«ПОМНИ МОЕ ДЕЛО!»

Подвиг, совершенный рядовым Тенгинского полка Архипом Осиповым, как и многие другие героические деяния покорителей Кавказа, известны сегодня главным образом специалистам-историкам. Между тем, знание этих событий, происшедших, по историческим меркам, не так уж давно, возможно заставило бы и российское общество, и политиков взглянуть несколько иначе и на происходящее на Кавказе сегодня.

Сопротивление кавказских мятежников в XIX столетии, так же как и в наше время в значительной степени подпитывалось извне. Турция, Великобритания, Франция финансировали и вооружали враждебных России горцев. Турецкие суда доставляли в гавани черноморского побережья оружие, боеприпасы, деньги, а назад везли черкесских юношей и девушек, проданных их соплеменниками для гаремов Малой Азии и Ближнего Востока. Этот "бизнес" получил столь широкое распространение и был так популярен у горцев, что по подсчетам историков число черкесских невольников и невольниц, проданных туркам, переваливает за миллион.

Таким образом, перед русским властями на Кавказе стояла задача не только пресечь помощь мятежникам извне, но и пресечь столь омерзительное явление, как работорговлю. Для того, чтобы прекратить сношения черкесов с турками, прибрежные воды патрулировали суда Черноморской эскадры и казачьей гребной флотилии, а в ряде бухт, где ранее осуществлялась турецко-черкесская торговля, были выстроены укрепления и размещены армейские гарнизоны.

Одним из таких фортов Черноморской береговой линии и было Михайловское укрепление, построенное у устья реки Вулан в 1837 г. Черноморское побережье в те времена мало напоминало сегодняшнее. Служба в прибрежных крепостях была весьма сурова. Горцы фактически держали гарнизоны укреплений в непрерывной осаде, заготовка дров или сена больше напоминали боевые операции. Дорог не было, и вся связь с "большой землей" осуществлялась только по морю. В периоды осенних штормов, она совершенно прекращалась. Но наиболее страшны для обитателей фортов были малярия, цинга и эпидемии инфекционных болезней, которые выкашивали гарнизоны не хуже черкесских пуль.

Особенно тяжелым был осенне-зимний период 1839–40 гг. К весне ситуация на береговой линии приняла угрожающий характер. В форте Лазарева число больных составило 2 тыс. человек, в Навагинском укреплении из 230 человек были больны 110, из двух рот Михайловского укрепления только 50 человек были здоровыми. Командующий береговой линией генерал-лейтенант Николай Раевский, сын прославленного героя Отечественной войны 1812 г., буквально бомбардировал командующего Черноморской и Кавказской линиями Граббе рапортами о бедственном положении прибрежных фортов и о необходимости немедленной помощи. Но тщетно. В феврале и в марте огромные полчища черкесов обрушились на обезлюдевшие крепости и четыре из них пали: 7 февраля — форт Лазарева, 27 — форт Головинский, 29 — укрепление Вельяминовское и Туапсе.

22 марта на Михайловское укрепление обрушились банды горцев, в 20 раз превосходившие по численности русский гарнизон. Во время этих ожесточенных боев и совершил свой подвиг русский солдат, рядовой Тенгинского полка Архип Осипов.

На всех бастионах крепости уже развивались значки черкесских узденей, укрепление пылало. В горящем лазарете погибло более ста тяжелобольных солдат. Последняя схватка шла у входа в пороховой погреб. Архип Осипов схватил пылающую головню и со словами: "Пора братцы! Кто останется жив — помни мое дело!" — бросился в погреб.

От взрыва погибли 3 тыс. нападавших. Остатки гарнизона (около 80 человек) попали в плен к горцам. Приказ взорвать крепость вместе с противником отдал руководивший обороной укрепления штабс-капитан Николай Константинович Лико, во время налета раненный двумя пулями, а затем порубленный шашкой. По одним сведениям, он пал в крепости, по другим — был захвачен в тяжелом состоянии в плен и умер.

О подвиге Архипа Осипова узнали спустя несколько месяцев после того, как почти 50 защитников крепости, возвратившись из плена, под присягой все подтвердили. "Обрекая себя на столь славную смерть, — гласил приказ военного министра от 8 ноября 1840 г., — Осипов просил только товарищей помнить его дело, если кто-либо из них останется в живых. Это желание исполнилось. Несколько человек храбрых его товарищей, уцелевших среди общего разрушения и погибели, сохранили его завет и верно его передали».

