Дорога в небо Константина Арцеулова. /RP/

Статья о Константине Арцеулове, к очередной годовщине достижения, вписавшего его имя навеки в анналы Истории Авиации. Если бы это была именно биографическая статья, то я бы сказал, что несколько фактов  автор замолчал, но поскольку в статье не ставили задачу подробно раскрыть всю историю жизни Арцеулова, то не будем зацикливаться и мы....      

Дорога в небо Константина Арцеулова.

Говорят, что если человек талантлив, то он талантлив во всём. Это можно сказать и о Константине Константиновиче Арцеулове. Он не только был высококлассным лётчиком, талантливым конструктором, но и прекрасным художником и иллюстратором.

Он родился в Крыму и провёл детство со своим великим дедушкой — Иваном Константиновичем Айвазовским. Костя был единственным из домочадцев, кому разрешалось заходить в мастерскую дедушки. Айвазовский больше никого туда не пускал. Сам Арцеулов никогда не работал в той мастерской, но зрителем был довольно внимательным. Увы, когда мальчику было 9 лет от роду, Айвазовский умер. Но его воспитание сильно повлияло на юного Константина Арцеулова, в известном смысле предопределив его будущее. Любовь к живописи он пронёс через всю свою жизнь, будучи верен ей, как и любви к авиации.

​

Арцеулов начал рисовать, учась в Севастопольском реальном училище. Много лет спустя он вспоминал, что «в то время был увлечён изучением парящего полёта птиц, мечтал добиться его и на планере». К февралю 1905 года он уже сконструировал несколько планеров. Нельзя сказать, что этот опыт был удачным, тем не менее – заметный успех для 13 лет.

Предполагалось, что Арцеулов продолжит династию, ему было уготовано поступать в Морской корпус. Но из-за слабых лёгких Константин смог проучиться там лишь три года – с 1905-го по 1908-й.

После возвращения из Морского корпуса Арцеулов готовился к поступлению в Академию художеств, правда, не смог выдержать вступительных испытаний. Однако он не падал духом и строил свой третий планер. Пятый испытательный полёт завершился фиаско – юноша разбился. Впрочем, восторг от самого чувства полёта в душе Арцеулова был уже неистребим.

Позднее Арцеулов начинает работать на авиационном заводе в сборочном цеху. Это значительно помогло ему разобраться в конструкции самолёта.

Когда при заводе открыли авиационную школу «Гамаюн», Арцеулов получил «уникальную возможность научиться летать самоучкой!». Ведь наставникам было попросту неоткуда взяться: первый полёт русского лётчика состоялся в школе французского авиатора Фармана 25 декабря 1909 года, а в Одессе — 8 марта 1910 года. В этом же году Константин начал своё обучение.

12 августа 1910 года, за год до окончания школы и присуждения звания лётчика, Арцеулов совершил свой первый полёт на первом изготовленном заводом аппарате «Россия Б». 25 июля 1911 года, пройдя успешно все испытания на самолёте «Фарман», Арцеулов получает звание пилота авиатора. Ну, а затем ему довелось стать инструктором в Севастопольском аэроклубе. Тот не отличался изобилием машин — на один-единственный аэроплан «Блерио» приходились лишь лётчик-инструктор и его ученик. Однако это не удручало Арцеулова. Так или иначе, работа продлилась недолго.

В сентябре 1912 года Арцеулова призывают в армию. Кавалерист, продолжавший конструировать планеры, был замечен командованием. В мае 1913 года Арцеулова произвели в младшие унтер-офицеры, а в августе того же года уволили в запас.

В это же самое время он создаёт иллюстрации к единственному в своём роде изданию — «Легенды Крыма». На поприще книжного иллюстратора будущий ас достиг высокого мастерства – кажется, как во всём, чем он занимался.

В ноябре 1913 года Арцеулову присваивают чин прапорщика. А в августе 1914-го грянула Первая мировая война…

Он стал не первым и не единственным кавалеристом, увлечённым небом. Немецкий ас Манфред фон Рихтгофен тоже начал военную карьеру в седле. Арцеулов отважно сражался, был награждён несколькими орденами, в том числе орденом святой Анны 4-й степени за храбрость и святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Но он много раз посылал телеграммы высшему авиационному начальству с просьбой принять его лётчиком в отряд воздушного флота. Обратив внимание на юного прапорщика, его переводят в Севастопольскую школу авиации. Там 22 июля 1915 года ему присваивают звание «военный лётчик».

Через неделю, 30 июля, Арцеулов начинает свою боевую службу во фронтовом XVIII-м разведывательном корпусном авиационном отряде. При подготовке Брусиловского прорыва его разведывательные данные были наиболее ценны. Во время этого наступления была занята значительная территория и австро-германские войска понесли огромные потери.

21 мая 1916 года Арцеулова отправляют в Москву «для тренировки на аппаратах-истребителях». Служил он в 18-м корпусе авиаотряда, и к 12 июлю в связи с переводом всех в 8-й истребительный остался один.

