Вот почему-то поездку саму - поезда, рюкзаки, машинки... Не помню. У меня память о том стройотряде начинается, примерно, с ощущения - стоим мы неорганизованной грудой на берегу какой-то маленькой речки, через которую расстилается поле зреющего зеленого гороха в стручках (он нас потом немного спасал для жратвы, хотя сидеть над сортиром от него приходилось ну без всякого удовольствия), палатки были не все разбиты. Отряд квартирьеров, среди которых был один мой спаринг, Серега, он даже специально сдал сессию и его отпустили строить наш лагерь, он мне показал, где лучше жить.
Итак - лагерь. Речка под скатом, через нее - поле гороха, это уже сказал. В самом низу ската, перед самой речкой - скамейка на три человека максимум, вообще-то, на два, чтобы девченки своих избранных смущали дурацкими девчоночьими предложениями. (Я-то на ней сидел не с девчонкой, мне рано было еще жениться, я сидел с будущим главарем нашего переводческого цеха Союза Писателей Бакановым, он тоже был там; тогда он был не толстым, как сейчас, а худым, читал в подлиннике Гаррисона и восхищался Вангелисом, его диски были большой редкостью у нас, а он перед отправкой сюда - купил за бешенные деньги два лонгплея болгарского выпуска, в общем - страдал парень, а я его понимал, хотя бы и завидовал, но понимал.)
На запад стояла столовая - кажется, равномерные столбы, крытые толстым полиэтиленом, в четыре длинных стола со скамьями, под дальним углом была раздаточная, где суетились девчонки-кухарочки, разбрасывая кашу поутру, потом суп и вермишель в обед, и на ужин - очень скудный какой-то дурной из банок - туристстский концентрат... Вот сразу признаюсь, мы продержались всего-то чуть больше недели, потом восстали! Весь состав командиров отряда вызвали в столовую - и орем, что мало, что голодно, больше каллорий! (Из нас же растили теплотехников в том числе, понимание каллорий было заложено капитально.)
Кто-то из начальников, как помню - заорел, что мы хлеб не доедаем... И для доказа вынес здоровую, алюминиевую, литров в 50, быдью с какими-то огрызками хлеба. Но мы уже так оголодали, что бросились и эту бадью огрызков - вычистили, причем почти отталкивали друг друга! Это - мы-то, вполне талантливые себе (как думали прежде) и комфортно-проживающие люди!
После этого нам рацион увеличили почти в два раза, но при этом каждый из дураков, которые были входи в штабной шатер, говорили, что мы при этом уменьшаем свой заработок в итоге всего стройотряда. А нам было - плевать, жрать же иногда хотелось так, что сводило брюхо, надкусанные краюхи готовы были на удачу тащить!
Еще помню, как-то раз - холодно вдруг стало, я был с ночной, сплю себе. Вдруг ребята из первой утренней смены пришли, укладываются тоже поспать или хотя бы покемарить, и с меня стаскивают одеяло. То бишь, хлопцы из чужой 125-й группы толкуют, шо у них в Краине - жарче должно быть, а значит, хорошо бы два одеяльца. И мой сосед по кровати, кстати, тот самый Генка, который меня подбил на этот стройотряд, кровать которого стояла в пару с моей, а кровати были разделены по парам, говорит, - вот у этого, мол, сдерни... Шутка такая. И с меня, согревшегося под одеяльцем - сдергивают, остаюсь под одной простынкой. Куда-то в дальний конец палатки уносится мое одеяльце...
Взъерепенился я, мало, что спать мешают, но еще и в холоде оставляют, прямо голыми ногами по кроватям скачу, сдергиваю свое одеяло где-то на пятом месте, народ-то под моим топотом орет, что я - озверевший... Вернулся, завернулся, лег снова, сплю... А рядышком по кровати Генка четко так говорит: - Вы как хотите, хлопцы, но больше так нельзя, он мне, когда тут бегал, яйцы ... ненароком. Посмеялись все, это была классная расслабуха.
Еще у нас было за палатками два поля. Воллейбольное, с сеткой и разметной. И большое, совсем без разметки - футбольное. И был у нас какой-то паренек, до сих пор его помню, Игорек Израилев, тот был совершенно - футболист. Он два-три гола делал, и он, как сейчас думаю, научил меня играть в футбол не ногами, а телом. Он был в своем стиле между нами - студентами, - как водка между пивными стаканами, как свая между шестами, как трактор между колхозниками, как Россия между Европой. Он показывал такие штуки, которые даже и не все понимали, мне мало кому с мячиком приходилось восхищаться, но его я вдруг - полюбил, наверное, потому что понял мячик и футбол.
Еще у нас была своя музыка. Ленька - тренькал на довольно приличной гитаре, а еще он вдруг стал выносить на публику, потому что к костру побаивался прежде вынести - челесту. И у него вторым номером был Женя, мы звали его - Джон, очень похож на Леннона был, даже подчеркивал своими круглыми синими очечками. Джон гонял на наборе губных гармошек вполне себе композиции. Их у него былоштук сорок или даже больше, в чем-то кожанном, похожем на патронташ. Лучше всего они делали Эль Кондор Пасса... В то время очень популярную. А когда Джон взял гитару, они вдвоем с Леней сделали какую-то Саймон-Гарфунгельскую штуку, хотя в конце - не пели, должно быть - слова забыли. Или не хотели звуки струн портить.
Девченки, конечно, должен признать, набегали на наши костерки - многими тучами. Они-то еще не понимали, что зона комфорта - закончена, что тут КАМАЗ, детка, что это - стройотряд... Они были чуть моложе, чем мне сейчас даже кажется, активнее, яснее и куда любовнее, чем все якобы художественные фоты или другие изображения с сиськами или вовсе голышом. Те девчонки, наши - были сладкими и желанными, а они это чувствовали, и были не в упреке к нашим приставаниям... Хотя - какие приставания? Проведешь по коленке или чуть выше... Уже трепет в душе, а она же, пусть и просто не дрогнула, стоит рядом, но чувствует... А то и ладошку кладет на плечо, чтобы ты не понимал себя дураком за то, что к девченке тянет... В общем, некоторое впечатление и от девичьих предложений - тоже было.
Но это был - быт. А главным была - работа. Вот она-то, возможно, вдруг заслонила у нас все остальные впечатления.
Оценили 24 человека
65 кармы