Осознанность. Художественный трёп

Василий проснулся от нахлынувшего на него резкого приступа не то страха, не то — ужаса. Открыл глаза. На тумбочке стоит и успокаивающе посматривает на него фарфоровая фигурка кошечки. Методично тикают часы. Рядом сопит жена. Сквозь 3D рисунок на шторах спальни просматривается рассвет. Эти шторы они с женой подбирали исходя из того, что окно спальни смотрит на восток. И утренние лучи за окном накладывались на восход солнца на морском берегу, изображённый на ткани, создавая живую картину умиротворения и спокойствия. На часах было 6:30 утра. Будильник зазвенит только через полчаса, заставляя Василия с первого раза встать и поехать на работу.

Что же заставило его проснуться раньше? Кошмарный сон, резкий звук, или боль в ноге, которая периодически заставляла его задумываться о походе к врачу? Нет, всё хорошо. Потянувшись и взбив подушку, Василий решил посвятить эти полчаса поиску причин своей тревоги, погрузившись в память недавнего сна, пока она ещё доступна, пока не заполнилась рутиной рабочего дня, суматохой, информационным мусором, мешающим человеку побыть наедине с собой, покопаться в себе, подумать о вечном.

Ну вот же она! Причина. Снился Василию трудовик из его школы. Как же его звали? Алексей Никитиевич, кажется. Он и не из его потока был вовсе, иногда замещал их учителя, но запомнился Василию по ощущению некой неоспоримой правильности, что-ли. Как скажет чего — обязательно в точку, даже спорить или возразить никогда не было оснований. Тянулась молодая душонка к нему как молодой росток тянется к свету, наверное стремилась перенять логику его размышлений. Эх, сколько лет тому назад? Двадцать? Да нет, уже больше.

Что же там происходило? Да, вспомнил, это был берег озера. Удочки стоят, камыш качается, карась одним глазом жалобно поглядывает из пакета. И чувство такое, как будто стыдно Василию за то, что он ловит тут рыбу, ведь может же купить в магазине, а вот сидит тут и меняет свой спортивный азарт на жизнь беспомощных рыбёшек. И голос из-за спины.

— А ты знаешь, Вася, что тебе всё выдано авансом?

— В смысле, что это «всё», и почему авансом?

— Ну вон у тебя машина хорошая, жена красавица, дом недавно вы купили большой, какой ты всегда хотел. Работа у тебя не очень-то пыльная, зарплата нормальная, а если сравнить с тем, сколько имеют твои родственники и знакомые — так вообще большая. На море ездите регулярно. А ты уверен, что ты это заслужил?

Тут Василий хотел уже в привычном стиле с налётом высоты положения в должностной иерархии завода, где он работал мастером, голосом, не допускающим возражений сказать что-то вроде «не мели ерунды, я всё заработал», но осёкся, внутренний голос подсказал ему, что с тем, КТО стоит у него за спиной, такой номер не пройдёт. И пытаясь принять доводы бывшего трудовика, Василий сделал попытку выяснить «а как же оно устроено», и что ему надо сделать, чтобы не лишиться всего, чем он дорожит.

— А за что мне всё это досталось, если не за мой ум, полученное образование, моё стремление не просто лежать на диване в свободное время, а что-то делать. Учиться чему-то новому постоянно, не в пример другим, которые посчитали, что после школы и техникума они достигли того уровня, на котором и будут находиться до пенсии. Скромно проживут отведённый срок и помрут под траурные вздохи близких. Про таких говорят: умер в 30 лет, похоронили — в 70.

— Знаешь, Вася, ты всё правильно рассказал про свои успехи во внешнем мире, и они действительно частично связаны с твоими действиями, ну а что с твоим внутренним миром? Ты думаешь, люди живут чтобы накупить тряпок, домов, машин и айфонов, и всё это для того, чтобы выделиться на фоне остальной толпы, почувствовать себя выше, сильнее, способнее, умнее? А как же внутренние изменения? Не думаешь ли ты, что успехи во внешнем и во внутреннем мире должны идти параллельно и внутреннее развитие не должно отставать?

— Да, я как раз так и думаю. И процесс идёт. Я вот пить бросил. Четыре года как. Книги умные читаю перед сном. Развиваюсь.

