ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ И РУССКОЕ было последним государством СЛАВЯН, которое базировалась на ИДЕАЛАХ и ЦЕННОСТЯХ древнейшего ВЕДИЧЕСКОГО УЧЕНИЯ, создавшегося ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ на протяжении многих тысячелетий. Поэтому стоит более подробно проанализировать причины, которые привели к гибели этого уникального государства, которое служило нашему славянскому РОДУ. А не наоборот, как в дальнейшей нашей истории, когда государство порабощает и эксплуатирует славян, ради интересов другого народа, узурпировавшего власть в государстве, подменив идеалы и ценности на свои.
ВКЛ: ИСТОРИЯ ВОСХОЖДЕНИЯ
(http://www.istpravda.ru/bel/digest/7232/)
“Так, на протяжении нескольких веков формировалась территория одного из самых больших государств в Восточной Европе – Великого Княжества Литовского. К моменту смерти великого князя Ольгерда княжество занимало территорию от Балтийского до Черного морей с севера на юг («от моря до моря») и от Берестейщины до Смоленщины с запада на восток. Таким образом, в состав ВКЛ входили все современные белорусские земли, которые являлись самым сердцем княжества. Во главе княжества стоял великий князь.
Начав объединение земель вокруг Новогрудка, еще первый князь Миндовг стремился противостоять наступавшей угрозе с севера и запада – немецким рыцарско-монашеским орденам, которые на протяжении нескольких столетий оставались главным врагом Великого Княжества Литовского.
В 1377 году умер великий князь литовский Ольгерд. Его смерть нарушила политическое равновесие в княжестве. В свое время Ольгерд был женат дважды: его первой женой была княжна Мария Витебская, а второй – княжна Ульяна Тверская. От этих двух браков у Ольгерда родилось 12 сыновей.
Еще при жизни князя его сыновья получили уделы в разных частях страны. Согласно традиции наследником великокняжеского престола должен был стать старший сын от первого брака Андрей, который к этому времени княжил в Полоцке. Однако великим князем был провозглашен старший сын от второй жены – Ягайло. Историки предполагают, что это событие явилось результатом интриг второй жены Ольгерда Ульяны. Братья Ягайлы были не согласны с таким решением отца. Началась борьба за власть.
Тевтонский орден внимательно следил за тем, что происходило в княжестве. Разгоревшаяся борьба открывала огромные возможности для интриг. Междоусобицы ослабляли мощь государства и делали его легкой добычей для ордена. Ситуация осложнялась тем, что младший брат Ольгерда Кейстут, который пользовался большой популярностью в княжестве, особенно в Берестейских, Городенских землях и в Жамойтии, имел свои виды на княжеский престол. Ему удалось взять в плен Ягайлу и провозгласить себя великим князем. Однако Ягайла организовал переворот и хитростью заманил Кейстута и его сына Витовта в Крево.
Там они были схвачены и заточены в башне замка, где Кейстута задушили подосланные убийцы. Витовту же удалось бежать. Чтобы отомстить за смерть отца, он начал искать заступничества у недавнего врага – Тевтонского ордена. Ордену такое положение дел было весьма на руку, потому крестоносцы с охотой пошли на заключение союза с Витовтом. Согласно договору Витовт обещал принять католичество, стать вассалом ордена и даже отдать крестоносцам Жемойтию. Вновь запылали города и деревни в Великом княжестве Литовском. Однако Витовт быстро понял, сколь высока цена помощи ордена и пошел на примирение с Ягайлой. В результате Витовт вернул себе Берестье, Городню и Подляшье.
Борьба за власть продолжалась…”.
*****
Как видно из вышеизложенного, Тевтонский и Ливонский орден имели большое влияние на те процессы в истории Великого княжества Литовского и Русского, которые привели к его исчезновению как самостоятельного государства. Поэтому есть смысл более подробно познакомиться с историей возникновения этих орденов и их целей, ради которых они были созданы.
Олег Боровских в своей статье “Масоны. Второй большой проект. Рождение масонства как такового” пишет:
“Пока кто-то из числа менее влиятельной еврейской сошки, особенно на местах, пытался удержать свои позиции среди арабов, или мелких христианских властителей, проклиная невесть откуда свалившуюся на их головы проблему в виде ужасных крестоносцев - главные еврейские мафиози решили сделать неожиданный, дерзкий ход конём.
И заключался смысл этого хода в том, что лидеры мирового еврейства, поставили ИМЕННО НА КРЕСТОНОСЦЕВ…
Крестоносцы, захватив территорию современных Израиля и Палестины, создали там Иерусалимское королевство.
Его правитель Балдуин II, выделил "Нищим рыцарям" помещение под резиденцию (штаб-квартиру) в мечети Аль-Акса, которая построена арабами на месте Иерусалимского храма, уничтоженного римлянами.
От слова "тампль" (в переводе - "храм"), произошло общеупотребительное наименование - "Орден Храма".
А рыцари - "тамплиеры". То есть, в русской транскрипции - "храмовники"...
И вот тут-то нарисовалась на горизонте новая сила, которая всё с большим и большим интересом приглядывалась к храмовникам - которые, напомним, как раз потому и назывались храмовниками, что их штаб-квартира находилась аккурат на территории бывшего иерусалимского храма...
Эмиссары еврейской мафии (а это были именно они) оказались людьми культурными, начитанными, остроумными, улыбчивыми и в высшей степени приятными.
Они ни о чём не спорили, не произносили такого слова как "нет", и как бы даже вообще не обращались ни с какими просьбами - только расточали приятнейшие для слуха похвалы.
Сетовали на то, что их всё время неправильно понимают - а они ведь только добра желают всему человечеству. Однако никто не хочет их выслушать, прежде чем осуждать... Но великодушные рыцари конечно не откажутся принять от бедных евреев скромное пожертвование на нужды христианских паломников, которым приходится встречать на своём пути столько опасностей... Нет-нет, евреям ничего не нужно в обмен на их золото. Это просто подарок доблестным рыцарям, которые завоевали уважение во всём мире своим мужеством и бескорыстием…
Между тем, довольно быстро храмовники стали обладателями огромных земельных владений: в середине XIII века около 9000 мануариев, а к 1307 году — около 10500 мануариев. Мануарием в Средние века называли земельный участок размером 100 до 200 гектаров, доход с которого позволял вооружить рыцаря.
Постепенно тамплиеры превратились в крупнейших кредиторов Европы.
В числе их должников, присутствовали буквально все слои населения - от крестьян до королей и Пап.
Банковское дело у них развилось настолько, что король Франции Филипп II Август, доверил казначею Ордена исполнение функций министра финансов всей страны.
В течение 25 лет королевская казна Франции управлялась казначеем Ордена Гаймаром, потом - Жаном де Милли.
При короле Людовике IX Святом, королевская казна находилась в Тампле - французской резиденции тамплиеров.
При преемнике Людовика она продолжала там оставаться и почти слилась с кассой Ордена.
Главный казначей Ордена стал главным казначеем Франции и сосредоточил в своих руках финансовое управление страной.
На минуточку - Франция в ту эпоху являлась крупнейшим и сильнейшим государством Европы...
Впрочем - одной Францией дело разумеется не ограничивалось…
Разумеется, ещё находились рыцари-храмовники, которые отправлялись в Палестину воевать с неверными.
Но число таковых неуклонно сокращалось.
А те, кто всё же отправлялся в Святую Землю - вели себя всё менее и менее достойно.
Участились случаи, когда тамплиеры терпели поражения в схватках с мусульманами, попадали в плен. А в плену даже принимали ислам...
В конце концов они дошли до того, что напали на других рыцарей, из ордена госпитальеров.
Дальше - больше. Тамплиеры выбили из Акры (город в Палестине) тевтонских рыцарей и взяли в плен часть госпитальеров, оказавшихся в этом городе.
