ЛИСАПЕТА

Его благородию оберполицмейстеру Расшибееву от десяцкого Поливайкина 

ДОНОС 

Ваше благородие Никита Федотович, пропадаем как есть и скоро совсем пропадём, никакого житья, везде несправа! Особливо, как преставился старый барин Путятин, да приехал с ниверситету его сынок.

Пока Евгений Ляксандрыч с новизной в усадьбу не явились, - всё шло как шло, никто не жаловался: в Липках полтораста дворов, да тут, в усадьбе восемьдесят, да околоток. Все и в кабак ходили, и в долг брали под процент за здорово живёшь, и в батраки продавались, жизнь шла. Один у нас раньше был неблагонадёжный: кузнец Никифор Миколаев, а таперича – жуть. Всё прахом.

Почалося, что брал у меня молодой барин подводы подённо чтоб доставить на усадьбу полторы дюжины коробов картоновых больших, какие он выписал по весне с Ермании. А про те короба мужики усадебные залатали старую конюшню, что батюшка его, доброй памяти, закинул ещё до поры, как царь-освободитель крестьянам волю дал.

Ежели старый барин Путятин платил Елекстрическому Обчеству Малафеевых за свет и насосу по шестьдесят копеек на циферблатную силу, то Евгений Ляксандрыч эту облигацию с Малафеевыми сразу отверг! А чтоб освещаться и качать воду, - дом свой подвёл медью к той самой конюшне.

«Ладно, - думаю, - видать молодой барин соделать решил такую ж Паровую Уаттовскую Динаму, как у Малафеевых! Им, конечно, в наклад, да зато можно б мне и тут подрядиться на поставку углю каменного, да столбов». Паче, что Малафеевы последний год жмут цену, подлецы, - всё на качество кивают. А моё качество, батюшка – лутче на свете нет, уж ты знаешь!

Ан, только, - глядь! Елекстричество у молодого барина в дому есть, а ни дыму от старой конюшни, ни золы! И уголь не берёт, да и трубы – совсем нету! Во как!!!

Взял меня интерес – как оно так выходит? Да к тому ещё Малафеевы выспрашивают, - ить убыток! Неделю мне пришлося мучиться да примеряться, а тут опять Евгению Ляксандрычу бумага, - мол, новые короба пришли. Тут уж напросился сам ехать на полустанок, да носить. Тяжёлые… Но, зато, в конюшню барскую попал. Углядел!

А в конюшне, Никита Федотович, устроена Лисапета. Крамола полная! Внутрях всё бело побелено, пол чисто метен, мужики на сёдлах сидят, ноги вдеты в пядали, а теми пядалями через циферблаты крутют кажный свою динаму! От их – провода медные к чёрным яшшикам, а оттуда – наружу. Кумулятыры. Никакого пару, никакой Уатной машины.

Подивился, вышел вон, а у самого на душе кошки скребут. Видом никогда такой страсти не видывали, - не к добру эта крамола.

И, батюшка Никита Федотович, как словом – так и делом. Неделя, другая, вижу – деревенские перестали свечи брать по пяти копеек дюжина. Что за недолга? За воск плочено, заводик мой продукцию даёт, лавка затоваривается, - а сбыту того нет и нет. Мучусь! Думаю, - надо проведать!

Тут вторая бяда подоспела: кабак мой в просёлке опустел, народу идёт меньше да меньше, а в долг брать и совсем перестали. Ты надысь мне пенял, что процент, мол, падает, - а откуда, батюшка, ему и быть-то?! С усадьбы никого, с Липок ещё кто и придёт, - а и то путём не напивается. Остался только околоток, да оттудова ближе до Малафеевской наливной, и, чтоб ко мне шли, надо цену сильно спущать.

«Что за ужасть?!», - думаю, - стал разбираться. Вечор был в усадьбе, дык, вижу, - по всем домам от конюшни протянута пролыка елекстрическая. Свет. Тут на беду с кузнецом молодой барин: «А! Ты, говорит, Агафон?! Освещение. На избу кладём по копейке за две недели. Интересуешься?»

«Так точно-с, - говорю, вашвысокородие! Дивлюсь…» Он мне в ответ: «Это ещё что! Вот я тебя хотел сыскать по поводу столбов! Линию хочу в Липки тянуть!» В Липки!!! Это, - думаю, - таперича и тамошние тожа свечи брать не станут! Но виду не подал. «Отчего ж, - говорю, - раз такое дело, про столбы не отбеседовать…» Тогда Евгений Ляксандрыч меня эдак по плечу перчаточкой похлопали и пошли себе. И Никифор Миколаев с имЯ.

Ну, - думаю, - пронесло. Стал дальше проведывать.

А выходит, батюшка, что молодой барин кажному мужику за выданную на Лисапете циферблатную силу по копейке кладёт. И отбою нету! Денно-нощно стоят в очередь на пядали занестись, а их тама шесть пар зараз. Да ещё неоткрываные короба в дальнем приделе!

Видано ли дело, батюшка Никита Федотович, - по копейке мужику за два часа?!!! А мне невдомёк, пошто батраков на уголь стало днём с огнём не сыскать! Оно конечно, - или на день по дьве копейки, или вона што.

Займы стали вертать, подлецы! Третьего дня пришёл Микитка Криворуков, - долг возратил! Полтина да ещё десять копеек проценту. Улыбается, гадкое отродье, - «На!» - говорит. От как жить, батюшка? Вертают, - дык брать-то, видать, - уж не будут! Пить не идут путём, - ясно. Какой потом пядальный вертёж по циферблату? Везде убытки! Петро Быков всю выкупную на землю у барина пядалями выкрутил.

А пока крутют, - перед имя учителка с городу грамоту читает. Буки и веди. Смута? – Смута она и есть.

К тому поговаривают, будто Евгений Ляксандрович отписал в Ерманию чтоб прислали карточные станки для тканья. Пряжи бабы довольно делают, да всё возили на Малафеевскую мануфактуру. Я подводы даю… А тут – вон што.

Крамола, батюшка Никита Федотович, - такая крамола эта Лисапета проклятая, что жизни никакой не стаёт людЯм. Убивица. Сделай хоть ты што-нибудь, Ваше благородие, а то хоть самому на пядали садись!

Засим прощаюся, нещасный Агафон Поливайкин, десяцкий твоей милостью.