Чего не хватает в понятии "преступление"?

Когда кто-то совершает неразрешённое и непозволительное деяние, требующее пресечения и наказания, это называют преступлением. Понятие преступления означает, что если преступник сопротивляется применяемым в отношении него мерам, то во всех последствиях виноват сам.

Если кто-то кого-то грабит-убивает-насилует, это называется бытовое преступление. Если хакер взламывает какие-то базы данных, это называется преступлением в области высоких технологий. А если армия одного государства убивает мирных жителей другого вопреки всем правилам ведения войны, то это называется военным преступлением. Сказал словосочетание «военное преступление», и выразил мысль том, что есть деяния, которые нельзя позволять делать даже на войне. Что есть приказы, которые никто не имеет права отдавать, и выполнять которые никто не имеет права, и за которые виновные в их осуществлении должны понести какую-то ответственность.

Возникает вопрос: а если власти полицейского государства в рамках установленного собой же закона из пулемётов разгоняют демонстрацию протеста, это считается преступлением? Нет. Потому, что преступление – это переступание закона, а если власть написала закон, который это разрешает, то и преступлением это считаться не может. Тогда как же выразить мысль о том, что есть законы, которые никто принимать право не имеет, и что есть приказы, которые в рамках этих законов никто отдавать, и выполнять права никто тоже не имеет? А никак – если власти не нужно, чтобы её вину можно было чётко сформулировать, то она и не позволит в языке быть слову, позволяющему это соответствующим образом сделать. Не будет в новоязе полицейского государства понятия, означающего «полицейское преступление».

. В этом задумка новояза: власть должна разговаривать словами, на которые возразить нечего, а народ – звуками, в которых эмоциональность есть, а действенной формулировки нет. Народу положено выражать свои эмоции не вразумительно, не чётко и не однозначно, запутываясь и упираясь в конечном итоге во внутренние разногласия. Так что на кухне у себя дома возмущаться можешь, а в суде не получится – не примут.

Скажи типичному обывателю «Давайте устроим общество, в котором не будет закона» – он сразу спросит: «А кто же будет бороться с преступниками?» (Ну, т.е., с ворами, насильниками, убийцами, и пр. паразитами, не дающим спокойно жить более порядочным людям). Он не спросит, кто будет бороться с агрессорами, паразитами, злодеями или просто плохими людьми; он спросит, кто будет бороться именно с преступниками. Потому, что все те слова те слова ведут к разногласиям, и невозможности бесспорно сформулировать мысль о том, кто именно является тем, кем его называют. А слова, подразумевающие однозначную неправоту того, в адрес кого они употребляются – это преступник, правонарушитель, и т.п. понятия, означающие нарушение закона. Но спроси обывателя, какие ещё слова он знает для выражения нужной мысли, он ответит: «А зачем? Разве этих слов недостаточно?».

Давайте подумаем: если закон требует не убивать, не грабить, и не насиловать, то любой совершивший эти деяния – преступник. А если закон требует не ходить, куда запрещено, не употреблять запрещённые вещества, не иметь оружия, не вступать в недозволенные сексуальные связи, не играть в азартные игры, и не делать другие недозволенные им вещи, то все нарушители этих запретов – тоже преступники, даже если от их действий потерпевших не будет. И если закон запрещает исповедовать (или, наоборот, не исповедовать) какую-то веру, или хранить какую-то литературу, если запрещает высказывать своё мнение, которое не совпадает с предписанной властями точкой зрения, если разрешает рабство, и прочие отрицающие права и свободы человека вещи, то любой совершивший молитву (или не совершающий), любой говорящий правду (если она запрещена), или разбивающий кандалы и бегущий к свободе, а так же просто помогающий таковым скрываться от «правосудия» – преступник. И для закона в таком обществе разницы может не быть, покушаешься ты на чужое, или просто защищаешь своё: на юридическом языке одно понятие – преступление. Так что, употребляя это слово, вы выражаете мысль о неправоте его адресатов только в том случае, если закон несёт исключительно правые положение. Если же сам закон является неправым (или выдаёт себя за якобы правый, но таковым не является), то при помощи этого слова вы так же выражаете мысль о неправоте тех, кто сопротивляется неправым вещам.

