ИГРУШКА

Автор : ВАЛЕРИЙ РЫЖЕНКО

Выстрел, который должен был прозвучать двадцать лет назад, прозвучал через двадцать лет.

Июльским вечером, когда пустела пыльная поселковая улица, украшенная высокими, стройными красавцами - тополями, верхушки которых золотились при закате солнца, когда посельчане хворостинами загоняли домой разыгравшихся мальчишек с самодельными деревянными автоматами и винтовками, старик выходил со двора и садился на лавочку.

Вдали виднелись дымящиеся копры шахт. Ветер сбивал угольную пыль в плотное облако, и оно, словно тяжелая, грозовая туча наползала на посёлок. Старик не обращал на неё внимание.

Он был из тех стариков, которые, оторвавшись от общения с окружающими, разговаривают сами с собой. Разговоры касались в основном воспоминаний. С каждым днём их становилось всё меньше и меньше кроме одного, которое, словно разжигалось, выпаливая мысли других воспоминаний.

Старик всегда выходил с целлофановым пакетом, откуда он, присев на лавочку, доставал игрушечного, резинового, чёрного окраса солдата с выколотыми глазами и продырявленного почти во всех местах. Достав, он смотрел, не отворачиваясь, в его пустые глазницы до тех пор, пока дрожь не начинала пробивать его тело. Старик зажимал игрушку в руке и надавливал. «Солдат» шипел. Это выходил через дыры набравшийся в него воздух. Старик проделывал это несколько раз, словно игрался, а потом возвращал игрушку в пакет, обхватывал руками голову и шептал.

- Отпусти, отпусти.

Через некоторое время он замолкал и смотрел на пролегающий рядом глиняный овраг, в котором были прорыты небольшие окопы, кое – как построены блиндажи. Это был небольшой «полигон», где поселковая ребятня играла в «войнушку».

— Это не игра, - говорил старик. – Это часть нашей жизни, где дети учатся воевать.

Он ещё помнил свое детство: белые – красные, немцы – русские, партизаны – фашисты, подпольщики - фрицы… Детский патриотизм, который, незаметно и постепенно подпитываясь, уходил от понимания человек.

Через некоторое время посёлок был взбудоражен вестью; старик застрелился. Посельчане немного знали о нём. Приехал он три года назад неизвестно откуда, купил хилую хатку на краю посёлка у Кузнецовых и замкнулся. Появлялся на улице, когда шёл в магазин за покупками. И всё молчком. За всё время в посёлке никто к нему не приезжал, но письма приходили ему часто и сам он писал не редко. Некоторые из посельчан пытались разговориться с ним, спрашивали: кто ты? откуда?

- А это тебе нужно, - насмешливо отвечал старик. – Если ты не знаешь сам, кто ты и откуда, то, как ты можешь узнать, кто я и откуда? С моих слов?

После такого ответа посельчанин разводил руками, чесал в затылке, закипал, но спрашивать больше не спрашивал, так как считал, что старик просто сумасшедший.

Милиция установила: старик застрелился из пистолета. Посельчан это удивило. Откуда пистолет? Ни у кого в посёлке не было даже мелкокалиберки, зато другого оружия имелось навалом: хорошо припрятанные самопалы, но они принадлежали не родителям, а ребятишкам, которые делали их из железных трубок, набивали стволы серой от спичек, закатывали железные или свинцовые шарики и палили во всю в балках по консервным банкам и бутылкам. От звуков выстрелов над балками поднимались тучи галок. Это был знак для родителей браться за ремень, но за ремень не брались, так как это отрывало бы их от дельных занятий: хмельных разговоров за столом с самогоном.

Ещё большее удивление посельчан вызвали военные: десять человек в мундирах, обсыпанные орденами и медалями, приехавшие поездом «Харьков – Киев». Они побывали в милиции, заботы о похоронах взяли на себя, начиная с покупки огромных букетов цветов, полированного гроба, огромной мраморной плиты для памятника… Роскошные похороны. Не по карману рабочему. Из написанного на памятнике посельчане наконец узнали, что старик был военным и имел звание; полковник Андрей Иванович Скачков.

На поминках подвыпившие посельчане разошлись и попросили рассказать об Андрее Ивановиче. В ответ услышали.

- Мы сидим здесь благодаря ему.

- А…

- Мы на поминках, а не на допросе.

Жесткий ответ, после которого расспрашивать об Андрее Ивановиче не стали.

Хату, на которую старик не оставил никакого завещания, а просто записку военным, что хотите, то и делайте с ней, они не стали продавать, а сказали посельчанам: решайте сами, кому в ней жить. Из мебели они ничего не взяли, с книжного шкафа достали письма и игрушечного резинового солдата с выколотыми глазами. Письма забрали, а игрушку бросили в печь.

А двадцать лет назад Андрей Иванович воевал в Афганистане. Возвращаясь после боя с моджахедами, он увидел небольшой кишлак. Андрей Иванович был командиром танковой роты и, опасаясь засады, вначале послал разведчиков. Вернувшись, они доложили: кишлак - пуст. Пусто то пуст, но на всякий случай лучше его снести. Когда от кишлака осталась гора одних обломков, Андрей Иванович вышел посмотреть.

Пробираясь в развалинах, он увидел игрушечного солдата, торчавшего из-под раскромсанной стены. Он захотел вытащить игрушку, но она не поддавалась. Андрей Иванович дёрнул со всей силой и вытащил обрубок окровавленной детской руки, которую он почему – то принял за мальчишескую руку, и в которой была зажата игрушка. Он приказал солдатам поискать под обломками тело и других жителей кишлака, но никого не нашли. Даже тела мальчонки, у которого была оторвана рука. Она ещё не омертвела, с неё бежала кровь, дёргались пальцы, сжимавшие игрушку, ногти царапали землю…

- Но откуда взялась эта рука, - сказал Андрей Иванович. – Не Бог же её сбросил на землю?

В первый раз за время войны он вспомнил о Боге, но, вспомнив, тотчас забыл и больше не вспоминал о Нём.

С тех пор и началась вторая, скрытая от окружающих жизнь Андрея Ивановича. Когда начался ввод советских войн в Афганистан, Андрей Иванович придерживался «интернационального долга», но после того, как он увидел окровавленную детскую руку, царапавшую ногтями землю, он постепенно стал понимать его (интернациональный долг) бессмысленным и жестоким.

Игрушка, словно преследовала его. Она появлялась перед ним и днём, и во сне, но не в виде игрушки, а в виде мальчонки с пустыми глазницами и с оторванной рукой. Он не раз выбрасывал игрушку, но, выбросив её, превращался в запрограммированного робота, который тотчас пускался на её поиски и находил.

Возвратившись в Союз, он подал рапорт на увольнение, сославшись на ранения, а у него их было почти столько же, сколько и дыр в игрушке. Ему пошли навстречу. Он не долго прожил в столичном городе, а потом переехал из него в совершено незнакомый ему посёлок.

   Андрей Иванович был уверен, что смена обстановки и время сотрёт в его памяти случай с мальчонкой, но память переселилась из него в игрушку, и Андрей Иванович думал, что, выбросив её, он превратится в безумца. Игрушка травила его и он нашел, как ему казалось, единственный для него выход из своего сознания.