Накрывший мир экономический, идейный, духовный, экзистенциальный кризис, выход из которого либеральный политический мейнстрим предложить не может, обязательно выводит наверх иные силы, у которых необходимые решения имеются.
Такие имена, как Дональд Трамп, Виктор Орбан, Марин Ле Пен, Найджел Фарадж, заняли прочные места в ежедневных материалах мировых СМИ. Их критикуют, их ненавидят, ими восхищаются, ими очаровываются и разочаровываются – каждому свое.
Этих политиков сегодня принято называть правыми популистами, национал-патриотами, традиционалистами, как угодно. Но главное – они есть и они субъектны. Что же происходит на другом политическом фланге?
Почему современные левые, в отличие от своих классических предшественников первой половины XX века, столь пассивны, не выдвигают ярких лидеров с мощными революционными во всех смыслах программами? Куда они делись?
Нет, определенное оживление наблюдается и на левом фланге, но появляющиеся там лидеры почему-то не могут стать ни реальной альтернативой так называемым центристам, ни качественными спарринг-партнерами для правых популистов.
Кто же сегодня олицетворяет левое движение в ведущих странах Запада?
Не будем юродствовать, называя левым Барака Обаму, но вот сенатор от Демократической партии США Берни Сандерс имеет прочно устоявшуюся репутацию социалиста.
При этом он выступает не за общественную собственность на средства производства, а за коллективную частную в виде рабочих кооперативов.
Он предлагает американцам нечто вроде «шведского социализма» – социальное государство, где трудящиеся не станут заниматься классовой борьбой вследствие предоставленных им высоких социальных гарантий. При этом не уточняется, где именно следует взять средства на этот социальный подкуп.
Сандерс убежден, что капитализм нужно преодолевать не путем революции, а эволюционно реформируя его. Но, как и все социал-демократы, он не говорит о том, почему капиталисты должны добровольно пойти на предлагаемые им от лица народных масс социальные изменения.
Ну и, конечно же, в риторике Сандерса находится заметное место интересам ЛГБТ-сообщества и декриминализации марихуаны.
Сделавший попытку что-то противопоставить Макрону и Ле Пен на текущих выборах во Франции «лево-зеленый» (как он сам себя называет) политик Жан-Люк Меланшон в молодости был троцкистом, а затем перешел к так называемому демсоциализму и экологизму.
Кроме того, Меланшон, продолжая традиции Франкфуртской школы, по лекалам которой в 1968-м в Париже была организована первая в мире цветная революция, в пику классическому марксизму-ленинизму привлекает своих сторонников к идее мирной «гражданской» революции, локомотивом которой станет не рабочий класс, но абстрактные «все граждане, болеющие за свою страну».
Даже если оставить в стороне содержательную сторону этих идей, нельзя не обратить внимание на их эклектичность и невнятность. А ведь чтобы нечто поддержать, надо это нечто сначала понять. Судя по первому туру выборов, французы так и не поняли, что же именно им предлагают.
Пожалуй, самой яркой звездой на левом небосводе Запада является лидер британских лейбористов Джереми Корбин.
Это последовательный антифашист, агитировавший за суд над Пиночетом, противник НАТО, сторонник объединения Ирландии, восхищавшийся Уго Чавесом и другими героями социалистического пантеона.
Но вот беда. Корбин также состоит в Amnesty International, созданной как раз британскими лейбористами организации, в свое время приложившей немало усилий к борьбе с Советским Союзом. Не менее странно для левого политика выглядят его симпатии к радикальным националистам из действующей на Шри-Ланке группировки «Тигры освобождения Тамил-Илама», которых в том же ЕС небезосновательно считают террористами.
Что за странная двойственность? Как одно может уживаться с другим?
Потрясающе ярко кризис левых идей демонстрирует вроде бы как классическая марксистская Компартия Великобритании, впервые с 1920 года отказавшаяся от политической субъектности и заявившая о поддержке на местных выборах 4 мая 2017 года кандидата от лейбористов Джереми Корбина.
Как здесь не вспомнить персонажа «Бесов» Петра Верховенского, который трижды в течение одной короткой главы повторял Ставрогину: «Я мошенник, а не социалист!»
Таким вот мошенничеством, на которое по понятным причинам народ не слишком-то клюет, является взятый на вооружение лейбористами так называемый демсоциализм или еврокоммунизм – улучшение жизни своего рабочего класса за счет грабежа стран третьего мира, а затем и постсоветского пространства. Данное социально-экономическое решение было объявлено «третьим путем».