Причём, по отношению к своим собратьям вели себя крайне жестоко, не позволяя последним даже похоронить своих павших...
То есть, орден тамплиеров устроил в Палестине междоусобную войну - нанося удары не по мусульманам, а по конкурентам из числа других рыцарей.
Это позволило мусульманам в конце концов собраться с силами и в 1291 году полностью изгнать крестоносцев из Палестины.
Но если для других рыцарей это было трагедией, то для тамплиеров - избавлением от давно ставшей им ненужной обузы.
Они продолжали именоваться рыцарями, продолжали называть себя именно тамплиерами - но теперь вся их деятельность сосредоточилась на обогащении, ростовщичестве, всевозможных спекуляциях…
Как уже упоминалось выше, количество обслуживающего персонала, не имеющего ни малейшего отношения к рыцарству как таковому - стало постепенно в разу превышать количество именно рыцарей.
И весь этот персонал, всё это огромное количество людей, вовсе не являющимися рыцарями - необходимо было держать в узде. И не просто в узде, а в ПРЕДЕЛЬНО ЖЁСТКОЙ узде.
Ведь деньги любят счёт и тишину, а звон золотых монет частенько вводит в искушение даже вполне благовоспитанного человека.
Как же сделать так, чтобы обслуга держала язык за зубами и не покушалась на денежки хозяев?..
У самих рыцарей, опыта по этой части было маловато. Зато того же опыта с избытком хватало у еврейской мафии, которая как раз и стояла за спиной у храмовников.
Мафиози - использовали чисто мафиозные методы.
А главный мафиозный метод затыкания ртов состоит вовсе не в подкупе и не в запугивании - это как раз лежит на поверхности, до этого кто угодно додумается.
Нет!
Для того чтобы заставить человека молчать и старательно трудиться на благо организации - мафия делает так, чтобы человек был ПОВЯЗАН, замаран, для того чтобы у него не было пути назад.
А чем повязывают человека?
Прежде всего - совершенным при его прямом участии преступлением.
Какое же преступление в период Средневековья считалось самым страшным? За что тогда сжигали на кострах и подвергали наиболее изощрённым пыткам?
Самым тяжким преступлением, считалось отступничество от Христа и участие в магических обрядах, в колдовстве, в сатанинских шабашах.
Вот именно этим-то как раз и старались повязывать тех, кто работал в такой мощной и богатейшей организации, как орден тамплиеров.
Конечно же - это делалось не сразу, не в один присест...
Если человек, проработав потом некоторое время, доказывал свою благонадёжность, честность и усердие - его продвигали по служебной лестнице выше. Ему уже доверяли более ответственные операции, связанные с относительно крупными суммами денег - или носившие какой-то более щекотливый характер.
Соответственно, прежде чем приступить к своим обязанностям, человек приносил более серьёзную клятву.
Там уже более явственно проглядывали элементы магии, которые человек уже вполне замечал.
Но перед ним маячила карьера, он уже привык к определённому уровню жизни, он уже ощущал себя частью огромного корпоративного организма, который в случае чего не даст в обиду - поэтому соглашался закрыть глаза на некоторые "досадные мелочи"...
И так, шаг за шагом, должность за должностью - человек (если он конечно оправдывал доверие) продвигался по иерархической лестнице.
И чем выше он по этой лестнице поднимался - тем больше измазывался во всяких ритуальных обрядах, которые с каждым разом носили всё более магический характер и всё больше принимали видимость поклонения Сатане.
Такой человек, если бы он даже по каким-то причинам оказался вне ордена - в любом случае гарантированно сохранял молчание. В противном случае - его ждали пытки и состёр. Причём - вовсе не со стороны тамплиеров.
Круговая порука, общее участие в специальных действиях, которые были по понятиям того времени страшнейшими преступлениями - связывало людей в единую, монолитную МАФИОЗНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ, в которую, если отбросить словесную шелуху, превратился со временем орден тамплиеров.
В свою очередь, эта мафиозная организация, находилась в руках у другой мафиозной организации - еврейской.
Такая вот шкатулка в шкатулке. Матрёшка в матрёшке.
Мощная мафиозная организация, члены которой повязаны не только финансовой заинтересованностью, или банальным страхом расправы, которая, по сути, является САТАНИНСКОЙ СЕКТОЙ - и которая, в то же время, является всего лишь удобнейшим орудием в руках всемирной еврейской мафии; это и есть то, что в наше время принято именовать МАСОНСТВОМ.
Первыми масонами, были именно тамплиеры.
Они не были евреями. Они были марионетками в руках евреев.
Масон может не быть евреем. Даже скорее всего, он НЕ еврей. Или еврей не чистокровный, не являющийся авторитетом в мире еврейства. Масон - это шестёрка, обслуга на побегушках у еврейской мафии. Естественно - не у любого еврея. Именно у высшей еврейской мафии.
Никогда масон не станет равным еврею в глазах еврея - как например власовец или бандеровец, никогда не мог стать равным немцу, в глазах эсэсовца.
Но для управления нееврейским миром, который воспринимается евреями как своё стадо - евреям необходимы наёмные пастухи, а также козлы-поводыри и пастушеские собаки.
Вот такими пастухами, козлами и собаками, являются разные категории масонов.
С этого периода как раз и начинается история масонства как такового.
Можно констатировать как факт, что второй большой проект еврейства, на определённом этапе - увенчался блистательным успехом. Евреи могли торжествовать…
То, что удалось королю Филиппу - сделало бы честь лучшим из современных спецслужб!
Арестованные были обвинены в тяжких преступлениях против религии и морали - в том числе в богохульстве, отречении от Христа, в поклонении дьяволу, распутстве, мужеложстве и скотоложестве.
Разумеется на защиту тамплиеров били брошены все силы и средства, мобилизованные еврейством.
В том числе, был задействован Римский Папа и некоторые короли.
Борьбы пошла не на жизнь а на смерть....
Но Филипп удар держал. В его лице еврейская мафия получила беспощадного, умного, неутомимого и бескомпромиссного противника.
Под напором французского короля, Римский Папа 22 ноября 1307 года издал буллу «Pastoralis praeeminentiae», в которой приказывал всем христианским монархам произвести аресты тамплиеров и конфискацию их земель и имущества. Эта булла положила начало судебным процессам в Англии, Испании, Германии, Италии и на Кипре.
Это был страшнейший удар по интересам еврейской мафии - ведь конфисковывалось, по сути, ЕВРЕЙСКОЕ имущество по всей Европе.
Поэтому со стороны еврейства, задействовавшего все свои связи - пошёл новый накат на французского короля и его сторонников.
Даже Папа Римский стал прогибаться...
Но только не король Франции!
Как бы долго ни тянулись процессы, как бы ни путались под ногами всевозможные короли и Папы - Филипп доводил свои действия до конца.
12 апреля 1310 года, пятьдесят четыре тамплиера были приговорены к сожжению на костре и казнены в предместье Парижа. Один из двух главных вдохновителей защиты ордена в суде, Пьер де Болонья, пропал без вести, а Рено де Провен был приговорён советом провинции Санс к пожизненному тюремному заключению.
Летом 1311 года, Папа объединил свидетельские показания, полученные во Франции, с материалами следствия из других стран.
В октябре 1311 года, наконец состоялся Вьеннский собор.
Папа потребовал упразднения ордена, обесчестившего себя и уже не способного существовать далее в прежнем виде. Сопротивление отцов Собора было довольно значительным.
Папа, под давлением короля Франции, настоял на своих требованиях, заставив аудиторию молчать под страхом отлучения от церкви.
22 марта 1312 года, орден был распущен.
