Прежде, чем переходить к основному вопросу, разберём вкратце, что означает слово «стукач». Стукачами обзывают много кто много кого и часто за любую информацию о называющем, которую тот бы хотел скрыть. Это выгодно: обозвал стукачом того, кто тебя раскрыл, и сразу спустил на него, как минимум, всеобщее презрение. Однако, сама деятельность, о которой куда-то кто-то может сообщать, бывает разная: кто-то за правду борется, кто-то по лжи живёт, и где-то преследуют за ложь, а где-то и за правду.
Допустим, толкает наркоторговец наркоту школьникам, а родителю одной из потенциальных жертв это не нравится. И он бы, возможно ограничился разговором с торговцем, что этого просто не надо делать, но вот тот что-то не настроен его слушать. И этот бы сказал: «Ведь ты же не кормишь своих детей этой отравой, сам кайф на своём товаре не ловишь – что же ты другим сплавляешь то, чего себе не хочешь?», но у того. хоть и нет конструктивных возражений, тем не менее, пересмотреть свои позиции это почему-то не заставляет. И ответ, соответственно, «Не лезь, или убью!», и расклад сил, допустим, не равный. И вот идёт родитель, и сообщает туда, где есть силы с такими, как этот, бороться. Для наркомафии он стукач, но для общественности, не желающей давать на себе паразитировать, он просто борец, который действует в рамках тех мер, пред которыми не остаётся выхода.
Бывает и по-другому. Допустим, начинает строиться в какой-то стране то, что в современном мире принято называть словом «фашизм». Насаждается идеология, согласно которой данный народ объявляется высшей расой, а остальные недолюдьми, одних из которых надо поработить, других истребить, и всё захватить. Ну или данный народ объявляется богоизбранным и правоверным, а все остальные еретиками, которых нужно принудительно в правильную веру обратить, а всех, кто не захочет – вырезать. В общем, подводится всё к установке «Если на нас кто-то нападает, они делают плохое дело, а если мы на кого-то нападаем – мы делаем хорошее дело». И ото всех граждан требуется (в добровольно-принудительном порядке) принятие такой идеологии. Но вот допустим, кто-то внутри системы с этим не согласен: «А с чего это мы высшая раса? Какие у вас есть доказательства, аналогичных которым не может быть у других наций? Какие у вас объективные доказательства, что ваша вера правильнее других? С чего я должен мешать жить другим людям, которые мне жить не мешают? Где доказательства, что другие имеют меньше прав? Вот приведите сначала, потом требуйте». А доказательства все в таких темах все в громкости, внушении, и апломбе. А реально объективных доводов нет. Тогда во всех таких случаях классический путь – насилие и террор: не удаётся переспорить – тогда будем затыкать. Так появляется необходимость карательно-репрессивного аппарата, который работает в таком режиме, который в другом обществе просто не нужен. А чтобы он работал на полную мощность, нужны те, кто будут снабжать его информацией, кого и где хватать. Так появляются стукачи. Поэтому любой режим, собирающийся позволять себе агрессию, которую может обосновать только по праву сильного, неизбежно несёт в себе культ стукачества, как составляющей того насилия, которое просто не нужно в другом обществе.
В чём отличие милитаристского стукача от борца с наркомафией? В том, что наркоторговец не способен доказать своё право делать то, что делает. И даже если оппонент согласится его выслушать и признать его правоту, если тот что-то докажет, он всё равно не пойдёт на диалог. Потому, что знает, что ничего не докажет. Потому, что нет у него ответа на вопрос «зачем других травишь тем, чего сам не ешь?». В случае с фашизмом всё наоборот: оппонент может быть и готов выслушать, и согласиться, если ему докажут, да только доказать ему ничего не получается – кроме оскорблений, угроз и обвинений, аргументов нет. И тогда стукач идёт и делает то, что в случае наличия оных бы и не потребовалось бы – стучит.
В этом и есть основное объективное отличие понятия «стукач» ото всех остальных, которые приплетают к нему все, кому выгодно его использовать. А всё остальное – смысловые спекуляции с понятиями «жаловаться» и «бить тревогу». Обозвать стукачом любого разведчика можно, а вот доказать, что кто-то действует не теми методами, какими ты бы сам в его положении стал действовать, может только тот, кто не позволяет себе в отношении другого того, чего в отношении себя другим бы не захотел позволить.
Стукачи бывают тихие и буйные. Тихие – это скрытные, которые исподтишка доносят, и стараются, чтобы никто не узнал, что это они. А буйные – это активные охотники на борцов с системой, в открытую кричащие «Ату его!», и не стесняющиеся этого дела. Говорить о первых даже и желания нет, а вот со вторыми есть одна деталь, которой стоит уделить внимание.
