ВОПРОСЫ «БЛАГОДАТИ» В ПОЛИТОЛОГИИ

 Тысячи трудов, сотни гениев общечеловеческого масштаба работали над величайшей проблемой осмысления истории человечества: если вся она цепь злодейств, преступлений, зверств и безумств – откуда в ней восходящее начало человеческого прогресса? И наоборот – почему, будучи лестницей вверх на протяжении многих-многих веков история человеческая на поверхности вся состоит из омерзительных актов отвратительнейших деяний и деятелей? Может ли восходить к идеалам творение маньяков и преступников? И наоборот – откуда такое засилье маньяков и преступников в процессе восхождения к вершинам духа и возможностей?

Как отделить в истории прогресс от эксцесса?

Что такое «развитие», чем оно отличается от деградации, и чем оно лучше «не-развития»? В каком отношении находятся алгоритм действия, свобода воли человека и человеческое безумие? Ведь понятно, что не всякое отклонение от инструкции – безумие, но многие отклонения – именно и только безумие. Так как же их различать?

Древние люди связывали грех с отклонением от культов их жестоких идолов, а праведность – с неукоснительным соблюдением ритуала, пусть даже изуверского и чудовищного по современным понятиям. Средневековье провозгласило Единого Бога, а религию, посвящённую ему – назвало единственным источником правильного поведения. Ренессанс прославлял искусство, как движущую силу прогресса, Просвещение – науку и образование. Марксизм провозгласил источником прогресса производительные силы, совершенствование орудий производства. Цинизм искал истины в вине, а фашизм – в войне. Либерализм полагает источником прогресса и развития свободу личности и частную собственность.

Главный недостаток всех этих многовековых поисков «философского камня» развития, восходящего начала в истории – неявность и неочевидность ответа. Мы видим, что культ ни от чего не предохраняет, и может быть связан с чудовищными зверствами и извращениями. Мы видим, что религия наполняется сумасшедшими и проходимцами, проституируется жречеством. Мы видим, что красота не спасает мира, что садист вполне может быть эстетом, оставаясь садистом.

Мы видим, что знание, просвещение – хорошего человека делают лучше, а плохого – хуже, усиливая наукой как добродетель, так и порок. Мы видим, что бытие не определяет сознания (а наоборот), что никакое изобилие материальных благ не делает человека лучше (скорее, наоборот). Мы содрогаемся от ужасов войны, растления и деградации, мы не видим в войне двигателя прогресса – потому что не гунны построили Рим и не монголы – Русь.

Конечно же, нам очевидна нелепость либеральных идей – которые освобождают рабов не от цепей рабства, а от заботы со стороны хозяев, от отцовского отношения к угнетённым труженикам.

Мы понимаем, что все системы и структуры в современной политологии – ВТОРИЧНЫ. Они ничего не могут дать сами по себе – если не наполнены некоей таинственной Благодатью человеческих отношений, стремлением большинства к правде и справедливости. Выборы, из которых ушла благодать – превращаются в грубый подлог, ложь[1] – или буйство черни, охлократию растленной толпы[2].

Любые писаные законы без неписанных – либо вовсе не работают, либо работают палачами в услужении у власть и деньги имущих. Прокуратура ли или полиция, суд или парламент, без соответствующего качества людей превращаются в площадки заговора, лютого беззакония и чудовищного кумовства, в карательную дубинку тираний или продажный, торгующий репрессиями сумасшедший дом.

Никакие институты частной (или любой иной) собственности не работают – если контроль за ними доверен безнравственным проходимцам и лживым дельцам. И об этом говорят уже нобелевские лауреаты по экономике[3].

Там, где не правит неформальный, записанный в сердце человека нравственный закон – правит голое насилие и страшная ложь. При этом внешняя оболочка не имеет никакого значения: ИМИТИРОВАТЬСЯ может любой общественный строй, любые выборы, любого уровня судебные заседания. Симулируется – и легко – с единого режиссёрского пульта разноголосица в прессе (как будто бы люди спорят – а на самом деле они лишь по сигналу суфлёра озвучивают свои роли).

А что такое «нравственный закон»? Никто не знает – кроме религиозных изуверов, чьё мнение для нас, конечно же, ни в коем случае не авторитетно.