Василий действительно отказался от алкоголя, чем должен был выделяться на фоне знакомых, но оказалось, что в его окружении были ещё двое трезвенников. Причём, раньше он как-то и не замечал их, каждый из них предъявлял причину своего состояния, и Василий принимал это как их выбор. Но сейчас он осознавал, что не один такой, и это иногда даже бесило его, не давая пребывать в состоянии «эксклюзивности». А курить он бросил ещё лет пятнадцать назад, по банальной причине. Он ушёл с работы, на которой очень мало платили, и ещё не нашёл новую, и у него в один прекрасный день закончились деньги. Не на что было купить сигарет, и он подумал: «ну и ладно». Так и бросил. Легко и просто, с помощью сложившихся обстоятельств.

— Ты, Вася, постоянно врёшь сам себе. Ты не задумываешься над причинами своих мыслей и поступков. Ты либо копируешь действия «авторитетов», либо отмахиваешься от своих же вопросов себе, прикрываясь своей «правильностью». Так ты не делаешь себя лучше, блокируешь развитие, смотри, можешь скатиться, всё потерять.

Тут зазвенел будильник, Василий встал и задумчиво пошёл на кухню. Эти полчаса размышлений и воспоминаний не вогнали его в уныние, но и не наполнили радостью. Скорее это было состояние «задумчивого покоя».

— Хорошо, так тому и быть. Посвящаю этот день Правде. Буду рубить правду-матку несмотря ни на какие свои установки. Накосячил — так и скажу себе, что я не прав. И начну прямо сейчас. Вот что я насыпаю кофе в кружку? Знаю ведь, что там кофеин и всё такое. Поступаю «как все»? Ну а что мне все? Здоровье же своё, личное. Или я просто лентяй? Вот с вечера заварил бы в термос иван-чай, и был бы здоровый завтрак. Или вообще, а почему я не делаю утреннюю зарядку? Ах, на работу бежать? А чего бы не встать на полчаса и не поотжиматься? Лень. Я ленивый. Мне побольше поспать — важнее, чем своё же здоровье. Блин. Если так пойдёт, что я буду думать о себе к вечеру? Надо как-то поосторожней. Не так стремительно и категорично, положительные ответы тоже надо рассматривать. Ладно, посмотрим.

После лёгкого нажатия запиликал брелок, сообщая, что двигатель завёлся, и на его маленьком экранчике из машины пошёл дымок.

— Карета готова, извольте, барин, выйти и сесть в прогретую машину — Василий мысленно оживил свою навороченную сигнализацию. Эх, всё-таки до чего прогресс — облегчает жизнь!

Машина стояла у ворот. Василий всегда её там оставлял, хотя была у него возможность загонять её во двор, но он этого не делал по причине удобства и быстроты, с которой можно ею воспользоваться. А поцарапает кто — ну так это будет цена за удобство.

Из-за поворота показалась фигура. Пока ещё не было возможности разглядеть, кто это идёт. Было только понятно, что фигура — женская.

— Вот бы сейчас это была Наташка! Предложил бы подвезти, перемолвились бы парой слов с бывшей одноклассницей, узнали как у кого дела…

— Стоп. А чего это вдруг захотелось подвезти Наташку?

— Ну просто, подвезти старую знакомую, что она пешком-то ходит?

— А ну давай, не юли. Какая настоящая цель этой «подвозилки»? Показать, что вон какой у меня дом, машина, на работу я еду — тоже не на плохую, так?

— Ну почему, может я даже не стал об этом говорить, просто спросил, как у неё дела.

— Ага, не стал говорить, но убедился бы, что она всё правильно поняла. И что у тебя дом именно этот, который получше, чем у неё, в конце соседней улицы, и что «Хонда» хоть и не новая, но всё же — «джип», и что работа у тебя нормальная и зарплата раза в три выше, чем у её забулдыги мужа? Что, не так?

— Ну, может быть, в глубине души, возможно, такие мысли и были.

