Писатель функционал

Глава 3. Поехали!  

Международный аэропорт Внуково встретил Ивана празднично разукрашенными стеклянными глазами и погрозился: «Внуки, Внуки, Внуки!»

Старый холостяк от досады плюнул. Потёр свои бессонные, не очень трезвые глаза и разглядел надвигающееся на него слово «Внуково». Чертыхаясь, он зашёл внутрь ни на минуту не прекращающего свою работу взлётно-посадочного муравейника. Людей было немного, но все они куда-то летели.

«Наверное, как и я, на работу», — подумал Водкин и поплёлся к кассам.

Прямой рейс до Благовещенска отсутствовал, а с пересадкой в Новосибирске лететь предстояло более двадцати часов, и вылет аж в девять вечера.

— Я не успею, мне первого января надо быть на работе, на космодроме Восточный. Димон Олегич Розгов, он знаете какой, он ждать не станет!

Девушка-кассирша за стеклянной амбразурой перестала скучать, подняла хорошенькую головку, захлопала новогодними сверхпушистыми ресницами, ласково посмотрела на Ивана незамужним взглядом и почти воскликнула:

— О, да для таких как вы, космонавтов, у нас есть особый рейс: летательная капсула по маршруту Москва-Восточный! Время вылета индивидуально, цена билета — десять тысяч, время в пути — тридцать минут, полёты происходят в тестовом режиме.

— Давайте, — вяло и неуверенно ответил Водкин, вспомнив шумиху в мировой прессе об этих экспериментальных баллистических рейсах, которые пока закрыты для массового использования из-за продолжающихся разработок в этом направлении.

Писатель купил билет на капсулу, весело подмигнул кассирше и спросил: «А как вас зовут, сударыня? Нарисуйте-ка мне ваш номерочек для связи, так сказать, прямо на билете!»

Нет, нет, ничего подобного он не сказал. Тридцати восьмилетний пентюх опустил свои малюсенькие реснички и промямлил:

— Куда идти то?

Скажу по секрету, наш герой до дрожи в коленях испугался лететь куда-либо со скоростью ядерной ракеты.

Но девушка за толстенным стеклом растянула губки в улыбке «последняя надежда» и незамужне махнула на дверь с надписью «Полёты на Марс и наяву».

Водкин-Безделкин сухо кивнул раскрасневшейся женщине и побрёл навстречу загадочному пространству, манящему, увы, не его, а чьи-то чужие инстинкты. Жизненный советчик робко пискнул уведомлением с одним-единственным незамысловатым словом «Козел», но через секунду и целой фразой: «Подискутируем на тему брака?»

Но Ивану было не до того, ведь впереди его ждала совсем другая, космическая жизнь, и бабам там не было места вовсе. Советчик хмыкнул и написал: «Не сцы, козёл, прорвёмся!»

За дверью писателя встретил небритый стюарт или диспетчер — неважно, он пожал Безделкину руку как родному, представился:

— Инструктор Падалкин, — он деловито забрал у пассажира билет, прочёл ФИО, хмыкнул и повёл его к летающей капсуле по длинным коридорам, а по дороге весело рассказывал о предстоящем полёте и о том, что ничего страшного в этом нет. — Вероятность падения теоретически равна тринадцати процентам. Но в этом то вся и фишка! Тринадцать — число роковое, несчастливое. А когда трагическое число становится коэффициентом самих трагедий... Пардон, неудач, то оно антагонирует само себя, превращаясь ни то чтобы в счастливое число, а просто-напросто навсегда исчезает в пространстве. Поэтому у нас неудачных полётов нет и быть не может. Понятно?

Иван ничего не понимал, но машинально кивнул.

Инструктор продолжил:

— Вес капсулы десять тонн, дальность полёта — восемь тысяч километров, средняя скорость — шестнадцать тысяч километров в час, максимальная высота подъема капсулы над землёй — двести километров, траектория — дуга, а угол запуска — восемьдесят восемь градусов. И неспроста, ведь восемьдесят восемь — одно из очень сильных чисел, оно обозначает практичность, надежности, мощь, стремление потенциал, достижение успеха. Мистическое значение числа восемьдесят восемь соединяет в себе два символа бесконечности. Однако, здесь существует опасность того, что в своём вечном движении по замкнутому контуру, оно тормозит прогресс и развитие, а в конечном итоге...