Для того чтобы понять происходящие сегодня процессы, нужно вернуться к временам возникновения Лейбористской партии.
У ее истоков стояли члены Фабианского общества. Оно было организовано в 1884 году, на следующий год после смерти Карла Маркса, рядом интеллектуалов при поддержке британской буржуазии, которая, изучив работы Маркса, решила, что лучше несколько ограничить свои аппетиты, чем потерять власть в ходе социалистической революции.
Их основная идея заключалась в том, чтобы с помощью государственных программ превратить часть пролетариата в мелких собственников, тем самым погасив революционные настроения.
Интересно, что назвали общество в честь древнеримского полководца Фабия Максима Кункатора, то есть «Медлителя». Он был избран диктатором в момент, когда Ганнибал был близок к победе над Римом и смог сокрушить своего противника, постоянно уклоняясь от схватки.
Т.е. в момент серьезного нарастания популярности марксизма была создана внешне похожая на социализм концепция, которая была призвана, «спасая Рим», в реальности с социализмом покончить. Неспроста на первой эмблеме Фабианского общества был изображен волк в овечьей шкуре, прямо отсылающий к Евангелию от Матфея: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные».
Так овца блеяла об улучшениях жизни трудящихся и «построении социализма эволюционным путем без революционных потрясений», а волк рычал об экономике, контролируемой капиталистической элитой.
Из известных современных политиков-лейбористов фабианцами являются Тони Блэр, Гордон Браун и Эд Миллибэнд. Кстати, именно во время премьерства Блэра в начале 90-х из предвыборных манифестов партии исчезло слово «социализм», что было вполне логично. СССР исчез вместе с коммунистической угрозой, поэтому волку не оставалось никакого смысла продолжать рядиться в овечью шкуру.
След от Фабианского общества тянется не только к Лейбористской партии. Знаменитый драматург и одновременно фабианец Бернард Шоу, примерно как Джереми Корбин с Чавесом и Amnesty International, одновременно восхищался Советским Союзом (даже посетил его) и дружил с ультраправыми деятелями, членами известной Кливденской клики лордом и леди Астор. Напомню, т.н. Кливденская клика была группой британских элитариев, выступавших за союз Великобритании с нацистской Германией против СССР.
Кроме того, социалист Шоу вместе с основателями Фабианского общества супругами Уэбб и еще одним другом Советского Союза Гербертом Уэллсом поддержал «Программу процветания нации» зачинщика англо-бурской войны лорда Альфреда Милнера. В программе шла речь о создании «имперской расы» ради спасения от засилья ирландцев и евреев.
Именно так колониализм был признан тем самым инструментом, который позволит улучшить жизнь британских рабочих без социалистической революции. За идею ухватились.
Тогда же началась работа интеллектуального клуба «Коэффициенты», постоянными участниками которого стали на первый взгляд идейно несовместимые люди: расист Альфред Милнер, основатели геополитики, сторонники идеи жизненного пространства Хэлфорд Маккиндер и Карл Хаусхофер, а также социалисты-фабианцы Сидней и Беатрис Уэбб и социалист-пацифист Бертран Рассел.
Объяснить, что в одном клубе делали британские социалисты-антифашисты вместе с расистами и империалистами, нам поможет птенец гнезда Милнера, основатель алмазной империи De Beers Сэсил Родс.
Он был убежден, что создание англичанами всемирной империи «сделает войны невозможными и поможет осуществлению лучших чаяний человечества». Классовые противоречия внутри британского общества будут сняты через объединение общества вокруг принадлежности к высшей расе господ. Соответственно, белые капиталисты и пролетарии станут вместе господствовать над туземным населением колоний.
Родс даже выдвинул лозунг: «Империя есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, становитесь империалистами». Так английскому рабочему для повышения его благосостояния предложили с внутренней социальной борьбы переключиться на колониальную экспансию и эксплуатацию «расово неполноценного» населения Азии и Африки, что, как показала история, вполне удалось сделать.
Войны закончатся, английский рабочий перестанет влачить нищенское существование (социализм исключительно для своей нации, т.е. национал-социализм) – вот два тезиса, объясняющие союз фабианцев с расистами Милнера.
В последние годы стала довольно расхожей парадоксальная фраза «либеральный фашизм».