— Отлично, а к чему это приведёт? Ну вот, увидит Наташка твою «успешность», и что? Ты что с этого поимеешь? Осознание гордости за себя? Вернее, не гордости — гордыни. Ну, прокачаешь ты свою гордыню, и чем это сделает тебя лучше? Это только укрепит тебя в самомнении, что ты лучше других. Или, нет, не так. Что другие — хуже тебя. А раз они хуже, то и слушать их мнение, вникать в их проблемы, делать что-то вместе тебе будет «западло». Не так? Так! Смотри, начнёшь потом «через губу» с людьми разговаривать, зазнаешься, а падать-то больно будет!

Вот и завод. Проходная. Раздевалка. Цех. Вон начальник идёт. Его сморщенный лоб и опущенные уголки рта не предвещали ничего хорошего.

— Василий Иванович, я Вам на прошлой неделе на почту скидывал предложения по изменению технологии. Где ваша обратная связь? Что, я должен гадать, каково Ваше мнение по этому поводу? И думаете ли Вы об этом вообще. И читаете ли вообще мои сообщения. Как Вы относитесь к своим обязанностям? Когда Вы уже перестанете летать в облаках и займётесь конкретной работой?

— Да, Сергей Иванович, я поддерживаю Ваши предложения, они помогут снизить временные затраты на обработку деталей.

— Ну а что написать раньше сложно было? Почему я должен вытягивать из Вас информацию? Вы у меня числитесь аутсайдером из мастеров, вместе со своим коллегой Алексеем. И я вообще ещё подумаю о вашем отношении к работе при назначении вам размера премии. Идите.

— Блин, задолбал. Чуть что — сразу орёт. Премию ему жалко. Со своего кармана что-ли платит? Чтоб ты сдох.

— Стоп. А что ты сейчас делаешь?

— Ругаю начальника.

— А почему ты его ругаешь?

— Ну как, почему. Он не прав.

— А он правда «не прав», или тебе так хочется считать потому, что ты не хочешь себя признавать неправым? Давай, раз уж решили, назовём вещи своими именами. В чём он прав?

— Ну он правда чего-то там присылал, я ему правда ничего не ответил.

— Ну вот, отлично. А почему ты сразу не признал правоту начальника?

— Ну, потому что моё «я» не хочет признавать себя неправым.

— То-то же, Вася. А если не считаешь себя неправым, то и нечего в себе исправлять, правда?

— Правда. Но давай-ка для полноты картины разберём эту ситуацию до конца. Ладно, я не прав, признаю. А он? Он не прав в том, что орёт. Пользуется своим положением начальника и орёт.

— Окей. Он не прав. А ты никогда не орёшь ни на кого?

— Блин, ну ладно. Хорошо. Бывает, ору. На Михалыча недавно орал за то, что он не подписал пожарные ящики как надо, и мне влетело от Пожнадзора. На ребёнка ору, когда своей упрямостью доведёт меня…

— Ну вот видишь. Сам считаешь допустимым в каких-то ситуациях орать, а на тебя если орут, то «чтоб он сдох». Двойные стандарты.

— Ну да, ну да, тут есть над чем поработать.

— Погоди, осознал он. Мы ещё не закончили. Правду так правду. А чего ты это смерти человеку желаешь?

— Обиделся.

— Погоди, обиделся. А ты помнишь, что такое «обида»? Ты же читал.

— Ну да. Ожидание — наблюдение — сравнение. Ожидал я, что начальник похвалит, наблюдаю, а он — орёт. Обидная ситуация.

— И что остановился? Ситуация — ещё ведь не обида. А обидой ты её сам решил сделать. А зачем? Чтобы начать испытывать страдания? А зачем? Чтобы была возможность себя пожалеть? Или пойти к кому-нибудь с этим, рассказать: «ой, какой я бедненький, несчастненький, пожалейте меня»? Что, не так?

— Так. Это, наверное, потребность в поддержке, сочувствии, сострадании. Распространённая ситуация, кстати.

— Хорошо. А давай сам ответь, зачем тебе сочувствие и сострадание?

— Ну, наверно, чтобы окружающие поддержали моё желание ничего не менять в себе, взяли на себя часть ответственности за это. Ну, нифига себе! Так, получается, и я тоже никого жалеть не должен, а говорить: «ты скорее всего сам виноват, исправляй». Да, так легко показаться не отзывчивым, чёрствым. Ну да ладно, жизнь покажет. Будем иметь это ввиду.

