Нас ждёт либо революция, либо реформы

Политический запрос в стране сейчас очень противоречив. С одной стороны востребованы протест и критика властей. Но, одновременно, в обществе заметна и усталость от постоянной конфронтации, которая рождает спрос на новый — неконфликтный — тип поведения. Политизированная аудитория предпочитает риторику первого типа, массовый избиратель хочет второго. Дискуссию в межвыборный период будут выигрывать сторонники конфронтации — просто потому что массы в ней не участвуют; на выборы, однако, вполне можно идти, апеллируя к миролюбиво настроенному silent majority. Из исторических примеров вспоминается Никсон, победивший в бурном 1968-м именно благодаря своей сдержанности и умеренности.

Начать надо с постановки диагноза. Общество растеряно и не понимает, в чем причина имеющихся в стране проблем: вроде бы все должно быть хорошо, а вместо этого все плохо. Результатом этого непонимания становится то, что текущий дискурс перестает удовлетворять людей. «Патриотическая» риторика и повсеместный поиск врагов уже почти не работают. Но и традиционные обвинения властей в «коррумпированности» или «ущемлении прав и свобод» тоже приелись и не способны мобилизовать недовольных. Парадоксальным образом, эти обвинения являются составной частью той системы, которую выстроили власти и вместе с которой они сейчас устаревают. Содержательно люди со всеми этими претензиями согласны, но терминологически их описание они не воспринимают. Это как любой стилистический прием, который устаревают от долгого использования.

Именно поэтому оппозиции так важно предложить сейчас новое объяснение, что не так с властями. Обобщив, все мнения по этому поводу можно разбить на две группы. Первая — власти НЕ МОГУТ сделать что-то; вторая — они это могут, но по каким-то причинам НЕ ХОТЯТ (даже те претензии, в которых речь идёт о каких-то уже совершенных властями поступках, все-равно рано или поздно будут сформулированы в виде вопроса: «Почему они поступили неправильно, вместо того, чтобы поступить правильно? Они не смогли или не захотели?»).

Я взял с сайта Левада-центра список претензий к режиму, используемый в опросах, разбил их на две части — «не хотят» и «не могут», — а затем посчитал соотношение ответов первого и второго типов. С 2010-го года оно почти не менялось (как было раньше, не считал). Будь на дворе Болотная или Крым, первых в 1,3-1,5 раз больше, чем вторых. Эта стабильность является серьезным ограничением для роста радикальных революционных настроений. Все-таки тот, кто чего-то не может, возмущает меньше, чем тот, кто «может, но не хочет».

Технологически, главной задачей сторонников «конфронтационного сценария» является поляризация и упрощение. Все конфликты и сложности должны быть сведены к единственному фундаментальному противоречию — между властью и оппозицией. Сторонники умеренности должны, наоборот, умножить число линий разлома, сделав каждую из них в отдельности менее глубокой. Ни одна из них не должна носить непреодолимого характера. Это как Екатерина Винокурова, которая обвиняет олигархов в излишествах и нежелании поделиться с бедствующим населением, а в ответ слышит: «А при чем здесь олигархи? Они платят налоги, которые установил режим, поэтому все претензии — к последнему». Два параллельно существующих противоречия — между властью и обществом, а также между богатыми и бедными, предлагаемые Винокуровой, заменяются одним фундаментальным конфликтом — между властями и теми, кто властью не является.

В зависимости от того, кто в этой дискуссии окажется более убедительным, нас ждёт либо революция, либо реформы. Оба термина, кстати, тоже донельзя дискредитированные.

автор Аббас Галлямов,политолог