Постановлением от 2 мая, вся собственность тамплиеров передавалась их соперникам, рыцарям из ордена госпитальеров…
При этом как-то игнорируется тот факт, что сами сегодняшние масоны - вовсе не скрывают, что их организация ведёт своё начало именно от крестоносцев-тамплиеров.
В XVIII веке, когда стало возможным открыто говорить на всякие щекотливые темы - появились свидетельства масонов, которые прямо подтверждали, что действительно, первыми масонами были тамплиеры.
Например, такие заявления делал известный масон Эндрю Рэмзи…”.
В другой статье “Масоны. Польский заповедник”
( https://ogbors.livejournal.com/651747.html) он пишет:
“Забытая всеми Ливония, выпавшая из поля зрения остальной Европы, как раз и стала тыловой базой, запасным аэродромом для тамплиеров - точнее, для масонов.
В этом дальнем закутке Европы, отсиживались те, кому угрожал арест в других странах. Здесь хранились деньги, происходили необходимые встречи и конференции, заключались сделки (не имевшие к самой Ливонии никакого отношения).
То есть, Ливония играла (до некоторой степени) ту роль, которую в наши дни исполняет Швейцария…
Польские короли (чаще всего содержанцы еврейской мафии) настолько покровительствовали иудеям, что евреи в Польше были защищены гораздо больше чем сами поляки. Достаточно сказать, что у евреев было своё особое самоуправление и свои еврейские суды. Еврею нужно было совершить очень уж страшное преступление по отношению к знатному поляку - для того чтобы его осмелился судить именно польский суд. А уж евреи, жившие на землях тех или иных магнатов - вообще не отчитывались никому ни в чём, кроме магната, который обычно был у них в долгу как в шелку.
Если Ливонский орден был тыловой базой и запасным аэродромом для масонов, то Польша была такой базой для евреев.
Неудивительно, что евреи в конце концов добились объединения двух этих "баз" в единое государство - в котором они, евреи, играли первую скрипку.
Именно еврейская мафия была той силой, которая, когда потребовалось, спешно задействовала все свои связи и создала громадную антирусскую коалицию, дабы не допустить перехода Ливонии под власть России…”.
Далее в статье “Масоны. Закономерный финал "польского заповедника"”
( https://ogbors.livejournal.com/652030.html) он пишет:
“Масонство же, ведущее свою родословную от разгромленных Тамплиеров, представляло собой особое ответвление мафии, состоящее в основном из гоев (неевреев) - но гоев отвернувшихся от Христа и дистанцировавшихся от остального не еврейского мира.
Так постепенно формировалось нечто вроде мирового правительства, состоящее (как и правительства обычные в ряде стран) из двух этажей, или палат: верхний этаж (или палата лордов) - и нижний этаж (или палата общин).
Верхний этаж формируется из еврейской элиты, а нижний этаж - из масонов (то есть, из особой касты гоев).
При этом рядовые масоны, были такими же нерассуждающими и неосведомлёнными пешками, как и рядовые евреи.
Далеко не всегда рядовой масон понимал, что причастен именно к масонской организации. А если и понимал - то даже не догадывался (как правило) о том, что масонство является особым инструментом в руках еврейской элиты.
Только очень небольшая верхушка евреев и столь же небольшая верхушка масонов, составляли особый круг посвящённых, которые были в курсе происходящего.
Евреи не стремились объевреить масонов. В этом не было ни малейшей нужды - евреев как таковых и без того было достаточно. Иудеи вообще никогда не занимались миссионерской деятельностью. Для них непреложной истиной является тот постулат, что иудаизм - это религия только одного народа. И никак иначе.
Но для того чтобы масоны были чужими для остального не еврейского мира - для них была создана особая смесь религии и идеологии, круто замешанная на магии и сатанизме.
Как евреи были чужими для остального мира - так и масоны тоже были чужими для остального человечества.
Но масоны, будучи по крови представителями не еврейских народов - были очень удобными исполнителями тех или иных поручений еврейской мафии.
Например, долгое время в Испании не могло быть придворных-евреев. Но могли быть придворные-масоны, из числа чистокровных испанцев (естественно, при условии того что никто не знал об их принадлежности к масонству).
Еврею в ряде стран было сложно приобрести крупную недвижимость. Но это мог сделать за еврея масон из числа местных уроженцев.
Масоны были очень удобной ширмой, глазами, ушами и руками евреев.
Если вы внимательно прочтёте Ветхий Завет, то убедитесь, что евреи никогда не расставались с честолюбивыми мечтами о мировом господстве - даже когда представляли собой горстку бродяг, кочевавших по пустыне и вынужденных подкладывать своих жён под чужеземцев, ради собственного благополучия.
Но для того чтобы править миром - нужно иметь в качестве подручных определённое количество хорошо выдрессированных туземцев, своего рода унтер-офицеров, сержантов и ефрейторов, которые возвышаются над солдатской массой, однако при этом явно ниже "настоящих" офицеров...
И вот на определённом этапе могло показаться, что у евреев всё получилось, их планы наяву претворяются в жизнь и становятся реальностью.
Сначала на окраине Европы были созданы два особого рода заповедника. В Польше - заповедник для евреев. А в Ливонии - заповедник для масонов.
Впоследствии, когда когда Ливония столкнулась с Россией - евреям удалось объединить два "заповедника" в единый еврейско-масонский остров, под названием Речь Посполитая.
Однако евреи при этом упустили из виду нечто очень важное. Они не сделали никаких выводов из того, что произошло с Ливонией. И совершенно зря. Потому что выводы напрашивались очень настораживающие, можно даже сказать зловещие.
Ливонский орден, став оплотом масонов - полностью деградировал во всех сферах. Там не стало - ни нормальной экономики, ни нормальной армии. Всё развитие застыло на том уровне, который существовал на момент прихода на прибалтийскую землю тамплиеров - родоначальников масонства.
Русские, вторгшиеся в Ливонию - находили там богатые клады. Но не находили - ни промышленности, ни войск.
Ливония свалилась под ноги русским, как гнилая осина при первом серьёзном порыве ветра. И только самое активное вмешательство иноземных сил, помешало включить Прибалтику в состав русского государства.
Вот это тревожное обстоятельство ускользнуло от внимания мафии.
А между тем Речь Посполитая, став объединённым еврейско-масонским заповедником - начала повторять судьбу Ливонии. Она всё больше деградировала и отставала в своём развитии.
Поляки всерьёз думали, что присутствие большого количества евреев, благотворно действует на экономику их государства.
Это было колоссальное заблуждение, которое впоследствии дорого им обошлось.
Иудеи НИКОГДА не приносят пользу тому не еврейскому государству, на территории которого обитают - как не могут принести пользу организму глисты.
Еврейство - это этнос, который всегда и везде ведёт паразитический образ жизни. А какая может быть польза от паразитов?
Хищнический паразитизм, свойственный иудеям - всячески мешал развитию польской экономики. Нормальной, полноценной экономики.
Плюс к этому - евреи служили дополнительным раздражителем для не польского населения, которое в сумме не уступало, или мало уступало по численности полякам.
И наконец, иудеи служили крайне дурным примером для польской правящей элиты, которая заражалась еврейским духом и объевреивалась, деградируя в моральном отношении и превращаясь из витязей в дельцов.
Как следствие - деградировало само польское государство.
Это не могло кончиться хорошо…”.
*****
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ЕВРЕЕВ - С.М.Дубнов
(http://jhistory.nfurman.com/code/dubnov36.htm)
Часть 3 Средние века и новое время
Глава 6
Евреи в Польше и Руси (XII - XV вв.)
32. Размножение евреев в Польше.
