Глава 9. Как в обществе завершилось обучение

После завершения продолженного обучения его можно было продолжить ещё раз и поступить на курсы, где учили считать до ста. Называлось оно законченное обучение. На законченном обучении готовились по несколько иной программе, чем та, которая была на предыдущих. По этой программе им доводилось решать задачи по распределению долек на практике. Т.е., работать с реальным материалом, представляющим собой настоящие апельсиновые дольки. И все используемые в этом процессе дольки оставались у обучаемых, правда, при условии, что задачи будут решены правильно.

Задачу решали коллективно всей группой, и используемый материал по её условиям разделялся по между всеми участниками. Решение задачи заключалось в поиске варианта, по которому дольки следует разделить между ними. Критерием же правильности решения считалась приведение такого его обоснования, по поводу которого никто не смог бы задать вопросы, на которые было бы нечего ответить. А поскольку всё оставленное у себя по окончанию можно было забирать, выгодно было обосновать такое мнение, согласно которому у себя остаётся их как можно больше.

Наука объяснять то, что надо объяснить, называлась объяснятикой. Объяснятика была третьей наукой, которую изучали процессе обучения, и она же была самой трудной, потому что не всем из тех, кто осиливал зубристику и даже пониматику, давалось научиться правильно объяснять. Более того, не все даже могли правильно объяснить, в чём заключается её суть.

Например, на вопрос, что такое объяснятика, барамуки отвечали так: «Ну вот, например, есть объяснятель. Он знает, как объяснять обучаемым пониматику и зубристику. Его этому учили. Он знает, кого надо отчислять с курсов, как неблагонадёжного, а кого рекомендовать на продолжение учёбы, как перспективного. Он может объяснить, почему это надо делать. Он может объяснить, почему в Закон не всегда сходится с реальностью, и почему это нормально, и почему так и должно быть. Он всё это знает и может объяснить, потому, что изучал объяснятику…». Разделюки же отвечали так: «Объяснятика – это когда на языке апельсинов кому-то объясняется, кто он и что он!». А Верховная ничего не отвечала, только лишь загадочно усмехались.

Самая же большая загадка объяснятики была в том, что никто не мог толком объяснить, где обучают этой науке. Где проходят отдельные занятия по этому вопросу, и в какие часы нужно на них приходить, чтобы подтянуть свои знания по этому предмету – ни от кого нельзя было добиться конкретного ответа. И что самое загадочное, даже сдавшие экзамен по объяснятике никому по этому поводу ничего не объясняли.

Ситуация ещё более осложнялась тем, что многие просто боялись задавать такой вопрос, потому, что он их выставлял в глупом положении. «Вы пришли на высшие курсы обучения, и вы не знаете, где учат объяснятике?! – с грозным видом кричал на них объяснятель, – Да вам просто не место среди обучаемых членов общества!». А даже если не он, то многие сокурсники готовы были показывать пальцем на такого спрашивающего, и кричать: «Смотрите, он не знает, где учат объяснятике!», и все смеялись. Поэтому многие боялись спрашивать о таких вещах в открытую, и старались подходить к вопросу издалека, в духе «Да я просто так...уточнить... сам-то я всё знаю, конечно...я просто, подумал, если кто не знает...». На что получали ответ «Вот если кому-то неясно, то пусть сам и спрашивает!», и, изображая равнодушное согласие, уходили восвояси.

Однажды сдавшая экзамен по объяснятике по-пьяни всё же проговорилась по вопросу, где учат объяснятике. Ответ был неожиданным: «В прошлой жизни...». Поэтому, для многих так и оставалось необъяснимым, как кому-то удаётся оказаться наученным тому, чего они так и не освоили.

По завершению курса, на котором учат объяснятике, был экзамен, сдача которого давала диплом, дающий возможность устраиваться на работу на высшие должности. Суть экзамена состояла в проверке способности обучаемых применять на практике полученные знания. Экзамена этого очень боялись даже те, кто хорошо учил зубристику и пониматику, потому, результаты его оказывались совершенно разными даже для тех, кто давали практически одни и те же ответы.

