«Ладожским „Титаником“» назвали потомки катастрофу баржи 725, затонувшей на великом и бурном озере в ночь на 17 сентября 1941 года, в ходе эвакуации людей из блокированного Ленинграда. Задачей кинематографистов было превратить историю трагедии в военно-героический фильм, который стал бы своего рода символом подвига города на Неве. И справиться c этим режиссеру Алексею Козлову удалось попросту блистательно — фильму смело можно пророчить не меньший зрительский успех, чем «Т-34». Уже первый день предварительного показа он продемонстрировал не меньшую заполняемость залов, чем прогремевший только что блокбастер.
К фильму, безусловно, будет предъявлено немало претензий за недостаточную историчность. Баржа не была потоплена немецкой авиацией, а затонула в шторм из-за открывшейся течи, погибло около 1000 человек, чуть менее 500 удалось спасти, и эта спасательная операция и была настоящим подвигом. Однако баржи на Ладоге гибли и от авианалетов, так что совмещение нескольких трагедий в одной абсолютно оправданно. Главное, что получилась убедительная картина борьбы города в первые дни блокады.
«Спасти Ленинград» — это, прежде всего, колоссальная сценарная удача. Удалось создать такую увлекательную историю, в которой до самого финала не поймешь, кто хороший, кто плохой, кто трус, а кто нет. Акценты в характерах персонажей меняются многократно, и каждому дается шанс показать себя. Своеобразным символом движения сюжета становятся часы «папенькиного сынка» курсанта, про которые мы в конечном счете знаем, у кого они окажутся, но все труднее вообразить, как же это вообще может произойти.
И тут, пожалуй, тот редкий случай, когда «спойлерить» сюжет рецензенту действительно совестно — посмотрите сами. Отмечу только, что фильм построен на экзотическом и в некотором смысле элитарном приеме пропуска ключевого события, которое нам показывают лишь в конце и которое по-другому подсвечивает мотивы главного героя. Поэтому настоящий «свет» в сюжете включится только в финале.
В ленте «Спасти Ленинград» ощутимо влияние и «Титаника», и «Спасти рядового Райана», а более всего — «Дюнкерка» Кристофера Нолана. И самое поразительное то, что Козлову удалось в некотором смысле превзойти одного из ведущих гениев современного кинематографа (превзойти, разумеется, использовав его наработки). «Дюнкерк» — фильм невыносимый своей пустотой, медленностью действия, унылостью и неисторичностью наполнения кадра, точно вещи мешают режиссеру и он хочет поместить героев в мир снов из своего «Начала».
«Спасти Ленинград», напротив, фильм в котором полно ярких красок и бросающихся в глаза вещей (работа художников и мастеров реквизита — вообще выше всяких похвал, фильм буквально фонтанирует яркими картинами, красками и вещами), шуток (про «дочь адмирала Макарова» — реально смешная), романтических конфликтов. И вся схема нолановской истории о пересечении Ла-Манша — эвакуация, дезертирство, тонущие баржи, авианалеты — наполняется на Ладожском озере живыми людьми с яркими характерами, остроумно построенными сценами, неожиданными поворотами, и ты ни на секунду не задаешься вопросом, зачем я трачу на это свое время, тем более, что времени требуется не так много — всего час сорок. Расплатиться за это приходится несколько смазанным, как бы на «ускоренной перемотке» финалом, но самое главное к тому моменту уже сказано.
Как и большинство лучших произведений современного русского кинематографа, «Спасти Ленинград» — это фильм без плохих людей. Открыто сформулированный мотив «все мы русские и защищаем свою землю» отливается в то, что каждому: врачу-бывшему зэку, суровому старшине, капитану буксира, музыканту, строгой учительнице, включая даже следователя НКВД, на котором сделан главный негативный акцент, — находится свое место.
В последнем случае это «примирение с палачом» несколько искусственно, как несколько искусственно превращение истории реальной баржи, погибшей из-за нераспорядительности начальства ладожской флотилии, в историю героической гибели от рук врага. Однако военное кино — это всегда формирование героического мифа.
Недавние истеричные претензии к России в западной прессе в связи с празднованием снятия блокады были связаны именно с тем, что в то время, как для современных западных стран характерна духовная демобилизация, дегероизация собственно прошлого, представление войн ХХ века как чреды страданий и преступлений. В этом есть смысл, особенно в немецком случае, поскольку деяния их дедов и прадедов и в самом деле были преступлениями, как бы красиво ни была сшита ладно сидевшая на них черная и серая форма.
Однако когда немецкие журналистки читают нам лекции о том, как мы должны считать историю блокады Ленинграда чредой ужасов и преступлений, то, во-первых, это были преступления ее предков, приведших к ужасным страданиям нашего народа. А во-вторых, мы с этим ужасом справились и победили. И поэтому наш героический миф о победе имеет право на существование. И ни немцам, ни американцам, ни кому еще никогда не уравнять наш героический миф о победе с позором германского поражения. Мы имеем право праздновать свою победу так, как хотим, и рассказывать свою историю так, чтобы она на примере подвигов бывших звала к подвигам новым.
Оценил 1 человек
1 кармы