Благодать – неизвестно что – наполняет собой весь общественный процесс, который без неё теряет всякий смысл и превращается в бойню, зверскую расправу силы над слабостью, пиршество лжи, извращений и коррупции.

Политология же, как наука, изучает внешние оболочки политических процессов (законы и выборы, официальные акты, фальшивые декларации и т.п.) – не зная и не понимая ничего в природе их НАПОЛНИТЕЛЯ, придающего смысл действий людей, которые не произвол отсебятины творят, а служат неким «скрижалям добродетели».

То есть – большие массы людей ПОЧЕМУ-ТО стремятся не господствовать (доминировать), а служить, быть слугой у некоей таинственной Правды – и благодаря замене жажды доминирования на стремление к служению происходит общественный прогресс. То самое развитие духа и производительных сил, знаний и возможностей человечества в целом, с которым СЛУЖИТЕЛИ ПРАВДЫ делятся всеми своими находками.

А если бы они стремились, как любое животное – зоологически доминировать? Тогда конечно, они бы ничем не делились с посторонними людьми, а использовали бы каждую свою находку (научную или иную) – для укрепления своей власти над посторонними людьми!

Ведь именно так и происходит всякий раз, когда таинственная благодать покидает общественные институты, и все они (как один) – перерождаются (как было предсказано у Оруэлла) в собственные противоположности.

Прокуратура и полиция становятся штабом организованной преступности, церковь – приютом содомитов и жуликов, Академия наук – штабом мракобесия и лжи, правительство в банду, министры отрасли – в воров, расхищающих отрасль, сторож курятника – в лису, назначенную охранять кур и т.п.

Чем более громоздкий аппарат создаёт безблагодатное общество – тем более мучительным пыточным инструментом он для такого общества становится. Нам ли этого не знать? Мы пережили перерождение КПСС в миллионоглавую гидру рыночных маньяков и вороватых проходимцев.

На наших глазах демагоги – народолюбцы из стана демократов превратились в открыто действующую криминальную мафию.

Мы увидели почти полное слияние правоохранителей с преступным миром. На наших глазах оборотни – «младшие научные сотрудники» советских лабораторий стали каннибалами, прилюдно пожирающими людей[4].

Мы понимаем, что никакой ФОРМАЛЬНЫЙ общественный институт, как бы хитро он не был устроен – не является гарантией ни от какой формы зла, если комплектуется злодеями. Вопрос же о том, откуда же взять «не-злодеев» - чтобы не предавали и не продавали свою страну и присягу любому на любом углу – остаётся открытым.

Нельзя в университете выучить на «не-злодея», нельзя отсеять злодеев на экзаменах в ГИБДД или на квалификационной комиссии. Злодей может иметь любую квалификацию и любой уровень интеллекта.

Это не вопрос знаний или умений, а вопрос таинства души, закрытый от формальных определений. Злодея нельзя исправить просвещением, как мечтали энциклопедисты, злодей не является «тяжёлым наследием царизма», как думали марксисты в СССР. Злодейство – не пережиток проклятого прошлого, не продукт невежества и не следствие недостатка чего-то в быту.

Злодейство – свободный выбор свободного человека, который человек совершает не единожды, а практически каждую секунду своей жизни. Вчера не был злодеем – сегодня им стал. А бывает и наоборот… Но почему?!

Что превращает человека из члена общества во врага общества?

Ведь и члены семьи порой становятся лютыми врагами своей собственной семьи, а представители какого-нибудь народа – страшно ненавидят собственный народ, проклинают память отцов и дедов – когда за деньги, а когда и вполне искренне…

А ведь вопрос о перерождении члена общества в его врага – гораздо сложнее этих, на поверхности лежащих вопросов асоциального поведения в семье или этнофобии…

Именно разрешению этого сложнейшего вопроса – о Благодати в политологии – посвящён наш труд.

+++

Религиозное понятие благодати мы укажем лишь для того, чтобы сразу же от него уйти в сферу политологии. В религии благодать (др.-евр. חן‎, др.-греч. χάρις, лат. gratia) — это таинственное явление, которое рассматривается как дар для человека от Бога, подаваемый исключительно по милости Господа, без всяких заслуг со стороны человека и предназначенный для его спасения и освящения («возрастания в благодати»). В традиционном представлении о благодати сочетается понимание её одновременно как деяния и как силы[5].