Главная масса евреев, уходивших из Западной Европы от средневековых преследований, находила приют в Польше и Литве, на берегах Вислы и Немана. Переселение евреев из немецких земель в Польшу приняло обширные размеры во время крестовых походов. Особенно много переселенцев прибыло из соседней Богемии, или Чехии, куда проникли первые шайки крестоносцев (1098 г.). Польские князья охотно допускали в свою страну евреев и немцев, благодаря которым развились торговля, промышленность и ремесла. Краковский князь Мечислав Старый (1173 г.) строго запрещал всякие насилия против евреев...
Первый правитель, упрочивший положение евреев в Польше на основании особых законов, был князь Болеслав Калишский. В 1264 году он, с согласия высших чинов, издал грамоту, определявшую права евреев в Великой Польше и имевшую целью защитить их от произвола христиан. Грамота Болеслава состоит из 37 статей. В первой статье установлено, что в судебных делах свидетельство христианина против еврея принимается лишь тогда, когда оно подтверждается показаниями свидетеля-еврея. Судебная власть над евреями принадлежит не общим городским судам, а лично князю, его чиновнику (воеводе) или назначенному им особому судье. За убийство или ранение еврея виновный в том христианин отвечает перед княжеским судом. Личность и имущество еврея объявлены неприкосновенными. Похищение еврейских детей, (с целью крещения) строго наказывается. Запрещается взводить на евреев обвинение в употреблении крови христианской для религиозных целей, - обвинение, лживость которого уже доказана папской буллой; если же подобное обвинение возникнет, то оно должно быть подтверждено шестью свидетелями - тремя из христиан и тремя из евреев;если оно таким путем подтвердится, виновный еврей лишается жизни; в противном случае такая же кара постигает доносчика-христианина. Все эти права и преимущества должны, по словам грамоты Болеслава, сохранить силу "на вечные времена"...
Предание, сохранившееся в польских летописях, рассказывает, будто причиной благоволения Казимира Великого к евреям была его любовь к одной красавице-еврейке, Эстерке. Эта красавица, дочь еврейского портного из Опочно,всецело овладела сердцем короля, который поселил ее в своем дворце, близ Кракова. От нее король имел двух дочерей, которых мать воспитывала в иудействе, и двух сыновей, Пелку и Немира, которые исповедовали христианскую веру и стали родоначальниками нескольких знатных польских фамилий. Эстерка была убита во время гонения, воздвигнутого на евреев преемником Казимира, Людовиком Венгерским (1370-1382 гг.). В царствование этого короля, питомца католического Запада, хотели отнять у польских евреев дарованные им права;Людовик даже грозил изгнанием тем из евреев, которые не примут христианства.Но он царствовал недолго. Дочь Людовика, наследница польского престола Ядвига,вступила в брак с литовским князем Ягелло, который сделался королем соединенных Польши и Литвы (1386 г.).
В XIV веке Литва переходила от язычества к христианству. Евреи издавна проникли туда. В конце XIV века в Литве существовали уже пять еврейских общин: в Бресте, Гродно, Троках, Луцке и Владимире. Им покровительствовал великий князь Витовт, управлявший Литвой то самостоятельно, то как наместник своего двоюродного брата, польского короля Ягелло. В 1388 г. Витовт издал для брестских и других литовских евреев грамоту, сходную с грамотами Болеслава Калишского и Казимира Великого. По законам, изданным Витовтом, евреи составляли в Литве класс свободных жителей, находящихся под непосредственным покровительством великого князя и местных высших властей. Жили они самостоятельными общинами, пользуясь самоуправлением в своих внутренних делах.Евреи в Литве, в отличие от своих западных братьев, занимались не только торговлей и ремеслами, но и земледелием. Зажиточные люди брали у великого князя на откуп таможенные и питейные пошлины и владели поместьями на правах собственности или аренды…
*****
Теперь, зная как и зачем создавались евреями различные масонские ордена, нам будет проще увидеть, как Иудеи и масоны вели свою подрывную работу по уничтожению ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО И РУССКОГО на протяжении нескольких веков.
В. К. Чаропко в своей книге “Великие князья Великого Княжества Литовского”
(http://www.e-reading.mobi/bookreader.php/1035220/Charopko_-_Velikie_knyazya_Velikogo_Knyazhestva_Litovskogo.html) пишет:
ЯГАЙЛО (1377–1381, 1382–1392)
Ягайле нужно было укреплять свою власть. Для этого он был готов на любые жертвы, на хитрость и коварство. Самым опасным для себя противником Ягайло считал дядю — трокского князя Кейстута. По словам его сына Витовта, Кейстут был опекуном Ягайлы, пока тот «не вырос и люди не привыкли к нему». А это свидетельствует о том, что Ягайло в юном возрасте стал великим князем (польский историк В. Василевский считал, что он родился в 1362–1363 годах).
Может быть, Ягайло опасался большого авторитета Кейстута и подозревал его в намерении стать великим князем. Крестоносцы умело использовали опасения Ягайлы. Слали письма его матери Ульяне, в которых писали, что «…это бешеная собака Кейстут не только против всего христианства, но и против Литвы вынашивает коварные замыслы. Особенно же (как уже и раньше мы доносили вашей милости) этот подлый человек мечтает овладеть всей литовской страной, думая каждый день, каким образом погубить вашего очень славного сына Ягайлу, оторвать от него всех подданных, забрать все земли и подчинить себе все княжества». Хитрая и властолюбивая Ульяна убедила сына в правдивости орденских наговоров, что и заставило его первым нанести удар... Вместо магистра приехал великий командор Элнер. А чтобы не вызвать подозрения у Кейстута, Ягайло устроил охоту и пригласил на нее Витовта. Пока они с Элнером охотились, Войдило и поверенный Ордена 1 июня 1380 года заключили тайный договор. «Великий князь обещает Тевтонскому ордену в Пруссии и Ливонии полное спокойствие и безопасность как землям, так и людям; если Орден пойдет войною на Кейстута либо его детей, а великий князь двинет в поле свои войска, то мир через это никак не нарушается, так как великий князь не будет допускать никакого военного столкновения с Орденом и никакой обиды орденским войскам причинять не будет. Пленные из орденского войска должны быть освобождены немедленно и без всякого выкупа. Если орденские ратники, по незнанию, нападут на владения великого князя и тем причинят ущерб и полон захватят, то через это мир не нарушается: таковые пленные отпускаются без всякого выкупа. Но дабы такое соглашение не обнаруживалось, надобно поступать так, чтобы со стороны думали, что за пленных выкуп уплачен». Это было предательство ради личных целей. Ягайло подло намеревался нанести Кейстуту удар в спину, да и Орден не лучше поступал. Хотя можно предположить, что ценой сепаратного договора с Орденом Ягайло хотел обезопасить свои земли от нападения крестоносцев и сосредоточить войска на востоке для похода на Москву.
В это же время Ягайло вступил в тайный союз с правителем Золотой Орды Мамаем. В 1380 году, когда Мамай пошел на Русь, Ягайло повел войско на объединение с ним. Но по непонятным причинам не дошел до Куликова поля, где 8 сентября произошла битва между русским и татарским войсками. Или проявил нерешительность, или руководствовался политическими соображениями — не давать возвыситься ни Москве, ни Орде? Но цели своей он достиг, вернул Трубчевск и Стародуб, не потеряв своих воинов...
А Ягайло мог реально опираться только на свои наследственные Кревский и Витебский уделы да искать союзников за границей. Против Кейстута он сговорился с Орденом, а вот против сводных братьев — с Золотой Ордой, которая считала украинские земли своим улусом, а ими как раз и владели Ольгердовичи от Марии Витебской...
