворов, беседуя с молодым иностранцем, восхищавшимся идеями Французской революции, заметил: «Покажи мне хоть одного француза, которого бы революция сделала более счастливым? При споре о том, какой образ правления лучше, надобно помнить, что руль нужен, но важнее рука, которая им управляет».
Второй. В разговоре при Александре Васильевиче обмолвились об одном царедворце, не умеющим писать по-русски. На что полководец сказал: «Стыдно, но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски».
В этом весь Суворов…
Интересно? Не забудь поставить оценку и подписаться!
Оценили 13 человек
29 кармы