Война — войной, а обед — по расписанию. В смысле, настало время обеда. Кто не любит это время? Ты вроде как и на работе, и в то же время можешь на законных основаниях ничего не делать. Можешь поесть, можешь вздремнуть. Можешь открыто поболтать с коллегами, можешь даже побродить туда — сюда перед начальством, не опасаясь, что тебя «нагрузят» какой-то дополнительной работой. Василию почему-то вспомнился такой случай. Его рассказал рабочий, который уже год как был на пенсии. Работал здесь один такой «любитель» показаться на глаза начальству. И не просто показаться, а со смыслом. На работе, конечно же, он не очень любил вкалывать, но ближе к обеду найдёт в цехе место погрязней, вымажется с головы до ног, и идёт в столовую. Причём, выбирает время, когда у раздачи побольше начальства. И вздыхает вслух: «ну, там капец, еле исправил». Видят они, что он шибко, болеет за дело. Говорят, орден Ленина получил.

Сегодня в столовой народу было почему-то не так много, столовские тётки даже сами озвучивали, какие блюда имеются, предлагая рабочим выбрать. То ли план по продажам выполняли, то ли опять тренинг какой-нибудь посетили по работе с покупателями.

— Кашу будете?

— Спасибо, я не ем кашу.

— А гречневую? Сегодня есть гречневая.

— Блин, а гречневая что — не каша? Сказал же, что не ем кашу.

Василий и вправду кашу с детства не ел. Но с ситуацией, когда спрашивают: «кашу не будете, а гречневую?», сталкивался не в первый раз. Чем у них гречка особенная? Может есть нечто сакральное в этой гречке? Что как кризис какой, они бегут скупать именно гречку? Ну да ладно, меня это не касается, я бы ничего не скупал, ведь на всю жизнь не накупишь, а только отсрочишь неизбежное, при этом будешь тешить себя иллюзией запаса еды вместо поиска реального решения.

— А кроме каши есть что-нибудь? Лапша там какая-то, или картошка?

— Нету.

— Тогда просто рыбу. Горбуша есть?

— Нет, минтай.

— Ну давайте минтай. Нет, два минтая.

Современный образ столовой. Все молча одной рукой машут ложками, другой рукой листают ленту в смартфоне. Так поступил и Василий. Но активность его «интернет абонентов» сегодня была низкой, и «лента» закончилась быстрее, чем еда. Чтобы занять левую руку, освободившуюся от телефона, Василий взял чек. До чего же хороши эти цифровые технологии! В чеке тебе и названия всех блюд, и цена, и сумма, и скидка, и даже имя с фамилией! И даже «Приятного аппетита». Вот так бы сохранять историю, чего ты ел всю жизнь! А потом приходишь к врачу, скажем, с болью в желудке, а он: «а ну-ка посмотрим историю, чем вы, батенька, изволили питаться…». Да, наверное, скоро так и будет. А что это в чеке за рыба? Минтай. А почему в графе «штук» стоит цифра «1»? У меня же две. Эх, чёрт меня дёрнул этот чек разглядывать. Вот сейчас будет совесть мучить, что съел две, а заплатил за одну. Может, у них порция — одна, а кусочков в ней — два?

— Василий, вернёмся к утреннему уговору? Ты ищешь сейчас отговорку, чтобы не платить за второй минтай? Ну хорошо, давай тогда рассуждай как-бы вслух, проговаривая аргументы, посмотрим, к чему придёшь.

— Так. Если не заплачу, кто пострадает? Кассирша? Вряд ли, скорее всего никто там эти кусочки у них не считал, сколько продали, столько и продали. Хозяин столовой? Ну, допустим, но что в его обороте этих 46 рублей? Капля в море. Ладно. А что, если это мне от Жизни презент такой сегодня? Ну, например, подарок за то, что я правду себе весь день говорю. Да нет, стала бы Жизнь афишировать свою деятельность в отношении меня. Просто подкинула бы этот кусочек рыбы, а чек я бы и не увидел, его бы вентилятором сдуло с разноса.