Например, на экзамене задавали вопрос:

¬– Представьте себя в роли Верховной в обществе из ста обезьян, где Вы одна умеете считать до ста, а остальные только до трёх. Предложите свой вариант правильного законопроекта.

Один раз экзаменуемая отвечала, что каждому должно достаться по одному, и её спросили, сколько будет сто поделить на нуль. Она ответила сто, её просили проверить умножением деление, она помножала сто на нуль, получала нуль, перед ней развели руками, и сказали: «Вы не умеете считать, и не годитесь для должностей, имеющих отношение к делению апельсинов».

Иногда экзаменуемая отвечала, что каждому должно достаться по десять, двадцать, или даже пятьдесят, её спрашивали:

– А что скажут остальные? – спрашивали её.

– А всё равно, что они скажут. Я им покажу документ, который они сами подписали. – отвечала она.

– А уверены ли Вы, что они достаточно окажутся сознательными, чтобы отвечать за свои слова, и всегда действовать в соответствии с соглашениями? – Спрашивали её тогда.

– Вообще-то нет...

– А что Вы будете делать, если они скажут: «Ничего не знаем, что мы там подписывали, но мы просто уверены, что нас обманули, и нам этого достаточно, чтобы отступить от договора!», и начнут делать революцию?

– Не знаю, об этом я ещё не думала…

– А Вы подумайте, потому, что деление апельсинов – вещь очень ответственная, и, как ответственное лицо, Вы будете нести ответственность не только за целостность своих апельсинов, но и ваших помощников. Если Вы не знаете ответы, почему общество должно рисковать и доверить эту ответственную миссию именно вам? Так что, Вы поработайте над этими вопросами, и, как надумаете что-то, приходите на переэкзаменовку.

Чаще всего экзаменуемая отвечала, что при делении ста на сто каждому должно достаться по пять, тогда её просили обосновать, почему именно такой ответ она считает правильным. Она называла только ту причину, что это похоже на существующий Закон, её спрашивали: «И тольк?», она говорила: «Да», ей задавали вопрос: «А сколько будет пять поделить на нуль?»

Иногда экзаменуемая отвечала, что сто апельсинов поделить на сто обезьян будет пять, потому, что это справедливо и поровну. Тогда разговор шёл дальше:

– А сколько апельсинов Вы возьмёте себе?

– Себе лично пять, своему десятку пятьдесят.

– А Вы можете сейчас посчитать, сколько достанется остальным, и объяснить ответ?

– Могу, но для этого надо привести тех, о ком идёт речь, потому, что в Обществе Справедливости и Равенства каждому должно достаться столько, сколько он заслуживает, и чтобы посчитать его конечную долю, нужно внести в расчёты его заслуги.

– А что важнее в Обществе: Справедливость или Равенство?

– Справедливости не бывает без Равенства, но без любви к Справедливости никто не захочет и Равенства, поэтому Справедливость идёт первой, и прокладывает дорогу для Равенства.

– А чем измеряются заслуги обезьяны?

– Превосходством над другими, достигаемым работой над своим развитием, которое будет применяться во благо Общества.

– А хорошо ли, когда одна обезьяна имеет превосходство над другими?

– Конечно, если это есть необходимое условие для поддержания порядка в Обществе и защиты свобод его участников.

– А должна ли уметь считать больше, чем до трёх, основная масса членов общества?

– Я это не в праве за них решать – у нас свободное Общество.

– А если в Обществе есть ещё одна обезьяна, умеющая считать до ста?

– В интересах Общества мы должны объединиться, и как можно быстрее распределить роли в делении, и достичь в этом согласия.

– Ну, а если её концепция деления с Вашей не совпадает?

– Если концепции двух умеющих считать обезьян не совпадают, значит, одна или врёт, что умеет считать, или пытается всех обмануть. В любом случае, задача правой обезьяны использовать все имеющиеся в её расположении возможности для устранения угрозы правам и свободам Общества.

– А если она предлагает проект, где каждому всего по одному?

– Правовое Общество должно закладывать в свою программу как можно большей доли каждого участника, и мой долг сделать всё, чтобы помочь общественности осознать необходимость выбрать самую достойную программу.