Архип Осипов происходил из семьи крепостных крестьян села Каменка Липецкого уезда Киевской губернии. О времени его рождения точных данных нет. По одним источникам на момент совершения геройского поступка ему было 38 лет, по другим — 40. За свою долгую службу Осипов участвовал в войнах с Персией и Турцией, за что в 1829 г. был награжден серебряными медалями. В мае 1834 г. два батальона Крымского полка, в том числе 5-я мушкетерская рота, где служил Осипов, влились в Тенгинский полк.

Император почтил заслуги доблестных защитников Михайловского укрепления в оставленных ими семействах. Для увековечения же памяти о подвиге рядового Архипа Осипова, который семейства не имел, Николай I приказал сохранить навсегда имя его в списках 1-й гренадерской роты Тенгинского полка, считая его первым рядовым, и на всех перекличках, при спросе этого имени, первому за ним рядовому отвечать: "Погиб во славу русского оружия в Михайловском укреплении". Таким образом Архип Осипов стал первым русским воином, чье имя было навечно зачислено в списки воинской части.

Подвигу Архипа Осипова посвящали стихи и песни, в октябре 1881 г. во Владикавказе герою был воздвигнут памятник, позже разрушенный. Но на месте взорванного укрепления и до ныне стоит шестиметровый чугунный ажурный крест, сооруженный на народные деньги в 1876 г. А в 1889 г. станица Вуланская по просьбе жителей была переименована в Архипо-Осиповскую, и доныне, уже в качестве поселка городского типа носит это имя.

В результате героического поступка Осипова потери черкесов были столь велики, что Михайловское стало последним укреплением ими захваченным. Для штурма других фортов у них уже не было сил, их боевой дух был значительно подорван грандиозными потерями.

Похожая судьба постигла и защитников Липкинского поста, выставленного примерно в то же время за Кубанью. Службу на нем несли 34 пластуна (кубанская казачья пехота) под командой сотника Горбатко. Они стерегли выход из Неберджаевского ущелья, откуда натухайцы — представители одного из воинственных черкесских племен — совершали набеги на кубанские станицы. Очень скоро пост стал для закубанских хищников (именно так в те времена называли горских разбойников) досадной помехой, и они решили его уничтожить.

Более 3 тыс. натухайцев окружили укрепление и пошли на штурм. Казаки подпустили горцев поближе и со ста шагов дали залп, и тут же второй. Не менее сотни разбойников легло на месте. Но по упавшим телам лезли другие. Несмотря на меткий огонь пластунов, нападавшие сумели добраться до забора окружавшего пост.

Черкесов, вскарабкавшихся на укрепление, встречали штыки и приклады. И первый, и второй штурм закончился неудачей — более трех сотен трупов горцев осталось под стенами поста. Решили рубить забор. Сотня самых ловких черкесов подобралась к ограде поста и принялась рубить ее топорами. Убитых немедленно заменяли другими.

Наконец они сумели прорубить брешь сажени в три шириной. В нее хлынула толпа черкесов. Сотник Горбатко рубил нападающих шашкой, пока его не сразила пуля. Жена сотника Марьяна находилась вместе с ним на посту. Увидев гибель мужа она бросилась в толпу горцев с ружьем наперевес, выстрелом в упор сразила одного горца, штыком заколола другого. Рассвирепевшие горцы изрубили ее шашками.

Восемь пластунов сумели забаррикадироваться в казарме и оттуда холоднокровно расстреливали нападающих. Черкесские старшины приказали обкладывать казарму хворостом. При этом послали к пластунам парламентера: "Сдайтесь, мы вам худого не сделаем, все равно пропадете. А нам жалко, если такие храбрые джигиты погибнут". На что кубанцы отвечали: "Идите лучше отсюда. Мы не будем стрелять вам в спину".

Черкесы подожгли казарму. Сквозь треск пылающих бревен, черкесы слышали, как казаки запели молитву. Не один из них не выскочил, не попросил пощады.

После того, как муллы натухайцев совершили молитву по погибшем собратьям, старший из них сказал: "До какого стыла мы дожили правоверные, если уже женщина двоих у нас убила! Это позор и наказание нам от Аллаха! Не означает ли оно, что мы должны покориться Московии?" Чуть помолчав, эффенди сказал: "И пластуны… Горели, горели, а не сдались!"

"Горели, горели, а не сдались!" — повторили хором горцы. У них был такой обычай — повторять последние слова старшего.

(с) Сергей СМИРНОВ

Интересно? Не забудь поставить оценку и подписаться на наш журнал!