Еще при «раннем Путине» я судился в Басманном суде Москвы, известном его изумительными порой приговорами, с очень влиятельным тогда депутатом Госдумы. Мы с ним действовали в интересах одного райского уголка земли, разрушенного постсоветским побоищем – а потом он вдруг запросил за свое содействие огромный куш. О чем я и написал, назвав его шкурой и жлобом... Я обращался к нему с почтением на «вы», он же ко мне на «ты» – ну и пес с ним, думал я, пока он не рехнулся на своей корысти. На что кстати глава того уголка сказал: «Орал за совесть, за СССР – а свел все к своему откату!» – о чем я тоже написал. И депутат звонит мне:
– Ты спятил, дрянь такую написать – а ну дуй сюда, будем разбираться...
Но так как больше пользы от него не ожидалось, я отвечал:
– Если я тебе нужен, дуй сам, завтра после двух тебя приму...
И этот туз, но вечная в душе шестерка, тут же инстинктивно сменил тон:
– Александр Васильевич, поймите правильно, я не могу оставить ваши обвинения без реагирования...
В итоге встречаемся в суде, где он хочет с меня 200 тысяч за клевету, по тем временам больше деньги – и свое слово начинает так:
– Половину этой суммы я обещаю отдать на благотворительность...
– А другую? – перебиваю я его.
– А то уже мое!
– Ваша честь, – тогда я ору, нарушая несколько регламент, – ну сами видите, что жлоб!
Судья, молодая и симпатичная, все 3 часа заседания симпатизировала, казалось, мне – и потому удивила меня ее решением все же содрать с меня 2 тысячи в его пользу. Правда, в исполнительном листе она наврала мою фамилию и адрес, так что в итоге я ничего не заплатил. И мне потом растолковали, что она и сработала в мою пользу, лишив жлоба возможности раздеть меня во второй инстанции, если бы вовсе отказала ему в иске.
А в канцелярии суда у меня случилась набольшая стычка с секретаршей, объемной молодухой, у которой я попросил какую-то справку, она же мне без поворота головы: «Вас много, а я одна, я к вам не нанималась, нанимайте адвокатов делать ваши справки!»
– Тогда назовите номер кабинета председателя суда.
– Зачем?
– Попрошу его сделать вашу работу – а заодно спрошу, какого черта он тут держит тех, кто к человеку голову не может повернуть.
Толстушка соскочила с ее стула и с ненавистью выдала мне нужную бумажку...
И вот какое удивительное продолжение имела эта басманная история. Года через два-три в конце лета мы с дочкой-пятиклассницей двинули на отдых в тот райский уголок, который она обожала сызмала. Из экономии – на поезде, в котором есть и своя прелесть: раки, пиво южного разлива, а на другое утро – уже свет морской волны... В соседнем купе ехали три веселые девчонки лет 25-и, явно незамужние, мечтающие о своем потомстве, они весело заигрывали с моей дочкой и подмигивали мне. И мне показалось, что одну из них, полненькую, я уже где-то встречал, только никак не мог припомнить, где. Даже спросил у нее – но она сказала, что меня не знает.
А на другое утро я вдруг вспомнил: это же та секретарша из Басманного суда! Правда, когда я ей напомнил, как мы познакомились, она прикинулась беспамятной, но по ее глазам я понял: помнит будь здоров! Ушла к подружкам – и от их былой приветливости не осталось следом и следа...
На последней или предпоследней пятиминутной остановке мы с дочкой вышли ненадолго размять ноги – и назад в вагон. А толстушка замешкалась с ее курением и схватилась за поручень, когда поезд уже тронулся. Но не смогла запрыгнуть на подножку и засеменила ножками по земле; при этом ее увесистый зад так и тянуло под колеса, и отцепись она – легко могла б лишиться ног. Я, оказавшись к ней ближе других, еще не успевших уйти из тамбура пассажиров, инстинктивно ухватил ее за свободную руку. Но всех моих сил не хватило поднять ее; она все быстрей перебирала ножками, и я заорал: «Остановите поезд!»
Но за безосновательное использование стоп-крана у нас положен штраф – и никто не захотел подвергать себя такому риску. Меня же тут так и обдало лучившимся из глаз девчонки лютым страхом, что вот сейчас, держа ее из последних сил и сам рискуя головой, я скажу ей в тон: «Вас много, а я один! Я не нанимался за вас жизнью рисковать!» – и разожму ладонь...
Спасла нас моя дочка – оттолкнув трусливых спутников от стоп-крана и сорвав его. Поезд остановился – и толстушку втянули в вагон уже другие, так как моя рука, спасая наш Басманный суд от роковой утраты, онемела напрочь...
Поезд быстро снова тронулся, а девчонки заперлись в своем купе, не открывая даже проводнице, пытавшейся что-то слупить с них, когда не удалось с меня, за экстренную остановку... В конечной точке они вышли из вагона последними, когда все уже разошлись, а мы с дочкой стояли в конце перрона, ожидая, когда нас встретит застрявший где-то местный друг. Они шли, делая вид, что нас не замечают – как вдруг толстушка, бросив свою сумку, кинулась к нам и, подбежав, пролопотала:
– Огромное спасибо, вы мне жизнь спасли! Простите за все бога ради!
– Не горюй! Станешь судьей – вернешь должок другим! – ответил я.
И смею думать, что свой долг Басманному суду, как и родному правосудию, в итоге выплатил сполна.
Оценили 7 человек
12 кармы