– Тогда почему каждому бы не заложить по десять?

– Потому, что сто апельсинов, к сожалению, нельзя поделить так, чтобы каждому досталось по десять.

– И Вы можете это доказать?

– А что тут доказывать, когда это видно даже невооружённым глазом!

– А если кто-то утверждает, что и в делении по пять апельсинов невооружённым глазом тоже заметна неравномерность?

– Не всё, что кому-то кажется, является истиной. Настоящая истина должна быть доказана научным методом!

– И как же доказать научно, что сто поделить справедливо и поровну на сто будет пять?

– Неспособностью другой стороны задать вопросы, на которые у меня не было бы ответа.

– А вы можете задать такие вопросы, на которые бы не было бы ответа у того, кто предлагает каждому по десять?

– У него нет ответа на вопрос, что делать, если члены Общества скажут: «Ничего не знаем, что мы там подписывали…»

– А у вас есть ответ на аналогичный вопрос?

– Он не нужен, потому, что при правильном делении такая ситуация исключается.

– А за счёт чего она исключается?

– История общества подтверждает, что при грамотном делении обходится без беспорядков.

– И это Ваш единственный довод?

– Конечно, нет. Главный довод приводится на деле и проявляется он в удержании ситуации под контролем.

– Ну хорошо, а каких ответов на вопросы нет у того, кто предлагает каждому по одному?

– У него нет ответа на вопрос, что тогда достанется каждому, если даже при заложенных пяти каждому может достаться очень мало?

– И вы уверены, что у него нет ответа?

– Абсолютно: чтобы он не начал говорить, его никто не захочет слушать, а когда не слышно вопроса, то и отвечать не на что!

– А каковы, по-вашему, идеальные условия справедливого деления апельсинов в Обществе?

– Идеальные условия – это свобода членов демократического Общества, которое берёт на себя функцию распределить и предоставить им всё то, что им полагается по праву в соответствии с принципами Справедливости и Равенства.

Так, на языке высшей объяснятики экзаменующие спрашивали экзаменуемого, как он понял то, что от него требуется, а он, в свою очередь объяснял, что понял, и понял правильно, и что на его понятливость можно всецело рассчитывать. Проводить такую процедуру проверки могли только высшие объяснятели, в своё время прошедшие её тоже, и получившие эту ответственную миссию из рук самой Верховной. Прошедший экзамен мог, в случае свободной вакансии, получить должность высшего объяснятеля. А роль высшего объяснятеля была очень ответственной и почётной, потому, что именно из них выбирали преёмницу Верховной, когда её место освобождалось.

Тот, кто овладел высшей объяснятикой, мог объяснить, почему учебник зубристики написан именно так, как написан. И, как следовало из таких объяснений, только невежды могли думать, что система обучения тупая, и учебники у неё бессмысленно запутанные; умные же обезьяны понимали, что они написаны именно так, как нужно, чтобы в них лучше всего могли научиться разбираться именно те, кто должны разбираться во всём. И чтобы разобрались во всём самостоятельно, ибо только так они лучше всего могли научиться объясняться так, как нужно. Ибо знание – сила, а давать силу несознательным обезьянам опасно для общества.

Так Общество Справедливости и Равенства стало должным образом укомплектовано в высшей мере обученными и ответственными обезьянами. Получившие второе продолженное обучение не ходили к Умеющей Считать и ничем перед ней не хвастались. Как они объяснили, это не нужно, ибо и так всем понятно, что они несравнимо умнее её. И только однажды, когда они случайно встретились и у них возник спор, обученная обезьяна сказала:

– А у Вас, простите, какой уровень обучения?

– Уточните, о каком виде обучения Вы спрашиваете: о закладывающем реальные знания, или закладывающем антизнания под видом знаний? – переспросила Умеющя Считать до Бесконечности.

– Если Вы не можете внятно ответить на простой вопрос, какой у Вас обучения, то с Вами говорить не о чем! – ответила обученная обезьяна и пошла дальше по своим делам. Ибо спорить с Умеющей Считать до Бесконечности смысла не было, так как стоящий за законченным обучения порядок работал и без каких-либо выяснений.

Продолжение следует...