Мы можем увидеть намёк на благодать, как на некую энергию, первопричиной и перводвигателем наполняющую невыгодные личности добрые дела. Человеку выгоднее прикарманить упавший у ротозея кошелёк – а он догнал раззяву и отдал… Зачем? Здесь проявляется некая благодать поступка – некая направляющая сила и некое деяние, выгодного в ином, нежели земное, линейное, измерении.

Для политологии такое определение не подходит. В нём вопросов больше, чем ответов, и ответить на вопрос о движущей силе исторического прогресса «его движет благодать» - значит не ответить ничего. Что даёт нам для понимания природы стола перевод слова на английский «table» или наоборот, перевод слова «table» как стол? Мы заменили бы одно непонятное слово «прогресс» на другое непонятное слово «благодать» - и ничего более.

Понятно, что нам нужен не перевод слова на другой (в данном случае, религиозный) язык, а толковый словарь, который объяснил бы состав и содержание термина «прогресс» и термина «благодать», как наполнителя смыслом прогресса.

Нам необходимо уйти и от эмоций в оценке. Слово «благодать» настаивает на своём принадлежности к благу и противоположности злу. В нём заложена эмоциональная оценка действия, а она всегда обманчива. То, что у одного вызывает эмоциональный восторг, другому отвратительно, а ученый обязан говорить о явлениях без всяких чувств, лишь как о механических предметах.

В этом смысле термин «инфинитика» - эмоционально нейтральный термин. В нём не заложено никакой оценки. Инфинитика (от латинского «infinitum» - бесконечное) говорит всего лишь о понимании и включении в сознание представления о бесконечности и бесконечном.

Именно так мы и утверждаем данный термин: инфинитика есть свойство сознания рационально или иллюзорно учитывать и осмысливать явление вечности, бесконечности, безграничной протяжённости, всеобщности и всеобщей взаимосвязи явлений, прямой или опосредованной.

Инфинитика легла некогда в основу человеческой религиозности, позже разбавленной «сивушными маслами» и «присадками» разного рода заблуждений, извращений, просто глупостей, фанатических изуверств, начетнической обрядности и т.п. Однако мысль о вечном и бесконечном – заставила человека задуматься на религиозные темы, потому что всё конечное и временное – объяснимо вполне земными способами.

Инфинитика легла в основу человеческой науки, познания (изначально неразделимо-слитыми с религией - "просвещение" и "просвЯщение" не разделялись) – предположив, что есть бесконечность познания (а значит, нельзя остановится на чём-то достигнутом) и есть вечные законы мироздания, которые не меняются. Без идеи бесконечности познания и вечности законов мироздания наука никогда бы не вышла за пределы примитивной магии обмана и самообмана человека. И уж тем более наука не стала бы наукой без базового представления о Единстве Истины, которая Одна на Всех, а не у каждого своя (будь у каждого своя истина – не о чем было бы спорить и нечего искать).

Инфинитика легла в основу человеческой нравственности в её исходном, не-извращённом виде, потому что нравственность предполагает некие вечные, неизменные нормы, у которых срок годности никогда не кончается. Если бы это было не так, то, следуя выгоде, всякий мог бы объявить, что срок годности у нравственного предписания закончился, жизнь изменилась – и оно больше необязательно к исполнению. А это привело бы к ликвидации нравственности, к слиянию представления о нравственном и выгодном поведении. Что, собственно, и происходит на наших глазах. Уберите из нравственного кодекса неизменную вечность – и он станет временным, а значит – в каждую следующую минуту уже необязательным…

Инфинитика (как представление и как мечта о вечности) лежит в основе такого важнейшего для цивилизации качества, как последовательность, поэтапность, преемственность дела. Став непоследовательной, цивилизация потеряет все старые наработки и рухнет в варварство (что и случилось). Что же нужно, чтобы цивилизация развивалась, а не рушилась? Прежде всего, преемственность, последовательность, поэтапность. Это когда год сменяет год и род сменяет род, но каждое новое дело человеков – это новый этап предыдущего дела. Деды возвели фундамент, отцы – стены, мы же делаем крышу, а дети наши займутся внутренней отделкой – так в старину возводили (порой столетиями подряд) великие храмы, светочи культуры, чудеса света, и доселе поражающие воображение.