20 июля Арцеулов впервые летал на «Ньюпоре-11» (номер N1231/1682). Полёт длился 1 час 20 минут – преследование противника оказалось безуспешным. За семь июльских полётов (20, 28–31 числа) наш пилот лишь один раз участвовал в воздушном бою: «Аэроплан противника был обстрелян, но ушёл к себе. Бой происходил под обстрелом артиллерии». В остальных случаях самолёты уходили к себе в тыл.

В августе (а точнее – 5, 7, 11, 13, 14, 15, 17, 18, 21 и 27 числа) Арцеулов совершил десять боевых вылетов с целью охраны Луцка, преследования противника и «конвоирования разведочных аппаратов». В этом месяце он трижды сталкивался с неприятелем в воздухе: 13 августа «бой с немецким аппаратом типа «Альбатрос» в районе города Луцка», 17 августа «преследование «Альбатроса» до позиций и бой с немецким двухмоторным аппаратом в районе города Луцка». В остальных случаях Арцеулов «преследовал неприятельский аэроплан до позиций».

Как отмечают военные историки В. Куликов и М. Хайрулин: «Растиражированные легенды об Арцеулове, что он «в 18-м корпусном авиационном отряде совершил около 200 разведывательных вылетов, а будучи лётчиком 8-го истребительного авиационного отряда, успешно провёл 18 воздушных боёв», не соответствуют действительности. По архивным данным, согласно послужному списку и ведомости полётов, Арцеулов, будучи на фронте, совершил всего 21 разведку в 18-м отряде и 17 вылетов в 8-м истребительном».

Натренировавшись за два месяца на самолётах истребительного типа, Арцеулов возвращается на фронт. Приказ по армии Юго-Западного фронта от 20 июля 1916 года гласил: командировать Арцеулова в VIII-й истребительный авиационный отряд.

За неполных два месяца он провёл 18 успешных воздушных боёв, в которых обращал противника в бегство. А затем стремительный полёт Арцеулова оборвался…

В конце августа 1916 года в газетах нескольких городов — Москвы, Петрограда и даже Парижа — появились заметки о гибели Арцеулова.

Но прежде чем отвечать на запросы начальства, первую телеграмму послали в Отузы, матери Арцеулова, отчаяние которой нетрудно было себе представить:

«Газеты ошибочно сообщили о случае с лётчиком Арцеуловым. Арцеулов благополучен в отряде. Опровержение послано. Командир отряда поручик Иванов».

Что же случилось в действительности?

При бомбёжке противником Луцкого аэродрома самолёт Арцеулова был повреждён. Поэтому в бой вылетел молодой, недавно пришедший в часть лётчик Шарапов. Вылетел — и погиб, был сбит в ходе своего четвёртого боевого полёта… А до этого на самолёте того же типа — «Ньюпор» — летал только Арцеулов. Погибшего лётчика, к тому же похожего по комплекции на Арцеулова, носившего такую же форму, приняли за Константина Константиновича. Ну а то, что печальные вести распространяются гораздо быстрее радостных, общеизвестно.

В расположенной поблизости церкви уже было назначено отпевание Арцеулова. И многие приехавшие отдать ему последний долг приходили в оцепенение, увидев живого и невредимого Арцеулова, стоящего у гроба своего несчастного товарища Шарапова.

В некоторых газетах даже появились заметки о гибели Арцеулова. А на фронт посыпались телеграммы от друга семьи начальника штаба Одесского военного округа генерал-майора Н. А. Маркса.

«Киев. 27.VIII.16. Благоволите сообщить чин и имя погибшего [в] бою лётчика Арцеулова. № 319. Наоштаб Одесского генерал Маркс. № 28315.

Командиру авиадива штарм8. [В] газетах появилось сообщение [о] гибели лётчика Арцеулова. [В] Авиаканц донесение не поступало. Срочно донесите подробности. № 18293. 29 августа 1916 года. Киев. Генерал-майор Фогель.

Авиаканц 29.VIII.16 № 20713. [На №] 18293. Арцеулов невредим, аварий с ним никаких не было. № 2438. [Командир 8-го авиадивизиона] Шереметьевский.

Прямой провод. 29/VIII.16. Авиаканц, генерал Фогель. Убедительно прошу телеграфировать сведения погибшем бою лётчике Арцеулове не Константин ли. Наоштаб Одесского генерал Маркс.

Вх. 20713. Генералу Маркс. Наоштаб Одесса. [На №] 319. Военный лётчик 8 истреботряда прапорщик Константин Константинович Арцеулов невредим, аварий с ним не было. Другого Арцеулова в авиачастях не имеется. Ответом задержался, ожидая донесение командира авиадива, который был мною опрошен. № 18315. 29 августа 1916 года. Киев. Генерал-майор Фогель».