Следующий поступок племянника окончательно рассеял у Кейстута сомнения в его сговоре с Орденом. Ягайло задумал овладеть Полоцком. Полочане не хотели принимать на княжение брата Ягайлы Скиргайлу. Посадили на лошадь задом наперед и выпроводили под смех и свист из города. Ягайло дал брату войско, и тот вместе с ливонскими рыцарями осадил Полоцк. Кейстут, убедившись в сговоре племянника с крестоносцами, в 1381 году захватил Вильно. В канцелярии найдены были грамоты — договоры Ягайлы с Орденом. Тайное стало явным — Ягайло готовил гибель Кейстуту и его семье. Новый правитель не покарал племянника. Ягайло поклялся Кейстуту, «што николи противу его не стояти, а вьсе у воли его быти во всемь». Благородный Кейстут поверил в клятву племянника, оставил ему его наследственные владения — Крево и Витебск и отпустил вместе с матерью и братьями в Крево. Но Ягайло не собирался хранить клятву. Вновь тайно обратился к Ордену. В Ригу из Крево от Ягайлы поехал самый младший Ольгердович — Свидригайло, что не вызвало подозрений у Кейстута…
Свидригайло выполнил наказ брата, передал ливонскому магистру чистую грамоту с подвешенной печатью Ягайлы. Орден мог вписать в грамоту свои условия. Дальше за дело взялся Скиргайло, который приехал в Ригу от Полоцка. Скиргайло привез Ягайлову грамоту в Мальборг к великому магистру. Орден за помощь требовал от Ягайлы крестить в течение четырех лет Литву и уступить Жемайтию. Скиргайло от имени Ягайлы согласился на орденские условия и подписал договор…
Ягайло действовал быстро и решительно, дал знак крестоносцам выступать в поход, а сам 20 июля взял Троки, которые сдал ему гарнизон.
Под Троки вскоре пришли прусские и ливонские рыцари. Теперь перевес был на стороне Ягайлы, но он хотел избежать кровопролития: или боялся своего поражения, или хотел уберечь своих и Кейстутовых воинов от ненужной гибели…
Обманными обещаниями решить конфликт мирно Ягайло заманил Кейстута и Витовта в Вильно, а потом бросил их в подземелье Кревского замка. Кейстут был задушен. Сам Ягайло отказывался от своей причастности к смерти Кейстута и говорил, что тот покончил жизнь самоубийством. Вероятно, на убийство Кейстута его подтолкнули мать и Скиргайло, претендовавший на Троки. Вслед за этим Ягайло расправился с женой Кейстута Бирутой, которую утопили в реке, и двумя ее родственниками. Очередь была за Витовтом. Но Ягайло не решался. Он даже посетил двоюродного брата и позволил приходить в камеру его жене Анне. Именно с ее помощью Витовт, переодевшись в женскую одежду, убежал из неволи в Пруссию к крестоносцам. Когда великий магистр Конрад Цолльнер попросил Ягайлу простить Витовта, тот пренебрежительно ответил: «Это значило б согревать змею на своей груди».
Ягайло был зол на Орден и не преминул упрекнуть магистра за поддержку Витовта и мазовецкого князя Януша: «…но кажется удивительным и недостойным, что вы помогаете нашим врагам и неприятелям, в то время как мы обещали не только не мешать ни в чем один одному, но один одному помогать против всякого врага. Также просим вас, чтобы вы не старались перетянуть к себе жемайтов, ибо они поддались нам и любезному нашему брату Скиргайло; и без этого уже имеем мы много неприятностей от наших людей и от литвинов».
Ягайле было в чем упрекать Орден. Он не только принял его врага Витовта, но и дал деньги мазовецкому князю Янушу, который захватил Дрогичин, Сурож, Мельник. Хоть Ягайло в начале 1383 года совершил поход в Подляшье и вернул захваченные города (горожане сами их сдали ему), но он не чувствовал себя спокойно. Сторонники Витовта в самой Литве и Жемайтии беспокоили его. Коварство и обман по отношению к дяде и двоюродному брату принесли ему дурную славу вероломного правителя. Даже крестоносцы отвернулись от него. Ягайло не приехал на встречу с великим магистром Конрадом Цолльнером и не подтвердил свои обязательства перед Орденом, считая их необязательными для себя. Поэтому Орден 30 июня 1383 года объявил Ягайле войну. «Такая твоя дружба, которую ты предлагал нам взамен за наши услуги, но мы не можем уже дальше терпеть твое высокомерие и твою несправедливость. Знай же, Ягайло, ты и твои братья, что, не находя в тебе ни веры, ни верности, мы отказываем тебе в нашей дружбе и с тех времен, как убедились в твоем криводушии, никогда уже не будем с тобой в мире», — написал великий магистр.
Ягайло мог с сожалением понять, что сам стал инструментом в руках крестоносцев, устранил их злейшего врага Кейстута, предоставил им грабить Трокское княжество, выдал на расправу Жемайтию, а сейчас Орден разожжет огонь междоусобной войны между ним и Витовтом и вновь будет требовать от него уступок за мир. Вместо укрепления своей власти он добился ненадежного положения в стране, что даже в Вильно чувствовал себя в опасности. Пугала его и будущая война с Орденом. Поэтому Ягайло переехал с матерью в Витебск, подальше от опасного врага — крестоносцев, а оборону Литвы поручил Скиргайле.
Орден поддержал Витовта. Осенью 1383 года началась война. Крестоносцы совершили поход на Вильно, но не захватили столицу. Только теперь Ягайло понял, насколько опасен для него Витовт, ибо свои завоевательские планы крестоносцы выдавали за помощь законному наследнику Трокского княжества, желавшему вернуть отцовское наследство. Политическая мудрость подсказывала Ягайле забыть бывшую вражду и помириться с братом. Через тайных послов в 1384 году он предложил Витовту мир и обещал вернуть Трокское княжество. Витовт принял предложение. Ягайло вернул ему Трокское княжество, но сами Троки оставил Скиргайле, зато в придачу отдал Луцкое княжество. Вместе с Витовтом Ягайло взял и разрушил сильнейшую орденскую крепость Мариенвердер, построенную возле Ковно.
С этого времени судьба поведет Ягайлу от победы до победы к величию. В 1384 году к Ягайле в Крево приехали из Кракова польские паны. Поляки предложили ему посвататься к польской королеве Ядвиге и стать польским королем. В это время Польша переживала нелегкие времена…
Ягайло до этого делал попытку жениться на дочери московского князя Дмитрия Ивановича — Софии. Тем самым в Восточной Европе мог сложиться мощный литовско-московский союз, направленный как против Ордена, так и против Орды. Но Дмитрий Иванович находился в «воле татарской», и в Орде этот союз не приветствовался. Поэтому Дмитрий Иванович потребовал от Ягайлы признать себя его «младшим братом» — подчиниться ему. На это, конечно, Ягайло не пошел. И вот Ягайле предлагали в жены польскую королеву, а в придачу и королевскую корону.
Сама королева противилась этому браку, хотела даже убежать из Краковского замка, но крепкие двери и стража надежно держали ее взаперти. Она любила Вильгельма и вот должна была пожертвовать своими чувствами ради желания панов. Убеждая, что это важно «для расширения и укрепления христианской веры», они склоняли королеву к браку с правителем Литвы.
Ягайло включился в борьбу за польскую корону. Он во главе войска опустошил земли своего конкурента Владислава Опатовского и сжег города Залихвост, Опатов и только чуть-чуть не дошел до Кракова.
Стало ясно, какого врага может обрести Польша в лице Ягайлы, не выбери его королем. А Ягайловы послы в Кракове обещали, что великий князь литовский «своими средствами и личными усилиями все потери и разорения, понесенные польской короной, что кем-то было оторвано или захвачено, вернет, освободит пленных поляков, заплатит 200 тысяч австрийскому герцогу и свои литовские и русские земли на вечные времена присоединит к короне польской державы». Никто из других кандидатов на трон ничего большего не смог бы пообещать. И на Краковском сейме в июне 1385 года Ягайлу выбрали королем...