Отношение у буйного стукача к закону несколько иное, чем у обычного человека. Если борец с наркомафией обращается в полицию, то он ищет защиты. Для него закон – это система, которая нужна, чтобы защищать его права. Для буйного стукача закон – это нападение. Это атака на чужие права и свободы. Просто права и свободы граждан других стран он собирается атаковать при помощи оружия, а своих несогласных ему сподручнее атаковать при помощи закона. Закон для него – это система насилия, которая должна сотворить с его внутренними противниками примерно то же, что с внешними должна сотворить внешняя политика и война: запугать-принудить-расправиться.
Если для борца с наркомафией закон – это справедливость, которая при необходимости должна (и способна) быть доказываемой, то для буйного стукача это просто воплощение его политического волюнтаризма, который никаких доказательств своей правоты предоставлять не обязан. «Есть закон, и ему надо следовать, и никаких разговоров на тему, кто дал право такой закон устанавливать, быть не может! За сами такие вопросы надо карать так, чтоб ни у кого не возникало желания их задавать. И сама эта мера должна быть узаконена!» – вот и все основания, которые нужны буйному стукачу, и это то, чего он требует от закона и своего фюрера. И если он такой закон получит, он будет надавливать на такой подход так, чтобы выбить из всех остальных желание думать о том, что должно быть как-то иначе. Закон для буйного стукача – это оружие, при помощи которого он нападает на чужие права и свободы, и применять его он будет так же беспардонно, как и обычное оружие при нападении на другие народы.
Главный аргумент стукача «Ага, испугался?». Доказывать больше ничего не надо. Ему надо всего лишь или заставить оппонента самому заткнутся, или заткнуть его при помощи системы.
Поскольку не все слои общества могут быть готовы за вот так просто принять агрессивную идеологию (и предлагающееся к ней в комплекте стукачество), может использоваться образ врага. Назначается враг, образ которого всячески демонизируется, и любое сомнение в праведности борьбы с ним объявляется предательским и безумным. «Враг виноват во всех проблемах, каких только можно, из-за него все беды, враг постоянно творит диверсии, враг плетёт козни и клевещет на нашу святую родину, враг подбирается к границам, враг готов нападение, и всякий, кто в этом сомневается – либо дурак, либо предатель!». И всем этим пропаганда каждый день катает по ушам, пока ложь, повторенная тысячу раз, не станет «правдой» для всех, кто хоть как-то поддаётся внушению.
На базе «противовражеской обороны» подымается настроение, что надо на врага нападать первым, потому, что «если не мы его, то он нас», и потому мы правы. И всякий, кто с этим не согласен, тоже объявляется либо дураком, либо предателем, и многие из тех, кто не ведутся на откровенную милитаристскую пропаганду, ведутся на это. Кто не сразу, тот постепенно, и кто сам не затыкается, того затыкают. И в такой подаче буйный стукач уже вроде как и не фашистский стукач получается, а сознательный и истинный патриот, переживающий за спасение своей родины. Но на самом деле ничего не меняется. У думающего человека появляются вопросы: «А где доказательства, что это всё не работа вашей пропаганды? Где доказательства, что вашей пропаганде можно верить больше, чем той, кого вы называете вражеской, которая заявляет всё противоположно вам? Где вами предоставлены возможности проверять всё то, что подаёт пресса, и гарантии её не ангажированности? И как вам вообще верить после того, как ваш закон не отвечает за своё право диктовать ваш волюнтаризм?». А на такие вопросы ответы у такой системы (и стукача) в том же самом наклонении: «Не смей такое спрашивать! Есть власть и она и есть критерий правильности, и относительно её заявлений и надо проверять правильность всего остального. А сама её правильность ничем не проверятся – она на то и власть, и пресекать такие вопросы её законное право!» И все подобные вопросы либо бесцеремонно пресекать репрессивными мерами, либо имитирующими правосудие процессами, но на самом деле показывающим (и демонстративно) бесправие человека перед не отвечающей за свои нарушения системой.
Ничего не изменится в такой системе и в отношении стукачества – стукачей меньше не станет, ибо не уменьшится сама потребность силой решать то, чего не получается доказать иным способом. Их даже станет ещё больше – за счёт тех, кого удастся убедить в правоте системы. Так такая система может и выглядеть: вся из себя такая святая-праведная, и вроде бы полная сознательными патриотами, а куда ни плюнь – попадёшь в стукача.
Оценили 4 человека
10 кармы