Возникает вопрос: а какое же слово надо употребить, чтобы выразить неправоту исключительно тех, кто может быть реально неправым? А для этого надо иметь понятие, означающее непозволительное деяние, сопротивляющийся которому прав потому, что не обязан его терпеть. Это означает, что если кто-то устанавливает какой-то закон, то в отношении последнего тоже уместен вопрос, не является ли сам этот акт непозволительным деянием, которое кто-то не обязан в отношении себя терпеть. И если этот закон не предоставляет доказательств, что его инициаторы имели право установить именно такой (или приводит всего лишь имитацию оных), и при этом этот закон является неправым, и останавливаться его сторонники не собираются (потому, что тех целей, которые преследуют они, только посредством такого закона и можно достичь), это понятие должно означать, что в получении сопротивления себе они виноваты сами. А если такого понятия в новоязе нет, то никто и не помешает властям принимать законы, позволяющие творить «полицейские преступления».

Ответьте на вопрос: как называется непозволительное деяние, противодействие которому имеет смысл и правоту независимо от того, где инцидент случается, и есть ли там какой-либо закон вообще? Или кто-то скажет, что если где-то закона нет, то любое злодеяние от этого перестаёт быть злодеянием, и всякий, имевший случай там оказаться, должен позволять кому угодно в отношении себя делать что угодно? Нет? Вот если есть смысл определённых действий, значит, должно быть выражающее его понятие.

Если после шторма вашу лодку прибьёт к неизвестному острову, который вы не будете знать, в чьих владениях находится, и какой тут действует закон, то, если на вас нападут туземцы, которые захотят вас убить и съесть, вы что, не имеете права защищаться? Вы не сможете назвать это преступлением, потому, что вы не знаете, какой закон установлен в данных краях и имеет ли место его нарушение. Вы можете назвать это словом «нападение», которое достаточно чётко обозначает ваше право на защиту. Но только определение «нападения» у всех разное: разве согласится, например, драгдилер, подсаживающий на наркоту клиентов, что он совершает нападение? Нет, он скажет, что он никого ничего насильно не заставляет, а деньги если он у кого и выбивает, то исключительно за долги, влезать в которые он никого принудительно не заставлял – где же тут состав нападения? Не согласится и аферист, тоже вроде как никого ни к чему насильно не вынуждающий. И вымогатель не согласится – а то чего это, драгдилеру и аферисту можно творить дела, и не соглашаться, а ему нет? Вот и власть тоже, диктующая законы, позволяющие совершать «полицейские преступления» может не согласиться, что с её стороны имеет место нападение: те, кто диктуют, скажут, что они просто бумаги пишут, те, кто отдают приказы, скажут, что они только защищают положения закона и порядка, а те, кто исполняют, скажут, что их дело маленькое и что все если что претензии к вышестоящим. И вообще, их власть «легитимна», потому, что считается, что народ их поддерживает, а поддерживает, потому, что не протестует (а не протестует, потому, что, если будет протестовать, то пулемётами разгонят, чтобы не нападал на их порядок).

Возникает вопрос: а что собираются делать разговаривающие на новоязе, в котором нет нужных слов, если власть издаст закон, обязывающий каждого имплантировать в голову микрочип, делающий мысли и действия каждого подконтрольными, и позволяющий злоупотреблять этим ей в любом размере, а всем, кто не установит, такие штрафные санкции, что проще будет повеситься? Как будут выражать мысль, что она не имеет права принимать такой закон, и что не имеет права применять его? Вот если «Не знаю, но это слишком сложно, поэтому не отвлекай меня от того, что просто», то в этом и проблема. И она начинается даже не с того, что люди не знают нужных слов, а с того, что они вообще не знают о том, что они чего-то не знают, и узнавать это не спешат.