Жалость кота

 Кот пришёл ко мне. Но не так, как он делал это всегда…

 Обычно он приходил нагло и бесцеремонно. Лапой открыв дверь, мяукнув (обозначив себя), запрыгивал ко мне на кровать, и садился, приняв неподвижную позу. Длинные передние лапы аккуратно составлены вместе. Хвоста хватало, чтобы обернуть всю левую часть туловища. И белый кончик его был картинно изогнут вверх. А я, всегда радуясь его приходу, спрашивал его:

- Нагулялся? Как успехи?

Кот всегда отвечал мне презрительным взглядом. Я понимал, что у него были все основания так смотреть. Кот знал, что является потомком тех, кому ещё древнеегипетские фараоны отдавали огромную дань уважения. Поэтому так и смотрел на меня, дескать: «Ну о чём с тобой, мальчишкой, говорить?»

 Возразить мне было нечего. Ведь это он, а не я, вернулся одержав громкие победы над кошками, как только уловил запах наступившей весны. И не я уцелел в битве с другими котами – соперниками, сохранив своё благородное обличие в целости и сохранности. Меня никто не считал священным, и я был зависим. Вчера мне надавали тумаков мальчишки из соседнего двора, когда я опрометчиво один сунулся на их территорию, чтобы покататься на качели, стоявшей там. А зависел я от родителей, как неспособный добывать себе пропитание и обслуживать себя.

 Конечно, я бы мог такое сказать и про него. Ведь он не раз тёрся об мои ноги (как и об ноги родителей), с громким урчанием требуя того, чтобы его блюдце было наполнено едой. И другое блюдце не пустовало. Туда надо было налить молоко. Или хотя бы воды.

 Но кот не признавал нашего глупого стремления считать его «домашним». И постоянно доказывал делами, что он спокойно бы обошёлся без нас в решении проблемы пропитания. Кот мог добывать еду сам. Наверно поэтому он, поймав мышь или птичку, с величавым видом приносил показать свою добычу нам. Положит её аккуратно посредине ковра, и ходит вокруг задрав хвост «трубой». Гордое громкое мурлыкание напоминало бормашину зубного врача, к которому периодически водили меня родители.

 И свою роскошную полосатую шубу, кот содержал в идеальной чистоте сам. Казалось, что он мог часами намываться. Деловито и тщательно. Вылизывал себя так, что его длинная шерсть становилась мокрой. А когда заканчивал с туловищем, принимался за гигиену мордочки, которую мыл с помощью передних лап, меняя их по мере необходимости. Мама смеясь корила его, говоря, что кот «намывает нам гостей», к встрече которых мы совсем не готовы.

 Что же касается меня, то я ещё не умел (да и не хотел) мыться самостоятельно. И тот час, который наступал каждый воскресный вечер, когда для меня набирали полную ванну воды, имел четкое разграничение. Сорок минут радости, пока я плескался там с игрушками. И двадцать, когда мама приходила, чтобы помыть меня – полных мучений от едкого мыла в глазах и жесткой узловатой мочалки.

 Потом мама закутывала меня целиком в полотенце и несла на руках в свою комнату. Сажала на кровать, где мои мучения продолжались ещё минуты три, пока она чистила мои уши палочкой, на кончик которой был намотан кусочек бинта.

 Кот, который пришёл сюда раньше, тоже сидел на кровати. Подняв вверх заднюю лапу, он намывал себе брюхо. Это занятие было для него настолько важным, что когда меня усаживали рядом с ним, – ноль внимания. И лишь услышав моё хныканье от чистки ушей, кот изредка прерывался и смотрел на меня своими большими зелёными глазищами. Недовольство моим писком-визгом отчётливо читалось в его взгляде. Было совершенно очевидно, что будь я котёнком, он бы вмиг отучил меня так делать. И понимая, что это не возможно, кот снова принимался за личную гигиену…

 Но потом, кот делал для меня скидку на молодость и глупость, и приступал к своим делам. Он томно прикрывал свои огромные глаза, и топтался в ногах, громко урча. Вонзал когти в одеяло, иногда доставая сквозь него мои ноги.

 - Злодей! – смеялся я, глядя его. Кот усиливал свои рулады, но в остальном не обратил на меня внимания, целиком поглощённый своим делом. – Ты мне ноги проткнёшь когтями!

 Кот мог такое сделать. Я знал это точно…

 Раньше он ошивался в других комнатах. Начинал с родительской. Приходил топтать ноги маме. И своими стараниями вызывал ревность отца. Папа аккуратно брал кота за шкирку (не грубо, поддерживая его под попу) и выставлял за дверь.

 Кот, оскорблённый таким бесчинством, - никогда не отходил от двери спальни родителей сразу. Демонстративно садился, и начинал намывать языком, те места своей полосатой (как матрас) шкуры, которые осквернил человек (дотронувшийся до него). А мстил отцу с упорством человека. Постоянно подкарауливал его, сжав своё тело в пружину, чтобы бросок был стремителен. Выпущенные заранее когти, вонзались в кожу. А кот ещё вцеплялся зубами. Отец громко вскрикивал, хотел схватить его за шкирку, чтобы оторвать от себя и вышвырнуть негодяя в окно, не успевал наклониться, как кот мячом отпрыгивал от него, и быстро мчался в своё надёжное убежище – под кровать в моей комнате. Отец, чертыхаясь, всегда громко обещал, что возьмёт швабру и достанет кота, чтобы вытряхнуть того из полосатой меховой шубы. Но никогда этого не делал. Из уважения…

 Да, кот пользовался в нашей семье уважением. Когда его принесли котёнком, после долгих споров, он получил имя Мурзик. Но уже через месяц доказал, что мы – недалёкие люди, с мещанским укладом жизни. И теперь откликался в том случае, когда к нему обращались уважительно – Мурз.

 Меня всегда забавляло, что Мурз, весь такой классически-идеально раскрашенный, - имел одну щёку полосатой, а другую – белой. А его пышные усы, только подчёркивали эту разницу…

… Сегодня вечером, Мурз, ворвавшись в мою комнату, - сразу впрыгнул на кровать, залез под одеяло, и затих там. Я приподнял одеяло. Кот лежал, пристально смотря на меня. Глаза сверкали в темноте цветом неведомых камней…

 - Иди, Мурз, - шёпотом позвал я. – Иди сюда, хвостатый-полосатый! – И похлопал по подушке.

 Кот не двинулся, не переставая смотреть на меня.

 - Как хочешь, - обиделся я. Укрылся одеялом. Повернулся на бок, свернулся «калачиком», и как можно глубже «утопил» голову в подушке, с наслаждением втягивая носом её родной аромат. Чистоту накрахмаленной белоснежной наволочки, которая впитала в себя всю нежную ласку рук мамы, когда она стирала, кипятила и наглаживала её…

 Это всё заставило меня забыть про мою обиду на Мурза. Хотя он, в моих глазах после своего сегодняшнего поведения, - был полный предатель…

 У нас с ним, была общая тайна. Мы поклялись, что никому не расскажем про неё…

 Мои глаза уже слипались. Мысли сплетались в невообразимую сеть. А когда расплелись, - я очутился в том самом дне, когда мы с Мурзом дали друг-другу эту нерушимую клятву…

 Я крепко спал...

( Я надеюсь, что напишу продолжение…)