А что, если это проверка меня на вшивость? Вот верну деньги в кассу, и меня потом ждёт вознаграждение, скажем, в виде скидки какой-нибудь в магазине. В десять раз больше. На пятьсот рублей.

А если наоборот? Присвою неоплаченный кусок минтая, и с меня сдерут, тоже в десять раз? Проколю колесо, и на шиномонтажке ту же пятисотку отвалю. Нет, надо заплатить.

— Стой, а по какой причине ты будешь платить? Из-за боязни «попасть» на пятисотку, или по причине того, что совесть не позволяет?

— Совесть. Я же начал это обсуждать, потому что увидел эту строчку в чеке. Так что совесть. Как ни крути. Не такой уж я и плохой, а? Хоть ленивый и порой обидчивый.

Василий взял чек и подошёл к кассе. Перед ним стоял ещё один человек, его как раз заканчивала обслуживать та самая «кассир Мария», как стало ясно из бейджика на её груди. Одним глазом поглядывая на стоящего с чеком в руке Василия, Мария начала наливаться краской. Видимо, это было нередкое явление, когда «обсчитанные» посетители подходят на «разборки», и не зная, что сейчас будет происходить процесс доплаты, а не отдачи, она приготовилась к худшему.

Василий ясно видел краснеющие пухленькие щёчки, дрожащие губки под медицинской маской, даже мелкие капельки пота. Маша была женщиной, о которой сказали бы: «в теле». Василию не нравились такие, он любил худеньких. Причём, не просто худеньких, а очень худеньких. И на все аргументы типа: «чтобы было за что подержаться», у него были свои ответы. Он даже считал, что такие «приговорки» придумали мужики, которые женились на стройняшках, а потом жёны полнели, и чтобы как-то оправдать свой выбор, придумывали эти байки.

Он любил чувствовать себя большим и сильным мужиком рядом с маленькой, слабой девушкой, быть для неё опорой, поддержкой, в смысле любил поднять на руки, покружить, осознав свою силу, подчеркнув её зависимость. Василий даже как-то заметил, что все эпитеты, которыми описывается идеальная женщина, указывают именно на худенькую. Ну вот судите сами. Девушка слабая, хрупкая, беззащитная, стройная, изящная, грациозная, лёгкая как пушинка, с тонкой, осиной талией. Все они подходят только для худышечки. Взгляд Василия упал на крупную повариху в глубине кухни. Вон стоит, дверь подпирает, еле проходит в проём. Разве назовёшь её хрупкой и слабой? Нет, идеальная женщина — именно худенькая.

— Или, Василий, ты слабак? Крупную женщину не поднимешь на руки, да и просто даже в шуточном борцовском поединке не одолеешь? Не так?

— Ну нет, не так. Тут дело в контрастах. Эту же Машу можно, конечно, поднять на руки, ну пронести несколько шагов. А худышку! Взял легко, понёс хоть на девятый этаж по лестнице! И самому хорошо, что чувствуешь свою удаль, и ей, наверное, приятно ощущать свою слабость, заботу со стороны мужчины. Не слабак. Любитель побед с разгромным счётом, или за явным преимуществом! Как-то так.

Эх, жаль, что мода на худышек прошла. Даже в фильмах сейчас всё больше со спортивной фигурой. Сражаются наравне с мужиками, в погонях и схватках по сюжету легко справляются со своей задачей. Ушла «эксклюзивная» мужская роль. Теперь всё могут и женщины. А ведь были когда-то фильмы с Вивьен Ли, с Одри Хепбёрн, Твигги. Эх, когда это было… ещё во времена, когда Василий менял женщин «как перчатки». Стоп. Это если с позиции Василия посмотреть, а если представить сообщество женщин как некий единый организм? Тогда это они ходили к нему как к проститутке. По очереди.

— Скажите Мария, у вас в порции минтая одна рыбка, или две?

— Одна.

— Я взял две, высчитали за одну. Готов доплатить.

Странное чувство посетило Василия. Он был уверен, что эмоции радости и гордости за себя должны были переполнять его. Но он шёл к выходу ровно, с ощущением того, что всё шло так, как и должно было идти. И это новое ощущение ему нравилось.