Что вытекает напрямую последовательности? Из неё вытекает ПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ человека и его поступков. Последовательный человек всегда поступает определённым образом, а значит – можно надеяться, что он не изменит себе и своему стилю поведения. Отсюда же возникает слагающая нравственность, как цемент, УСТОЙЧИВОСТЬ НРАВОВ.

Год сменяет год, род сменяет род, поколение приходит за поколением – а злом считается всё то же, что и при пращурах, и добром – то же, что при прародителях.

Представления о добре и зле приближаются к абсолютным, они устоявшиеся, нерушимые, освященные традицией и опытом поколений. Другой прочной опоры для устойчивой нравственности придумать невозможно.

Изменчивость и переменчивость в поведении – размывает и разрушает представления о добре и зле, добром начинают называть что попало, и злом – что попало…

Таким образом, цивилизация как накопление сил для восхождения к высотам духа, знаний, сил и возможностей человека неразрывно связана с ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬЮ.

Для того, чтобы народ стал великим – он сперва должен стать последовательным в своих устремлениях: как поётся в песни «выучится ждать, быть спокойным и упрямым».

Последовательность в попытках рисовать – создаёт всё более и более совершенную живопись, последовательность в занятиях натурализмом – всё более и более точное естествознание и т.п. Всякое мастерство, как и его нарастание, связано с последовательностью человеческих действий, мыслей, мотиваций. Бей в одну точку – рано или поздно пробьёшь любую стену!

Но давайте задумаемся – какая последовательность самая последовательная? Какая устойчивость самая устойчивая? Какое поступательное движение – наиболее уравновешено? Разумеется, это связано с инфинитикой, представлением о вечности и бесконечности – которые освобождают последовательность мыслей от границ во времени и пространстве.

Всякий великий ум стремится именно к вечности, преодолевая границы своего биологического и исторического времени.

Интерес к личностям в цивилизации связан именно с их стремлением к вечному, нетленному, абсолютному, неограниченному ни местом, ни временем. Классика рождается из вечного значения каких-то находок, открытий, знаний, приёмов искусства.

+++

Итак, цивилизация – это накопительная последовательность знаний и ценных предметов.

Иначе её невозможно вообразить – попробуйте, и убедитесь сами! Не может быть цивилизацией среда, которая расточает и выбрасывает свои находки, в которой поиски и стремления лишены преемственности и последовательности. Не может цивилизация быть не бережливой к своим ценностям, не может забывать уже обретённых знаний, хоронить уже совершенные открытия. Ведь, поступая так, она не двинется вперёд, а станет топтаться на месте. И ничего цивилизованного в ней не останется – расточительная непоследовательность и «жизнь на всю катушку» без прицела на вечность – свойство дикости, варварства.

Зародившись в уме человека представления о бесконечном и вечном, как о реальности его мира, преображают человеческую психику.

Из технического приспособления по вышибанию ресурсов у соседа по планете (помогающего съесть медведя так, чтобы медведь тебя не съел) – ум, психика становятся бесконечно и вечно пополняемыми кладовыми сведений, имеющих порой весьма и весьма отдалённое отношение к непосредственной жизни конкретного биологического организма.

Возникает ключевое для цивилизации противоречие между духом и телом.

Дух, интеллект, мысль устроены так, что не делиться ими – значит убить, удушить их. Уму нужны носители знаний – советники и ученики, слушатели и спорщики, уму необходимо делиться знаниями, отдавать и получать знания извне, чтобы жить. Поэтому ум, дух, интеллект стремятся сохранять других людей, потому что другие люди для ума – или учителя, или ученики. Из стремления духа вещать, восприниматься, расширятся при обмене, умножаться при делении – рождается социализм, стремление сохранять жизнь другим людям, создать им уют и благополучие наравне с собой, а может быть – и вперёд себя.

Интересы тела прямо противоположны. Если ум делясь, умножается, то противоположная ему материя, делясь – убывает. Знание, поделившись пополам между людьми, становится в два раза больше. Пирог же, поделенный пополам между людьми, становится в два раза меньше.