Ягайло обещал принять католичество, крестить Литву, присоединить ее к Польше, вернуть польских пленников, отвоевать у Ордена польские земли, заплатить матери Ядвиги, венгерской королеве Елизавете, 200 тысяч флоринов. Такое впечатление, что за корону Ягайло продал все, что мог продать, — свое государство, душу, честь… Или, может, он рассчитывал такими щедрыми обещаниями подкупить поляков? Обещания он давал именно такие, которые хотели от него услышать, но не исполнял их. Подобная хитрая политика не раз приносила ему плоды.
18 февраля 1386 года в Кракове Ягайло и Ядвига обвенчались, а 4 марта он короновался и стал польским королем под именем Владислав II, которое дали ему при крещении в католичество…
Высокий авторитет Ягайлы признавали не только отдельные люди, но и целые народы. В 1402 году венгры, недовольные правлением своего короля Сигизмунда I, отстранили его от власти и предложили венгерскую корону Ягайле. Он повел себя очень благородно, не воспользовался «несчастьем» венценосного коллеги. «Не вам отдавать, не мне ваш скипетр брать не следует, пока законный владетель Венгерской земли, муж старшей дочери Людовика, который вами взят в неволю, живой. Вы должны освободить его. Никто больше, глядя на ваш поступок с предшественником, не захочет такой судьбы», — ответил Ягайло венгерским послам. Тут он проявил и благородство, и политическую осторожность, которую можно принять за мудрость. Как «справедливого правителя», доброжелательного к чешскому народу, в 1420 году чехи просили Ягайлу стать их королем. Он и на этот раз отказался от короны, проявив предосторожность. «Судьба ваша смутная, и несчастье чешского края сам переживаю; в таком важном деле без согласования с Витовтом не могу ответить». От короны Ягайло отказался, но сам факт, что восставшие против немецкого засилья чехи видели в нем достойного кандидата на чешский престол, говорит о многом, и в частности об его авторитете за рубежом. Добрая слава далеко разносится…
Ягайло искренне воспринял свою миссию объединителя двух народов, их спасителя от агрессии Ордена. «Знаем хорошо, что крестоносцы не только моей или великого князя ждут смерти, чтобы напасть на Польшу, разорвать и уничтожить единство между обоими народами. Но я этого не допущу. Посвящу всего себя ради целостности моих народов, поэтому соберу большое войско и Орден так сокрушу в Пруссии, что после моей смерти не сможет вредить моим державам», — заявлял в 1422 году Ягайло. И надо признать: во многом стараниями Ягайлы была сокрушена сила Тевтонского ордена…
В том же 1387 году он обратил Литву в католичество. Приехав в Вильно, он постановил: «Всех природных литвинов, обоих полов и всякого звания, к вере католической и до служения святой римской церкви присоединить и даже заставить, к какой бы вере они раньше ни принадлежали». Ягайло, как выяснилось, совсем не стремился исполнять свое обещание. Видимо, он боялся недовольства православного населения Великого Княжества Литовского, поэтому не принуждал его к принятию католичества язычников. Для поощрения крещения в католичество Ягайло 20 февраля выдал грамоту, в которой декларировал сословные права и вольности католикам…
Зато Орден усомнился в искреннем крещении Ягайлы и жаловался на него императору Руперту: «Славится, как новый христианин, но от своих безумств ни в чем не отступил. Как стал королем, то сделался жестоким неприятелем правоверного рыцарства. Посылает к неверным ремесленников, раздает им шлемы, панцири и стрелы, шлет им воинов. Литвинов и Русь учит военному делу, так что, усовершенствовавшись после его смерти, даже могут быть опасными. Хвалится, что где-то принес веру, а на деле подстрекает сечь или вешать иконы, жестоко убивать христиан, срывать мир, хватать орденских братьев, давать опеку изменникам и отступникам — вот христианские поступки Ягайлы. Так он поступает с нами в союзе с Витовтом, который не помнит той помощи против татар, когда наши кровь пролили»…
Когда Витовт в 1390 году поднял восстание, Ягайло лично возглавил борьбу с ним. Городенский князь вновь заручился поддержкой крестоносцев, а это означало войну с Орденом. Польское войско во главе с Ягайлой захватило Берестье, Каменец и Городно, принадлежавшие Витовту. Своим наместником и старостой виленским Ягайло назначил польского подканцлера Николая из Мошкожова. Изгнанный из своих владений, Витовт при поддержке крестоносцев продолжил войну. В августе 1390 года орденское войско подошло к Вильно. Был взят главный замок Вильно — Кривы город, но два других замка мужественно защищались. Через пять недель крестоносцы сняли осаду замков и отступили…
Витовт не отступался от своих претензий. Получив во владение замок Риттерсвердер на Немане возле границы, он совершал набеги на Литву, рассчитывая грабежами и поджогами заставить Ягайлу вернуть ему отцовское наследство, а может, и получить великокняжеский венец.
Второй поход на Вильно летом 1391 года орденского войска также закончился бесславным отступлением крестоносцев. Ягайло наконец понял пагубность борьбы с Витовтом и передал ему через послов: «Больше, брате, не теряй земли Литовское, отчины нашее и свое, пойди к нам у мир и в великую любов братскую, возьми собе княженье великое у Вильни, стол дяди своего, великого князя Олкгирда, и отца своего, великого князя Кестута». Витовт и на этот раз поверил Ягайле и тайно покинул Орден.
Встреча между ними произошла 4 августа 1392 года в деревне Островский Двор. На следующий день была составлена грамота. Ягайло признавал Витовта великим князем литовским и русским, но тот дал клятву: «Оставаться навсегда в союзе с Польским Королевством и польской короной». В грамоте не говорилось о присоединении Великого Княжества к Польскому Королевству — тем самым Ягайло признавал Витовта самостоятельным правителем. Хоть он и титуловал Витовта великим князем литовским, но себе взял титул «верховный князь Литвы», чем подтвердил свою власть над Великим Княжеством…
И все же Ягайло оказался не на высоте требований истории. Объединив силы Польши и Великого Княжества Литовского и Русского для уничтожения орденско-немецкой агрессии, он между тем из-за своих личных интересов помешал государству своего народа стать равноправным субъектом европейской политики и осудил его на потерю независимости...
Не принесло положительного результата и крещение в католичество Литвы. Великое Княжество было расколото на католиков и православных. Единство «литвинской нации» было подорвано. Православные феодалы были оттеснены от государственной власти, а это привело к политической борьбе за первенство в государстве. Вместо мира Ягайло посеял в Литве вражду...
КЕЙСТУТ (1381–1382)
Если Ольгерд первенство отдавал политике собирания восточнославянских земель, то Кейстуту выпала нелегкая миссия сдерживать наступление крестоносцев на земли Великого Княжества Литовского. Но и Кейстут неоднократно нападал на Пруссию и Ливонию. Сам лично или вместе с Ольгердом осуществил около 30 походов на орденские владения.
Орденские хроники много рассказывают о героизме и мужестве Кейстута. Даже враги признавали его рыцарское благородство. «Кейстут был муж воинственный и правдивый. Когда он задумывал набег на Пруссию, то всегда извещал об этом предварительно маршала Ордена и обязательно потом являлся. Если он заключал мир с магистром, то соблюдал его крепко. Если он считал кого-либо из братии нашей человеком храбрым и мужественным, то оказывал ему много любви и чести», — писал орденский хронист.