Многие ее слышали, но не многие знают, кто ее придумал. Сделал это в 1932 году социалист-фабианец Герберт Уэллс, и это выражение отнюдь не носило в его устах отрицательный характер.
Обращаясь в Оксфорде к сторонникам прогресса, либералам и социалистам, он сказал: «Я хочу видеть либеральных фашистов, просвещенных нацистов». Этому феномену уделил внимание известный исследователь Мануэль Саркисянц в своей книге «Английские корни немецкого фашизма»: «Это был «социализм» как «преддверие отделения новой расы господ от расы скотов».
В итоге обсуждаемая группа левых и правых интеллектуалов через премьера Ллойд-Джорджа продавила так называемый Мюнхенский сговор, послуживший отправной точкой для Второй мировой войны.
Еще один последователь Милнера лорд Галифакс дал такую оценку этому соглашению: «Благодаря ликвидации коммунизма в своей стране, фюрер закрыл ему путь в Западную Европу, и поэтому Германия может считаться бастионом Запада против большевизма».
Но последовательный антифашист Черчилль сказал по этому поводу совершенно иное: «Мы потерпели полное, ничем не смягченное поражение. Великобритании был предложен выбор между войной и бесчестьем. Она выбрала бесчестье и получит войну».
А еще Черчилль сказал кое-что об интересующем нас фабианце Бернарде Шоу: «Он – и жадный капиталист, и искренний коммунист в одном лице... Ему же это казалось забавным: он насмехался над любым делом, которое защищал. Мир долго и терпеливо наблюдал мастерские выходки и ужимки этого удивительного двуглавого хамелеона, а он всё это время хотел, чтобы к нему относились серьезно».
Типичный Петенька Верховенский из «Бесов» («Я мошенник, а не социалист!»). Но не двуглавый хамелеон, а изображенный на гербе Фабианского общества волк в овечьей шкуре.
Для полного понимания того, что представляют собой современные еврокоммунисты, осталось сделать последний штрих.
В 1939 году приветствовавший Мюнхенский сговор участник лево-правого расистского клуба «Коэффициенты» социалист Бертран Рассел приравнял коммунизм к фашизму в своей работе «Сцилла и Харибда, или Коммунизм и фашизм».
Такого не мог себе позволить даже идейный антикоммунист Черчилль, а «социалист» Рассел смог.
Фабианское общество основало Лондонскую школу экономики и политических наук (LSE), куда позже пришли работать Карл Поппер и Фридрих фон Хайек, в рамках холодной войны разработавшие так называемую теорию «двух тоталитаризмов», вслед за Расселом приравнивающую коммунизм к фашизму.
Эта теория стала своего рода идеологическим тараном против СССР, который сперва использовала антисоветская пропаганда, как диссидентская и западная, а сегодня его удар используется уже восточноевропейскими сателлитами Запада для предъявления исторических претензий к России.
Идея об ограблении других стран и передачи ради снижения социального накала части награбленного своим рабочим через британских расовых империалистов конца XIX века, а затем откровенно профашистские группы первой половины ХХ века перекинулась антимарксистским социалистам-фабианцам, создавшим партию Лейбористов, Поппера и современных евролевых.
Те, кто сегодня называют себя левыми, по большей части занимаются совсем не классовой борьбой пролетариата, но вопросами гомосексуализма, гендерного неравенства, экологии, прав меньшинств и другими, может быть и важными, но очевидно второстепенными проблемами.
Нынешние крупные левые политики не являются коммунистами, т.е. не выступают за бесклассовое общество, где не будет эксплуатации человека человеком и других видов социального отчуждения, достигается которое через обобществление собственности на средства производства при диктатуре рабочего класса.
Как бы не относиться к самой этой идее, трудно спорить с тем, что именно она является наиболее стройной, логически завершенной и теоретически обоснованной доктриной среди всего левого спектра. Попытки же откреститься от нее, при этом оставаясь формально в политическом пространстве социализма, неизбежно приводят к гибельным для левых компромиссам.
Потому, проигрывая на выборах, ни лево-зеленый Меланшон, ни член Amnesty International Корбин не становятся альтернативой так называемым либеральным глобалистам – ничего реально альтернативного в их программе нет.
Но не становятся еврокоммунисты и оппонентами новых правых. Чем оппонировать? И те, и другие не против улучшения условий жизни своих рабочих. И даже путь для этого предлагается, по сути, один и тот же. Только правые говорят об этом внятно, а левые – нет.
Оценили 2 человека
5 кармы