И главное в этом противоречии – что для человека важнее. Выбрав, что важнее – он решит для себя, спасать ли соседа, облагодетельствовать ли его, или же, повинуясь зоологическим инстинктам, попытаться вытеснить, уничтожить соседа-объедалу…

Корни деления на социалистическую или капиталистическую ориентацию лежат именно здесь, у самых истоков цивилизации. Если для меня важнее дух и ум – то для меня люди-братья, они носители информации, они помогают моему разуму расти, делясь с ним своими знаниями.

Если же для меня важнее желудок – то я поступаю как любой зверь: гоню и преследую себе подобного, чтобы он не съел моей пищи, не забрал моей самки, не заполнил собой моего жизненного пространства, не воспроизвёл вместо меня потомства и т.п. Капиталистическая конкуренция – это опрокинутая в человеческое общество зоологическая реальность, не желающая отличать человека от животных и заставляющая человека вести себя в точности так же, как и животное любого другого вида.

А что отличает человека от животного? Мысль? Мысли есть и у зверей. Звери умеют строить (медведи, бобры), звери имеют свои законы стаи, звери порой даже говорят человеческим языком (попугаи) и т.п.

Единственное, что отличает человека от животного – это инфинитика, способность и возможность ума (да и то только при желании) вместить в себя представления о вечности и бесконечности.

Мысль животного может быть порой и достаточно сложна, но она действует всегда в замкнутое время и в замкнутом пространстве.

Зверь не может передать потомкам накопленного знания. Муравейники или берлоги, плотны бобров или рои пчёл передаются из поколения в поколения но не совершенствуются. При всём их изяществе и сложности – они такие же, какими были и тысячи, и миллионы лет назад.

Это связано с тем, что даже у высших животных нет возможности вообразить бесконечность, вечность, безграничность. Они понимают, что есть вещи малые или большие, но не более того. Зверь во всём пределен – человеку же дано переходить пределы.

Поэтому человек развивает цивилизацию от ступени к ступени, а совершеннейшая архитектура улья или муравейника навеки застыла на одной и той же ступени. Представления о вечности, о её возможности, реальности, о её законах и правилах – отделяет Человека от животного. Но не всякого человека, увы…

+++

Что же даёт инфинитика уму? Мечту и попытку служить вечности и сделать свои дела вечными, а свои поступки – вечно, неизменно правильными. Так в мир овец и волков приходит третья фигура – пастыря[6]. Он не овца, то есть не беспомощная жертва, но и не волк, то есть не упивающийся доминированием ненасытный хищник.

Эта третья фигура, пастырская, переводит зоологию в политологию. Если существует грань между зоологией и политологией (притом, что много в этих науках и общего) – то она пролегает именно здесь, когда между хищником и жертвой встаёт фигура Хранителя.

Он не только хранитель людей, но в первую очередь – волкодав, губитель хищников и упырей, хранитель знаний и культурных ценностей, оберегающий НАСЛЕДИЕ – главное в цивилизации, позволяющей ей двигаться, а не начинать с каждым поколением всё с начала.

То есть, логически отслеживая события в мировой истории, мы добрались с вами до первичного зерна цивилизации – представлений о вечности и бесконечности, специфически свойственную только уму человека, и только развитому уму человека.

Инфинитика породила стремление к служению вместо зоологических бегства или упоения доминированием.

Стремление к служению высшей из всех сил – бесконечной и вечной (а больше их ничего по определению нет) – породило последовательность и преемственность в накоплении знаний, умений, навыков, сил, традиций, представлений и т.п.

Стало складываться то, что в науке называется «школами» - то есть преемственное развитие знания от учителя к ученикам, а от них к их ученикам, когда ничего не теряется, а только дополняется и расширяется.

Отсюда и материальное величие цивилизации рядом с шатрами и шалашами дикости: колоссальные пирамиды, храмы, башни, иные колоссальные постройки бросали вызов вечности, стремились пережить весь род людской, отражая уродливо-материалистическое, первично-примитивное представление фараонов о бесконечном и вечном. Сюда же относятся и попытки бальзамировать трупы, устраивать им посмертную жизнь в усыпальницах и т.п. Всё это попытки человека обрести вечность, вырваться из тенёт своего временного пребывания.