Уважали Кейстута и поляки. Ян Длугош отмечает: «Кейстут, хотя язычник, был муж доблестный: среди всех сыновей Гедимина он отличался благоразумием и находчивостью, и, что более всего делает ему чести, он был образован, человеколюбив и правдив в словах». В те жестокие времена Кейстут показывал примеры благородства и гуманности. Он спасает от смерти приговоренных к казни рыцарей, после битв велит хоронить павших крестоносцев. Когда можно было избежать кровопролития, старался избежать его. И сами крестоносцы, если выпадала возможность проявить благородство в отношении Кейстута, использовали ее. Так, в 1352 году после неудачного штурма замка Лабиа смоленский князь при переправе через реку начал тонуть, командор Геннинг фон Шиндекопф спас его. Командор хотел сделать Кейстуту любезность, потому что смоленский князь был его племянником. В 1362 году во время осады крестоносцами Ковно великий магистр Винрих фон Книппроде готов был пропустить Кейстута в замок, если он пожелает руководить защитой.
Кейстута можно назвать князем-воином, не правителем, а предводителем военной дружины, в которой ценились сила, отвага, мужество, героизм, самопожертвование, презрение к смерти и находчивость. Читаешь в хрониках о действиях Кейстута, как о подвигах героя рыцарского романа…
Примечательно, что Людовик брался выхлопотать у папы Климента VI для Кейстута королевскую корону. Другой бы поддался на эту уловку и стал пресмыкаться перед щедрым благодетелем, но только не Кейстут. Он хорошо понял истинное намерение Людовика — разрушить его союз с Ольгердом…
Война с Орденом не утихала. Мелкими набегами крестоносцы разоряли владения Кейстута, ходили они в 1365 году и под Вильно. Кейстут пережил моральные муки, ибо вместе с крестоносцами шел его сын Бутовт, который был у них проводником. Почему он убежал к крестоносцам, и сам Кейстут не понимал. Сказалось ли воспитание пленного рыцаря Гано фон Винденгейма? Прельстился ли рассказами рыцаря об Ордене или проснулась в его душе тяга к христианству? Бутовт бежал в Орден, где крестился под именем Иоанн и вступил в ряды орденской братии. И теперь вместе с крестоносцами «воевал родную землю». А может, захотелось ему высокой власти великого князя и готов был проливать братскую кровь? Но за предателем никто не пошел. И крестоносцы не стали поддерживать его. Он нашел себе приют при дворе чешского короля и в 1380 году умер с клеймом изменника. Печальная для Кейстута история…
На два года было заключено перемирие. Но это не значило, что Кейстут вложил свой меч в ножны. Когда позволяло время и была возможность, он помогал Ольгерду в решении общегосударственных задач. В 1368 и 1370 годах участвовал в походах Ольгерда на Москву в поддержку Твери. А в 1372 году сам возглавил войско Ольгерда, своего сына, городенского князя Витовта, Андрея Полоцкого и Дмитрия Друцкого. К ним присоединился тверской князь Михаил. Союзники взяли Кашин, Малогу, Углич, Бежецкий Верх, Дмитровск, Кистму и Торжок.
Помощь Кейстута дала возможность Любарту вернуть в 1352 году захваченную поляками Волынь. Кейстут и Любарт заключили с польским королем «мир от Покрова бце до Ивана дня до Купал». Характерно, что грамота написана на старобелорусском языке, которым владели Гедиминовичи. В грамоте названы как православный, так и языческий праздники. И что примечательно, князь-литвин праздник Св. Иоанна Крестителя называет по-славянски — «Купала»... Любили своего князя-защитника и язычники, и православные христиане. Так, когда в 1381 году в Полоцк пришла весть, что великим князем стал Кейстут, то «полочане возрадовалися».
В 1368 году Кейстут помогал своим племянникам — белзскому князю Юрию Наримутовичу и владимирскому князю Александру Кориятовичу — освободиться от вассальной зависимости Польши. Именно поход Кейстута в Мазовию, где он разрушил четыре замка (что значительно подорвало силы Польши), позволил Юрию Белзскому и Александру Владимирскому освободиться от вассальной зависимости…
Выступил Кейстут инициатором крупного похода в Пруссию в 1370 году. Поход был ответом на взятие крестоносцами замка Байербург. Кейстут подошел с войском к замку, когда крестоносцы уже начали штурм. На предложение Кейстута позволить гарнизону сдаться в плен, а после выкупить его, магистр не ответил. Он приказал убивать каждого, кто вырвется из замка. В пламени и от оружия крестоносцев погибли все защитники замка — 900 человек. Разгневанный Кейстут на встрече с маршалом Геннингом фон Шиндекопфом предупредил: «На будущую зиму я думаю посетить гросмайстера и просить у него хорошего приема». Маршал самоуверенно ответил: «Будешь нам милым гостем, мы примем вас с достойным уважением». А чтобы наказать Кейстута за дерзость, взял замок Пастовия в Жемайтии и всех защитников, которые сдались на его милость, перебил.
Ответ должен быть один — месть. И Кейстут с Ольгердом двинулись на Пруссию. 2 февраля 1370 года произошла битва возле Рудавы. Воины Кейстута сдержали натиск крестоносцев и не дали им разгромить войско Ольгерда. К маршалу Шиндекопфу, который верхом на лошади стоял на пригорке, пробился литвин Вишвил, и пущенная им из арбалета стрела убила предводителя орденского войска. Его смерть поразила крестоносцев, и они прекратили битву. Кейстут и Ольгерд без помех отвели свое войско и вернулись домой.
После Рудавской битвы крестоносцы долгое время не могли совершить крупного похода на Трокское княжество, хоть и не отказались от мелких набегов. Но в 1375 году Кейстут вместе с сыновьями Ольгерда — вероятно, Ягайлой Витебским, Андреем Полоцким — воевали в Ливонии, защищая Полоцкую землю. В 1376 году он повторил поход в Ливонию и разорил земли возле Елгавы, а после ходил вместе с Ольгердом на прусские области Скаловию и Надровию.
После смерти Ольгерда в 1377 году Кейстут признал его сына Ягайлу великим князем литовским и русским. Мудрым словом и советом Кейстут помогал ему править государством. Только Ягайло задумал уничтожить Трокское княжество. С этой целью он в Давидишках возле Городно 1 июня 1380 года заключил тайный союз с Орденом. Теперь Ягайло поддерживал крестоносцев, выдавал им замыслы Кейстута, уклонялся от оказания ему помощи. Трокское княжество с трудом сдерживало орденский натиск. Крестоносцы безжалостно опустошали многострадальную Жемайтию…
Став великим князем, Кейстут перешел в наступление на Орден. Он предусмотрительно договорился с московским князем Дмитрием Ивановичем о мире, отказавшись от претензий на Смоленск и верховские княжества на Оке, чем обеспечил себе тыл. Теперь в руках Кейстута были все военные силы государства. И это почувствовал Орден. Пал замок Остерод, была разорена прусская земля Вармия. Осенью Кейстут лично возглавил осаду замка Юрбург, но не взял его. Занятый войной, Кейстут просмотрел заговор против себя.
Тем временем Ягайло из Крево через своего брата Свидригайлу вел тайные переговоры с Орденом. За помощь в борьбе против Кейстута он обещал уступить Ордену Жемайтию и крестить Литву по католическому обряду. Крестоносцы согласились помочь и стали собирать войско. А Кейстуту было уже не до войны с Орденом…
Положение было опасным. Вместо помощи зять Кейстута, мазовецкий князь Януш, захватил Подляшье под предлогом защиты от Ягайлы подляшских городов. Выступили прусские и ливонские рыцари. Кейстут оказался окруженным со всех сторон. Не поддержали его и некогда верные жемайты. Они считали самого Кейстута виноватым в войне с Ягайлой: мол, первым захватил Вильно, а им надо расплачиваться за их вражду.
