«Актриса — зверь!» Людмила Гурченко была строга ко всем, а к себе особенно

Ругались легко

«АиФ» как-то спросил Людмилу Марковну, почему в отличие от многих актрис она никогда не пыталась скрывать свой возраст. Гурченко ответила: «Что скрывать, когда на первой же странице моей книги написано: «Я родилась 12 ноября 1935 года». Скрывать? Глупо. Вообще мне за границей хорошо - там никто не знает, когда вышла «Карнавальная ночь». А здесь…»

А «здесь» её творческая и личная жизнь всегда была темой для обсуждения. Обсуждать было что… Оглушительный взлёт, забвение, травля, шесть мужей, тяжёлые физические и душевные травмы - вся её судьба пронизана драматическими событиями. О ней при жизни слагали легенды, а уж после смерти тем более.

«Из того, что рассказывают сейчас о Гурченко, из всей этой мемуарной беллетристики можно подумать, что она была идеальным человеком. Нет, это совсем не так. Человеком она была очень непростым, - рассказал «АиФ» Александр Адабашьян, который хорошо знал актрису, неоднократно с ней работал.

- На неё можно было и злиться, и обижаться (что многие и делали). И мы с ней не раз ругались. Но наша ругань была, как правило, связана с работой. Она защищала свои профессиональные интересы, я - свои. Правда, к концу рабочей смены мы об этом забывали. Мирились с такой же лёгкостью, с какой ругались. Но я всегда отдавал себе отчёт в том, что Гурченко - личность уникальная, редкая, фантастически талантливая!»

«С Люсей мы познакомились на репетиции во время съёмок картины «Вокзал для двоих», - поделился с «АиФ» Олег Басилашвили. - Для меня она была каким-то недостижимым идеалом. Я настолько волновался, что у меня случился актёрский зажим (после Люся призналась, что тоже была зажата в тот момент). Стеснялся её до ужаса! А нам с ней с первого дня нужно было целоваться взасос. Но как?! Она народная артистка! Мы с ней только познакомились! Два дня я пытался сыграть нашу любовную сцену, произнести многословный красивый текст, прописанный в сценарии. Бесполезно! Не получается. Закончилось тем, что я развернулся и ушёл со съёмочной площадки. Думал, после этого меня с роли снимут. Ситуацию спасла Люся. Она переписала речь моего героя, превратив её в набор междометий. Помогла мне невероятно! С тех пор я в Гурченко просто влюбился».

Уговорили на книгу

В Людмилу Марковну влюблялись многие. Главным же мужчиной в жизни для Гурченко был её отец. «Когда мы снимались в «Сибириаде», каждый день у нас полтора часа уходило на дорогу, - вспоминает Адабашьян. - Всё это время Люся рассказывала нам про папу, которого она любила до последнего вздоха. Тогда Андрон Кончаловский и Никита Михалков стали уговаривать Гурченко написать книгу. Поначалу Люся отмахивалась, но, по мере того как продолжались её рассказы, она и сама начала понимать, что это всё не должно пропасть. Правда, то, как она рассказывала, и то, как она писала, - это небо и земля. Настолько колоритный был её папа, настолько самобытна была его речь, что записать это по цензурным соображениям было просто невозможно. Да и то, как показывала и рассказывала Люся, передать очень трудно».

«Я был первым слушателем, которому Люся читала свои по­трясающие воспоминания, перелистывая мятые, исписанные мелким косым почерком страницы будущей книги, о своих родителях, дет­стве и всей своей жизни, - говорит Никита Михалков. - Это было во время подготовки к съёмкам фильма «Пять вечеров». Кстати, с этой картиной, а точнее, с участием в ней Гурченко, связана одна занятная история. Чтобы сняться в «Пяти вечерах», Люсе по ряду технически организационных причин пришлось сыграть у меня же в «Обломове». Но как сыграть… Помните, во время сцены дневного повального сна в усадьбе у окна сидит старуха древняя, в сетке морщин, согбенная, которая на секунду смотрит в камеру, а потом роняет голову - уснула, как и все. Вот это и была Гурченко».

«Была ли Людмила Марковна счастливой? Думаю, до конца счастливой она просто не могла быть, - говорит Адабашьян. - Она до мозга костей была актрисой, и никакая личная жизнь - ни дети, ни внуки, ни даже горячо любимый папа - не была для неё важнее работы. Если появлялась возможность сыграть то, что она хотела, чувствовала, всё остальное задвигалось на второй, третий план. Отношения, болезни, материальные интересы - всё это становилось неважным. Она не боялась быть смешной, некрасивой, но при этом для неё было важно оставаться леди-совершен­ство, лишённой недостатков. А недостатки физические, которые ей мешали, у Гурченко были. Она прекрасно знала о них, они были её больным местом. Кроме неё эти секретики знали только гримёры и операторы. Но, если кто-то осмеливался сказать ей об этих вещах прямо, он получал в лице Люси врага на очень продолжительное время».

«Я не знаю, какой Люся была в бытовой жизни, хотя мы дружили с ней многие годы, - рассказывает Басилашвили. - Могу только сказать, что на съёмочной площадке Люся была зверь! Она была требовательна абсолютно ко всем, но в первую очередь к самой себе. Пока сцена, эпизод не получатся, как надо, она не могла успокоиться. Великая профессионалка, каких единицы. Больше тут и добавить нечего…»

Сергей Грачёв