Зверю такие попытки были бы чужды, он их просто не понимает. Чужая смерть к зверю отношения не имеет, он её не понимает, а свою он не воспринимает – поскольку пока он жив, его смерти нет, а когда пришла его смерть – его самого уже нет. Так они и разминулись со смертью – всегда и всюду в зоологии. Но не в политологии!

Инфинитика производит размежевание, не только ключевое для цивилизации, но и роковое для рода человеческого, для его судьбы и истории, для его будущего.

Дело в том, что все осмысленные поступки человека, в отличии от инстинктивных, продиктованы его психической мотивацией. Человек вначале задумывает поступок – и лишь потом его совершает. Поэтому мотивация – мать поступка.

Но откуда берётся сама мотивация? Если человек руководствуется представлением о вечности, бесконечности, инфинитике – он стремится к накоплению благ и возможностей культуры. Он, понимая свою смертность, стремится побольше оставить после себя, и работает (мотивирован) именно на это.

Если же поступки человека определяются меркой сиюминутности, уложены в конечное время, особенно кратковременое, то он стремится не оставить побольше, а наоборот, побольше забрать, вобрать, «перевести на кал», съесть всё доступное – и понаоткусывать то, что уже в желудок не лезет – лишь бы другим не досталось.

Такой человек мотивирован отжимать окружающую среду «досуха», его поведения мало отличается от поведения грызунов или саранчи на полях.

Соответственно и результаты такого поведения – мёртвое и выеденное до ноля пространство: человек прожил жизнь и постарался, чтобы за пределами этой жизни никому ничего не досталось бы.

Всё, что осталось другим людям, такой человек рассматривает как личную потерю, личный недосмотр, проявление своей слабости или глупости.

Естественно понять, что цивилизация рассчитана под мотивации первого типа (побольше оставить людям после себя). И нетрудно понять, что она совсем не рассчитана и несовместима с мотивациями второго типа (побольше отобрать у людей себе и утащить в могилу за собой).

+++

В современности сложилось очень странное и опасное представление о цивилизации. Обыватель воспринимает её бездумно, как некую объективную реальность, данную ему в ощущениях. То, что техника реагирует на ту или иную кнопку – кажется обывателю достаточным знанием, чтобы сохранять цивилизацию.

Творец цивилизации, человек, становится всё более и более неумелым её пользователем, надеющимся «в случае чего» - вызвать техника починить сломанное. Но в том-то и дело, что техники – это мы с вами, и других мастеров по ремонту цивилизации, кроме нас, не существует: некого вызывать в случае поломки[7]!

Нужно понимать, что цивилизация с её телевизорами, батареями, лампочками, унитазами, газовыми и электрическими плитами и т.п. была не всегда. А это значит, что она не является для нас объективной реальностью, как гора Джомолунгма. Она является производной от нас субъективной реальностью и отдельно от нас не существует. Она есть – пока есть достойные её носители. Исчезают достойные её носители – уходит и сама она в толщи археологических отложений…

Если цивилизация была не всегда – значит, она возникла. Кто бы спорил? Факт совершенно неопровержимый. Но как, почему? Почему не на тысячу лет раньше? Или позже? Почему именно тогда, когда её фиксирует память хронологии? Ведь событие, имеющее точку начала во времени – это событие, порождённое совокупностью факторов. Если бы они не сложились в этой точке времени – то и события бы не было, оно состоялось бы в другое время в другом месте или вовсе не состоялось бы.

Что же такое цивилизация? Поскольку сломанный холодильник или телевизор не означают конца цивилизации при всём гигантизме свалок их сброса – значит, цивилизация не есть техническое устройство. Она производит технические устройства, окружает себя ими, избавляется от них, заменяет на новые, и, следовательно, с конкретной техникой роковым образом не связана. Человек может отказаться от лошади в пользу автомобиля, от свечи в пользу электрической лампы – но цивилизация от этого не пострадает, наоборот, станет более развитой, взойдёт на новую ступень.

Получается (следите за моей мыслью!) – что цивилизация есть совокупность общих созидательных идей.

Выброшенные на необитаемый остров цивилизованные люди могут многое забыть из прежней жизни, а многое станет для них недоступным. Тем не менее, из общего набора общих идей, слагающих цивилизацию, они и на новом месте начнут строить нечто цивилизованное, по мере сил стремясь создать подобие своего прежнего уклада.