Падалкин не договорил про конечный итог и снова переключился на инструктаж:

— Получив поступательную скорость в вертикальном направлении, баллистическая капсула с помощью программного механизма, из вертикального положения переходит в наклонное. Двигатели работают только в самом начале старта, после чего капсула летит уже по инерции, описывая почти эллиптическую траекторию. На нисходящем участке траектории скорость полета постепенно увеличивается. При снижении в плотные слои атмосферы, аппарат летит с максимальной скоростью. При этом происходит сильный разогрев обшивки и её последующее сгорание в атмосфере. Но до этого момента капсула успевает выплюнуть пассажира. Он какое-то время снижается в свободном падении, находясь во второй капсуле, поменьше, а потом вторая капсула раскрывает свой парашют. И мягкой посадки вам, Иван Петевич! Приземление произойдёт в западной зелёной зоне, приблизительно в киллометре от космодрома.

Иван Петевич почти в предобморочном состоянии ковылял за бодрым стюартом, диспетчером или инструктором — неважно. Громадьё переходов наконец закончилось, и они попали в комнату «Старт-блок», нашпигованную аппаратурой. Посереди комнаты блестел цилиндр диаметром приблизительно два метра, и было видно, что он начинался ниже этого этажа, а заканчивался выше, то есть прорывал помещение насквозь и устремлялся, наверное, в небо. На стене под стеклом висел самый настоящий космический скафандр.

«Вау!» — хотел было выразить свои эмоции писатель, которых уже почти не осталось, но промолчал.

Стюарт подмигнул Водкину, отодвинул стекло и достал скафандр.

— Одевайте, — сказал так он легко и просто, как будто это была экскурсия на аттракционы, а не реальные полёты в космическом пространстве термосферы.

Иван проникся спокойной уверенностью стюарта и кое-как впялил себя в неудобное снаряжение.

— Не волнуйтесь! — Падалкин похлопал Ивана по плечу. — Система всё сделает сама, перегрузки отключены, вы ничего не почувствуете, садитесь поудобнее.

И он открыл цилиндр. Там чернело вертикальное сидение, повторяющее формы человека в скафандре. Иван, пыхтя, влез. Капсула захлопнулась и послышался громкий шум, рокот, сильная вибрация, а далее толчок и свист. Но после этого ничего не произошло, Безделкин ничего не ощущал, а слышал всё тот же рёв и свист. Через десять минут звездолётчик догадался, что он летит. Страх ушёл.

«Будь что будет! — подумал он. — Интересно, а как снаружи выглядит моя капсула?»

Иван вспомнил, что улыбающаяся девушка обещала ему полчаса полёта, поэтому надо было хоть чем-то занять свои мысли. Занять руки не представляло никакой возможности, ведь его маленькое обитаемое пространство было чересчур узкое. Окна наружу тоже небыло, лишь голубой свет освещал то, что было перед лицом — гладкую металлическую поверхность, на которой сверкали красненькие буквки «Счастливого пути, лётчик-испытатель!» От этой надписи становилось жутко, и писатель закрыл глаза. Полегчало. Он поскучал, поскучал и попробовал сочинить стих:

Размечта-мечта-мечталось

перед этой красотой:

длинноногими шагами

ходят звёзды надо мной!

А когда моя ракета

в дальний космос полетит,

и плане-плане-планета

ей дорогу осветит

длиннорукими лучами.

Их увидит даже тот,

кто нашу Землю изучает

из созвездья Гончих Псов.

Размечта-мечта-мечталось

перед этой красотой!

Но случайно показалось,

что пора уже домой.

Поэт загрустил, он вспомнил о своих якобы нерождённых детях, всех пяти. Нет, шести. А впрочем, неважно.

— Выживу, женюсь! Нет, всё равно не женюсь, — нарочито громко сказал Ваня и подождал знакомого писка Жизненного советчика, но тот сиротливо молчал.

«Связи нет», — догадался космонавт и загрустил ещё больше, но не выдержав своей грусти, попытался о чём-нибудь подумать. По его внутренним подсчётам время полёта как бы уже и вышло. Иван зажмурился. Ух!

(Продолжение следует, начало тут https://www.proza.ru/2015/11/16/258 )

×

Оригинал