По преданию, в семье Арцеуловых хранится дощечка с трудноразличимой надписью «24/VIII.1916. Прапорщик Арцеулов». Сам он рассказывал дочери о случившемся тогда:

Был у меня подшефный лётчик. В тот самый день я решил ему впервые доверить дежурство – мы охраняли штаб в Луцке. Он прямо-таки умчался на радостях, а я, воспользовавшись тем, что объявилась замена, лёг спать. Просыпаюсь будто от землетрясения. Немцы бомбят аэродром. А мой подшефный (прапорщик Шарапов) в воздухе – и все убеждены, что это я. До этого дня летал только я один… Он был сбит на высоте. От самолёта почти ничего не осталось. Когда, наконец, добрался до места гибели, там уже стояла эта самая дощечка…

Чин прапорщика не помешал Арцеулову возглавить отделение истребителей при Севастопольской школе авиации, именуемой Кача. Там он сразу произвёл сильное впечатление на инструкторов, учлётов и вообще всех, кто наблюдал его полёты.

А. К. Туманский вспомнил, что Арцеулов «летал так смело, так искусно, что француз не один раз хватался за голову и кричал: «Капут, капут!», но «капут» всё же не случался — было общее восхищение зрителей искусством виртуоза».

Отделение истребителей расширялось, но с возросшей интенсивностью полётов увеличилось и число происшествий. Они были похожи друг на друга: при незначительной, казалось бы, ошибке в пилотировании самолёт срывался и падал «штопором» вниз. Лётчики за штурвалами оказывались обречены.

Эти случаи вызвали среди инструкторов Севастопольской школы горячие споры о сущности штопора… Как начальник отделения лётчиков высшей квалификации — истребителей, я считал своим долгом сделать всё возможное для выяснения сущности явления и найти средства выхода из него.

В ясное осеннее утро, когда учебные полёты на аэродроме закончились, Арцеулов сел в свой «Ньюпор XXI» и поднялся в воздух. Начался полёт, который вошёл в историю.

Самолёт легко поднимается. Я набрал около двух тысяч метров высоты. Собственно говоря, фигурные полёты у нас производились на тысяче восьмистах метров, но, думаю, лишние двести метров, конечно, не помешают. Дальше от земли быть в таких случаях всегда приятно… Сделал вираж, такой круг, чтобы ещё раз вспомнить все свои приёмы, которые, я предполагал, выведут самолёт из «штопора». Потом сбавил газ по возможности, чтобы потерять скорость, задрал самолёт, выключил мотор — самолёт закачался. И достаточно было немножко тронуть одной ногой, как самолёт свалился на левое крыло — и завертелся в «штопоре».

​

И Арцеулов не только смог вывести аппарат из «штопора», но и добился разрешения ввести его в программу обучения как одну из фигур высшего пилотажа.

Он составил подробную инструкцию, которая была сразу же разослана всем авиационным частям русской армии. И результаты немедленно дали о себе знать: «штопор» стали использовать в тактических целях.

Уже в годы советской власти, в декабре 1920-го, Арцеулов получил назначение в 1-ю Московскую высшую школу красвоенлётов, сначала лётчиком-инструктором, а затем – начальником лётной части.

«За период школьной работы, — вспоминал Константин Константинович, — я подготовил более двухсот красвоенлётов». С учетом немногочисленности квалифицированных кадров в воздушном флоте молодой республики – впечатляющая цифра!

​Вторую половину 1920-х годов Арцеулов провёл не менее эффективно. Он начал заниматься аэрофотосъёмкой, получив перевод в Высшую аэрофотограмметрическую школу ВВС. Проект, который поручили Арцеулову, был посвящён выбору трассы Турксиба. Железнодорожная магистраль, объединившая Среднюю Азию и Сибирь, стала выдающимся достижением — о ней говорили в кино и писали в газетах. Однако колоссальный труд путейцев не увенчался бы успехом без работы лётчика, ставшей ежедневным подвигом.

​

В 1936 году Арцеулову исполнилось сорок пять лет. «Не имея возможности продолжать работу в авиации, я всецело стал работать как художник», — указывал он в автобиографии. Северный краевой Союз советских художников принял Арцеулова в число своих членов. И начались десятилетия его активной творческой деятельности в этой ипостаси.

Как писал биограф Арцеулова М. Л. Галлай, тот работал маслом, писал акварели, но больше всего работал как график и книжный иллюстратор. Более пятидесяти книг вышли с его иллюстрациями и художественным оформлением. Это «Синопский бой» С. Сергеева-Ценского, «Путешествия» Н. Пржевальского, «Слово о двадцати восьми» Н. Тихонова, «Енисей, река сибирская» Г. Кублицкого, «Служу родине» И. Кожедуба, «Рассказы из жизни» и «Рассказы авиаконструктора» А. Яковлева, «О нашей авиации» И. Мазурука, «Полюс» и «Полярный лётчик» М. Водопьянова.

Стену главного зала Центрального дома авиации и космонавтики имени М. В. Фрунзе украшает большое (6 x 3 метра) панно его работы.

13 апреля 1961 года на первой полосе «Правды» была помещена композиция, посвящённая полёту Гагарина, — совместная работа художников В. Добровольского и К. Арцеулова, делавшего её, по собственному признанию, с особенным удовольствием.

Так смыкаются поколения на дороге в небо.