Войдя в цех, в закреплённое за ним здание, Василий увидел двух птичек. То ли это были галки, то ли вороны, то ли сороки, он не знал. Как-то не приходилось ему разбираться с породами птиц. Или породы — это у собак? А у птиц тогда что? Виды? Ну пусть будут виды. Несмотря на какие бы то ни было виды птиц, производственное здание из-за их наличия имело вид «не очень». Пришлось распорядиться убрать гнездо. Василий не стал узнавать, были ли в гнезде яйца, или птенцы, предпочёл пойти дальше «по делам».

— Сволочь же я, разорил гнездо беззащитных птиц.

— Почему сволочь? Как бы человек ни любил фауну, но птицам в производственном здании — не место.

— Хорошо, давай обсудим это со всех сторон. Вот ты прогнал птиц из гнезда, это плохо? Наверное, плохо.

— Ладно, а давай поднимемся на один уровень выше, и посмотрим на это с уровня объемлющей системы. Скажем, с уровня предприятия. Убрали птиц, которые не вписываются в производственную культуру, гадят, создают опасность людям. Хорошо? Хорошо.

— А давай взглянем на это с позиции самих этих птиц. Прогнали пернатых, не родилось у них пара птенцов. Плохо? Плохо.

— А если ещё выше? На уровень биосферы если подняться и рассудить оттуда? Прогнали двух птиц, не родилось несколько птенцов, но эти птицы не погибли сами в условиях цеха, не навредили людям, да ещё и своим сородичам поди рассказали, что на заводе гнездиться нельзя, опасно. Так в будущем другие будут облетать это место стороной, и это наоборот, положительно скажется на всей популяции. Хорошо!

— Ну понятно, если любой поступок оценивать, поднимаясь на более объемлющую систему, так и всё, что угодно можно оправдать. Вот, скажем, Гитлер. Ну уничтожил несколько миллионов людей, это, конечно же, плохо, если смотреть на это с позиции людей. А если взять всю цивилизацию, то Гитлер — молодец! Сделал прививку от фашизма, теперь все знают, что это такое, могут распознать и указать на это явление. То есть, человечество, обладая такими знаниями, стало лучше.

— Получается, Гитлер там в раю кайфует в награду за свои действия? Или всё же здесь что-то не так.

— Да, пожалуй, не так. Он это делал, используя праведные методы? Нет, а сделал ли он до этого попытку показать людям, что такое фашизм другими, бескровными способами? Что-то мне об этом ничего не известно.

— Значит, горит в аду.

— Видимо, да.

Эх, до чего масштабны бывшие советские заводы! Строили с размахом, не тряслись за копейку экономии, не кроили стройматериалы. Василий вышел на переходную площадку где-то на высоте полсотни метров. Красота. Вдали видать речку, куда ещё в детстве он ходил купаться. Полоска леса, поля, засеянные чем-то, что смотрится как огромное светло-зелёное поле для гольфа. Был бы инстаграм, сфоткал бы Василий себя сейчас на этом фоне.

Вообще, Василию казалось, что роль фотографии в жизни человека изменилась с появлением гаджетов. Если раньше у человека за всю жизнь набиралась сотня фотографий, и их смотрели, чтобы вспомнить яркие моменты, то сейчас такое же количество у некоторых набирается за пару — тройку дней. Пересмотреть их все не представляется возможным. Тогда зачем фотают? Чтобы зафиксировать нечто, и выставить на обозрение. А цель какая? Чтобы знакомые позавидовали? Ну ладно, купил ты Мерседес, сфоткал, выставил. Позавидовали. Но ведь не покупают люди Мерседесы ежедневно. А что выставляют? «Я ем салат». «У меня новая причёска». «Я на фоне окна». Чему тут завидовать? Да и сами сильно ли завидуют, разглядывая такие же фотки друзей? Чёрта с два! Ещё и ёрничают, прикалываясь. Так и они на ваши. Так все и стараются в надежде, что им позавидуют те, кому ты нафиг не нужен. Поколение «next».

— Стоп, Василий. Ты сейчас чем занимаешься?

— Новое поколение ругаю, используя непробиваемые аргументы. Между прочим, крыть нечем, сколько раз убеждался.