Не всякий цивилизованный человек знает медицину, или электротехнику, или агрономию, или астрономию, и т.п. Но он не перестаёт быть от этого цивилизованным человеком. Потому что общие идеи, породившие конкретные науки, следуют прежде конкретных наук, в качестве общих, базовых принципов НЕ СТОЛЬКО ЗНАНИЯ О ЖИЗНИ, СКОЛЬКО ПОНИМАНИЯ ЖИЗНИ.

Совокупность общих созидательных идей формирует цивилизацию. Это значит, в числе прочего, что совокупности разрушительных идей будут её разваливать. Об этом мы поговорим в следующей статье нашего просветительского цикла.

(Продолжение следует)

[1] Общество спектакля западной демократии в устойчивых олигархических обществах.

[2] «Перестройка» 1985-91 годов в СССР.

[3] Знаменитый американский экономист Лоуренс Котликофф (лауреат Нобелевской премии по экономике за 1972 год) в 1993 году сообщал:

«В США в течение последних 10 лет конфискация собственности выросла от 10 миллионов долларов в 1985 году до 644 миллионов долларов в 1991 году. Эта цифра увеличилась почти вдвое в следующем году, когда правительство конфисковало собственности на сумму свыше 1 миллиарда долларов… Быстро растущий список видов причин, из-за которых ваша собственность может быть конфискована, в настоящее время включает в себя свыше сотни видов придирок: начиная от уклонения от уплаты налогов, отмывания денег - и кончая нарушением законов об охране природы».

[4] В «МК» от 21.01.10 была опубликована мемуарная статья Ю. Лужкова и Г.Попова «Еще одно слово о Гайдаре». В ней сказано, в числе прочего, следующее: «…об ушедшем нужно говорить хорошо или ничего. Но об ушедшем нельзя врать. …Был февраль 1992 года. На совещании, которое вел Егор Тимурович, рассматривались неотложные меры по финансированию социальных программ… Шло обсуждение социальных вопросов по строительству школ, по пенсиям, к тому времени почти обнуленным, по сбережениям граждан, тоже превратившимся в пыль. И все тот же один из авторов этой статьи проинформировал Гайдара о том, что в Зеленограде наша медицина зафиксировала 36 смертей из-за голода. На это Гайдар ответил просто: идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, а уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям, — дело естественное. Тогда его спросили: Егор Тимурович, а если среди этих людей окажутся ваши родители? Гайдар усмехнулся и сказал, что на дурацкие вопросы не намерен отвечать. Следующий вопрос — о строительстве школ и детсадов. Следует ответ Гайдара: денег нет, останавливайте строительство. Государство денег не даст. Тогда это было слышать неожиданно и даже жестоко. Но по прошествии 18 лет можно понять, что ответы эти были не спонтанными, а соответствовали той страшной логике, которую реализовало Правительство России в гайдаровское и последующее время, вплоть до начала двухтысячных годов.

[5] Благодать понимается как действенное снисхождение Бога к человеку, действие Бога, изменяющее сердце человека, и само свойство Бога, указывающее на Его доброту и милосердие. Словом «благодать» могут переводиться и близкие по смыслу термины других религий — в частности, исламское барака, имеющее общий корень с ветхозаветным понятием, означающим благословение.

[6]«Пастырь добрый душу свою полагает за овцы» - говорит книга, на которой строилась Европа и Россия, Евангелие. Аналогия более чем точна. (Иоан. X:11). Служитель истины – не слабак, но он и не хищник. В определённом смысле он – сильный и могущественный служитель беспомощных слабаков. Первейший пример – добровольное рабство добрых родителей у несмышлёного, слабого, беспомощного младенца. Добрые отец или мать скорее сами погибнут – чем дадут погубить младенца.

[7] Зашедшие сами в тупик и заведшие туда цивилизацию советские обыватели попытались дозвониться в службу технической поддержки по имени Запад. И действительно, по звонку Ельцина в Америку прибыли "ремонтники", именующие себя «специалистами», и так «потрудились», что долго не забудет этого кошмара ни Россия, ни человечество!

А. Леонидов, специально для ЭиМ