Утка

Дорога в весёлом солнечном отблеске, двигатель весело урчит, а Дима, умиротворённый утренним кофе, чуть шевеля рулевым колесом, ловко минует нечастые дорожные недоразумения, оставшиеся после ушедшей зимы.

Мысли Димины, от необходимости рано вставать чтобы проникнуть в город без сильных пробок, то возвращались к предстоящему существенному объёму на день,  то перебегали к ремонту машины и другим проблемам, связанным с добычей хлеба насущного.

- Да, - думал Дима, - бензин, смотри ты, - опять поднялся! А мне каждый день туда-сюда, туда - сюда. Это сколько выходит? Рытвины на асфальте как после бомбёжки, а всего-то зима. Его когда положили? Год-два?! Ёкарны…что это там? Собаку чтоль сбили? Мелковато…

Взгляд выхватил на встречке в рассветных лучах едва  заметный холмик, смахивавший издали на груду разлохмаченной ветоши. Замедлив движение, Дима постарался рассмотреть, - что ж за животина на полупустой дороге закончила жизненный путь под безжалостными колёсами, так и не успев перебраться с одной стороны ночной дороги на другую? Или это, может быть, какая-то утерянная дальнобойщиками старая тряпка валяется, то и дело попадая под автомобильные шины?

Была это не тряпка, не собака. На асфальте покоилась большая дикая утка. Из тех, что обычно подплывают к набережной, чтоб зевакам было удобней добросить им отщипнутый от сдобной булки кусочек. Со своими переливчатыми перьями и перламутровым клювом, утка, откинув крыло, валялась теперь на дороге кверху оранжевыми перепончатыми лапами, без дыхания, без кряканья и без других признаков своей отлетевшей утячьей жизни.

- Дура…- помыслил Дима, проехав мимо разлохмаченного перьевого комка, - видать, ночью  приняла дорогу сверху за ручей, захотела присесть, тут тебя и сшибло. Мокро, дождевой асфальт искрится под фарами как вода. Глупая... А большая, жирная! Всю жизнь набирала вес, а не в прок пошли тебе твои булки, твои кряки да драки за место на заводи ближе к бережку. Где оно всё тебе? Куда? Прахом и бестолку… Ещё и бампер кому-нибудь шибанула!

Димина мысль перекинулась сначала на слабые пластиковые бампера, которые нынешний производитель взял моду ставить, чтобы крупней требушить бедных владельцев, а после на свои ремонты, машинный, да домашний.

- Это ж сколько? Стройматериал дорожает, бригадир у гастеров требует вперёд, борзеют с каждым годом! А чё, - у наших учатся! Наглеют… Все, все вокруг наглеют! Вот, к примеру, Марго: «А давай я к тебе перееду?!» Капец… «перееду». Разбежался… Тусим, отдыхаем, а у неё вон чё на уме?! Приучились… Так, т-сс, - поворот не проморгать на кольцо… «Давай, - говорит, - познакомлю тебя с моими родителями! – во прикол!!» Нахрен мне нужны твои родители? Мне только сорок шесть, буду ещё с ними цацкаться… Опыть есть! А, всё-таки, поди ты, - все вы про одно… Лапу наложить.

Машина свернула на кольцо, Дима задумался сколько же ушло сил, крутежа, чтоб взобраться хоть чуток по карьерной лестнице, купить-обставить квартиру, участок надыбать, сколько вбухано в забор, в стройку, в газоны… А в баб?! Отдыхи, танцы, цацки! Турция, Эмираты! Присосались…

- Ишь ты, - «познакомлю с родителями»! Знаем мы вас - плавали… Бывшая, тоже как-то выдала: «может, ребёнка»?! А для себя жить когда? Ага, молодость в вас закопать... Что, всё-всё для вас? Для этого я каждого клиента обихаживаю – унижаюсь как последняя… А? Да нахрен вы мне упали! Дима с досадой поднажал на педаль, вывернув после кольца на набережную.

По краю тротуара литыми завитками блестели в утренней влаге чугунные перила. Речная поверхность за ними крылась серебристой рябью.

Прохожие, одетые по-утреннему, спешили туда-сюда вдоль набережной успеть к началу рабочего дня. Все в предстоящих заботах, никакого внимания не обращали они на жмущиеся к берегу утиные стайки. Утки, тесня друг друга, суетясь и недовольно крякая, старательно гребли студёную воду перепончатыми лапками в надежде на случайного любителя, который припас бы для них вкусный кусочек мягкой сдобной булки.

* * *