— Погоди, а вот такую позицию, которую ты сейчас занял, как бы её назвать: новое поколение уже не то, что наше. Или по-другому. Я хороший, они — плохие. И что, Вася, это способствует диалогу между вами? Вон дочь у тебя растёт. Пользуется инстаграмом, песни современные слушает, клипы смотрит. А ты сможешь найти с ней общий язык, точки соприкосновения, если отгородился от новомодных тенденций?

— Ну не нравятся мне новые песни. Ересь — полная. И клипы — сплошная пошлость. Не могу я это смотреть. И хвалиться салатом в инстаграме не хочу. Нет такой потребности. И времени, кстати, тоже. Я лучше с пользой его проведу, книжку, скажем, прочитаю.

— А кто тебя заставляет с утра до ночи эти песни слушать? Послушал раз — два, примерно представил, о чём поют, название исполнителя запомнил. Блин. Название исполнителя. Раньше, вроде было — имя. Прямо как у автомата по раздаче газировки. Ладно, идём дальше. А инста? Кто тебя заставляет просматривать ленту «звёзд» с их понтами? Подписался на пару — тройку знакомых, чтобы представлять, как работает инструмент. Ведь тот же инстаграм для кого-то — инструмент! По продвижению определённой идеологии. А ты, Вася, не знаешь, как работает этот инструмент. Или ещё глубже тебе вопрос. А ты почему не продвигаешь близкие тебе идеи через инструмент, который подключен напрямую к поколению ваших детей? Прочитал перед сном 50 страниц своей умной книги, сфотал и выложил. Вот, мол, смотрите, я прочитал от сих до сих. Так у кого-то альтернативный пример будет для подражания.

— Да, понял. Надо завести себе инсту.

— Да нифига ты не понял. Надо не отгораживаться от людей, а быть с ними на одной волне, но стараться продвигать своё видение. Про перехват управления слышал? Вот это оно.

Рабочий день кончился. Потянулись стройными рядами люди к проходной. Как бодро шагают! Хоть и устали за смену, а идут быстрей, чем на работу. Оно и понятно. Дом — это святое. Семья. Дети. Василий сел в машину, запустил двигатель и поехал. Вечернее солнце слепило через лобовое стекло, преломляясь на трещине, которую сделал камень, отлетевший от встречного грузовика. Видимо, именно это помешало Василию вовремя заметить двух инспекторов ДПС в ярко-зелёных жилетах, стоявших у обочины. Ёкнуло в сердце, к голове подкатился бодрящий пыл, он сначала дёрнулся пристёгивать ремень, но спохватился, подумав, что судорожные телодвижения как раз и будут поводом для его остановки, и поэтому принял неподвижную позу. Будь что будет. Молодой инспектор с торчащими из-под фуражки кудрями проводил взглядом машину Василия. Пронесло.

— Что я вздрагиваю каждый раз, когда вижу ДПС?

— А ты пристёгивайся и не вздрагивай.

Василий не любил пользоваться ремнями, как-то неуютно было ему, чувствовалась некая необоснованная жертва в угоду букве закона, но вопреки комфорту.

— И почему государство вправе налагать штраф на то, что я по-своему отношусь к способам сохранения своей жизни?

— Ну видимо, потому, что государство берёт на себя обязательства лечить тебя после травмы, платить тебе пенсию по инвалидности и всё такое.

— Да, это так. И соглашусь, ремень спасёт жизнь при достаточно сильном ударе. Но! Ремень — это техническое устройство, и оно служит для уменьшения ущерба, если авария уже произошла. А я стараюсь, чтобы до аварии дело не дошло.

— Все стараются, Василий, но только статистика говорит, что ДТП случаются сплошь и рядом.

— Да, действительно случаются. Но каковы их причины? Я бы разделил их на две части. Это чисто «технические» и «мистические». С техническими можно работать, поддерживая исправность машины, совершенствуя технику вождения, а кто учит работать с мистикой?

У Василия была целая теория на этот счёт. Рассуждал он примерно так. Есть человек, и есть Жизнь. Когда человек совершает какие-то действия, Жизнь даёт ему обратную связь в виде обстоятельств. Если человек начинает «косячить», то от Жизни ему начинают прилетать события, обстоятельства, которые показывают ему, что он поступил «не так». Но Жизнь мудра, она не прихлопывает людей как мух, сразу, а даёт осознать и исправиться, поэтому и обстоятельства ухудшаются постепенно, давая человеку возможность понять их причину и изменить себя. ДТП, да ещё такое, в котором ремни будут играть значимую роль — это достаточно жёсткое обстоятельство, и Василий считал, что он отслеживает свою жизнь на появление таких событий. И не доведёт до таких крупных «ответок» себе.

— А ты уверен, Вася, что не пропустишь череду ухудшающихся обстоятельств, в которых одним из событий будет авария?

— Думаю, да. Это находится в фокусе моего внимания, поэтому я думаю, всё у меня будет хорошо.

Впервые за сегодня внутренний голос не стал возражать.

И тут раздался звонок. Заиграла мелодия из «Шерлока Холмса», как бы включая настроение размышления «дедуктивным методом» о том, «кто же сейчас может звонить?». Странно, только сейчас он заметил, что весь день его личный телефон молчал. Как будто Жизнь помогала ему побыть наедине с собой, поговорить по душам.

Высветился московский номер. Наверное, банк опять кредит хочет навязать, или биржа ищет новых игроков. Василий был расположен поговорить, поэтому решил, что не будет «отшивать» сразу, постарается пообщаться с абонентом не как с оператором, а как с человеком. Вставив наушник, Василий ответил.

— Здравствуйте, можете уделить несколько минут?

— Добрый день. Да, могу.

— Слышали когда-нибудь о торговле на бирже?

Ага, всё-таки биржа. По голосу было понятно, что женщине около сорока. Странно. Обычно там работают «менеджеры» помоложе. Ну что же, тем интересней будет пообщаться. Василий решил взять инициативу в свои руки.

— Да, конечно, слышал. И даже примерно представляю, как всё работает. Вот только есть один момент, думаю, вы мне его сейчас и проясните.

— С удовольствием.

— Вот скажите. Допустим, я начну торговать на бирже. Допустим, даже не прогорю на первых месяцах. А какую пользу я буду приносить людям?

— Ну как же? А благополучие своей семьи, детей. Разве это не значимый фактор, чтобы задуматься о дополнительном заработке?

— Значимый. Но я о другом. Ведь, работая для себя, человек одновременно может и обществу приносить пользу. Вот я работаю на заводе, получаю зарплату, но в то же время мы выпускаем продукцию, нужную людям. А вы какое важное дело делаете?

— Не понимаю вас, мы помогаем таким как вы получить в руки инструмент, который обеспечит благополучие их семей.

— Я немного о другом. Вот фермер даёт людям, скажем, зерно. Пекарь печёт хлеб. Учитель учит, врач — лечит. Это всё нужные людям действия.

— Нас нельзя просто признавать бесполезными, если вы к этому клоните. Мы поддерживаем финансовую жизнь мировой экономики, если по-крупному, а если спуститься пониже, то вот снимаем офис, платим за него, нанимаем администратора, и ему платим. Да в конце концов, мы уборщице платим зарплату. Другими словами, мы создаём рабочие места!

— Минуточку, уголовники тоже создают рабочие места для конвоиров, судей, и так далее. Они тоже приносят пользу?

— Я вижу, вас не заинтересует наше предложение

— Зато мы с вами поговорили о жизни, мне было очень приятно.

— Да, спасибо вам за интересные мысли, всего доброго.

Василий почувствовал, что на другом конце разговора для немолодой уже женщины открылась новая, неожиданная грань её деятельности. Задумается ли? Начнёт ли называть вещи своими именами? Возможно, в конце дня Василий передал эстафету Правды дальше. Может, осознанность завтра будет частью жизни этого человека?

Вот и дом. Жена ставит на стол горячий борщ. Он у неё особенно вкусным получается, потому что она его делает с душой. А с душой всегда вкуснее. И дочь тоже за столом. Последнее время это редкое явление, когда семья за столом. Чаще все берут свои тарелки и разбредаются по своим укромным уголкам. Вся семья за столом — это очень хорошо. Именно это сейчас и было нужно Василию. Может, это презент от Жизни за оплаченный минтай?

Источник: https://analitikishkola.ru/sta...