Все же Кейстут и Витовт собрали пятитысячное войско. К ним присоединился Любарт. Вместе они отправились освобождать Троки. Сюда подошли и крестоносцы. Ягайло не решился на битву с Кейстутом. 5 августа он пригласил Кейстута и Витовта на переговоры в Вильно и пленил их. Войску Кейстута было сообщено, что заключен мир, и оно разошлось. Пленного Кейстута Скиргайло увез в Кревский замок и заточил в башне. Ночью на пятые сутки плена Ягайловы служки и некий крестоносец «удавили» Кейстута. А народу Ягайло сообщил, что Кейстут повесился. Пышные похороны Кейстута по языческому ритуалу, сожжение его тела на костре как бы показывали, что Ягайло отдает дяде торжественные почести и он не виноват в его смерти. Но этим он не обманул историю. Смерть Кейстута лежит на совести Ягайлы. Витовт позже признавался крестоносцам, что тот погубил его отца и мать. (Бирута, которая укрывалась в Берестье, была поймана и утоплена в реке. Расправились и с ее родственниками.) Кто знает, как бы развивались события в Великом Княжестве Литовском, будь Кейстут по-прежнему великим князем. Вероятно, многих бед и трагедий удалось бы избежать.
ВИТОВТ (1392–1430)
Великое Княжество Литовское и Русское в правление Витовта достигло своего могущества и раскинулось от Балтийского до Черного моря, от рек Буга до Угры — настоящая империя. Это итог жизни и политической деятельности Витовта. Казалось, он не знал покоя и всего себя посвятил заботам о государстве, его процветанию и укреплению…
При поддержке Ордена Витовт осенью 1390 года и летом 1391 года ходил на Вильно. Эти походы закончились неудачей, но Витовт продолжал борьбу. Хронист Ян Длугош писал, что, опираясь на помощь крестоносцев, «князь Витовт производил частые набеги на литовские и жемайтские земли, забирая в плен и убивая жителей обоего пола, сжигая селения и совершая много грабежей». Позиции Витовта укрепились, когда в 1392 году его дочь София вышла замуж за московского князя Василия Дмитриевича. Вот тогда Ягайло задумался. Удары Витовта становились все более опасными. На границе с Великим Княжеством крестоносцы возвели для него замок Риттеревердер, откуда он совершал набеги на Литву. Керновский князь Вигунд Александр попробовал штурмом взять замок, но был отбит. А вскоре Вигунд умер при загадочных обстоятельствах. Подозревали, что его отравили Витовтовы сообщники. Ягайло лишился человека, на которого возлагал большие надежды и которого назначил своим наместником в Великом Княжестве вместо бездумного и горячего Скиргайлы. Вслед за этим Витовт завладел Городно и укрепился там. И не такой уже несбыточной представлялась победа Витовта. Положение Ягайлы было непрочным. В Литве его не любили, поляки использовали в своих интересах. Витовтов зять, московский князь Василий, получил от хана Золотой Орды ярлык на Великое Княжество Владимирское. Выход из создавшегося положения был одним — помириться с Витовтом…
5 августа 1392 года в деревне Островский Двор около Лиды между Витовтом и Ягайлой был заключен договор, по которому великим князем литовским стал Витовт. Под его власть переходило и Трокское княжество. Но Витовт дал клятву «никогда не покидать королей и Королевство Польское ни в счастливых, ни в несчастных обстоятельствах», признав Ягайлу «братом и паном нашим»…
Дорого заплатил Витовт за корону великого князя. Погиб в боях за Вильно его брат Тевтивил, второй брат Сигизмунд находился у крестоносцев заложником, был закован в кандалы и брошен в подземелье. Сыновей Витовта отравил его друг рыцарь Андрей Саненберг. Он приехал в Кенисберг, чтобы выкрасть сыновей Витовта Ивана и Юрия, но был разоблачен. Саненберг, якобы желая спасти души мальчиков и боясь перехода их в язычество, дал им выпить яда. Крестоносцы, отрекаясь от этого позорного преступления, оправдывались, что сыновей Витовта погубила его измена. Нелегко было пережить убитому горем отцу утрату своих сыновей...
Витовт быстро и решительно сломал сопротивление удельных князей, «чинячи собе панование самовладное». Были ликвидированы Полоцкое, Киевское и Новгород-Северское княжества. Тут начали управлять великокняжеские наместники. Это был прогрессивный шаг, ибо Витовт укреплял великокняжескую власть и содействовал централизации государства…
Силу Витовта признали и на Руси. Зять Витовта — московский князь Василий — «держал с ним мир». В 1396 году они встречались в Смоленске и Коломне и Василий вынужден был признать присоединение Смоленского княжества к ВКЛ. Тверской князь Борис Александрович «взял есьми любовь такову съ своим Господином с Дедом великим князем Витовтом Литовским и многих Рускихъ земель госпадаремъ».
Был заключен союз Золотой Орды с Польшей и Великим Княжеством Литовским. Хан Тохтамыш обещал Ягайле и Витовту «помочь всею моею силою».
Победы и политические успехи Витовта прославили его. Так, на пиру в честь венгерского короля Сигизмунда польский шляхтич Крапидло сказал: «Ни ты, ни король Ягайло не получите славы с вашего правления. Только великий князь Витольд заслуживает быть королем! Ягайло и ты — вы не заслужили носить скипетр! Тот с головой отдался своей охоте, а вы готовы лишиться чести ради женской юбки… Поэтому не хвались королевскими достоинствами! Если б дано было сеять королей, я б никогда не сеял Сигизмундов, никогда Ягайлов, но всегда одних только Витольдов»! С этими словами солидарен Длугош, который жалеет, что поляки не выбрали королем Витовта — «мужа совершенного ума и величия подвигов, подобного Александру Македонскому». Но вот ирония судьбы: Сигизмунд станет императором Священной Римской империи, Ягайло был уже королем, а вот Витовт не поднимется выше своего великокняжеского престола. Но его назовут великим…
Может, Витовт и достиг бы заветной мечты — превратить государство в королевство, если бы не трагическое поражение на реке Ворскле. Бывший хан Золотой Орды Тохтамыш, изгнанный своим врагом, среднеазиатским правителем Тимуром, заключил союз с Витовтом. Тохтамыш отказывался от претензий на украинские и русские земли, входящие в ВКЛ, но хотел вернуть с помощью Витовта ханский престол Золотой Орды. Витовт согласился помочь. «Я обеспечил навсегда мир и независимость Литвы от меченосцев, теперь я должен освободить и остальных христиан от гнета иных угнетателей», — объяснял Витовт цель своего союза с ханом Тохтамышем.
В 1397 году Витовт с войском ходил «аж за реку Дон». Он не встретил никакого отпора со стороны золотоордынского войска. Витовт взял в плен много татар, часть которых отослал Ягайле, а часть поселил в Литве. В «Хронике Литовской и Жмойтской» говорится, что Витовт пришел «до замку Озова», где разбил «наголову» татарское войско. Этот поход был разведкой сил Золотой Орды, и, видимо, Витовт убедился в ее слабости, что привело к переоценке своих сил. Татары его не пугали. Взяв на себя роль христианского борца с неверными (своего рода крестоносца), он мог надеяться на благосклонность папы римского в возведении себя на королевский престол созданного им королевства Литвы и Руси. Совсем не случайно, что в это время Витовт принимает попытки организовать церковную унию. По его желанию митрополит Киприан два раза посылал из Киева посольства к константинопольскому патриарху с предложением заключить с папой церковную унию. Хоть патриарх ответил отрицательно, но сам факт предложения унии знаменательный. Витовт хорошо понимал пагубность раздела его подданных на две конфессии, а поэтому желал иметь в своем государстве униатскую церковь, одновременно желал склонить сердце папы римского к себе, как к христианскому сподвижнику…
Для войны с татарами Витовт собрал практически все военные силы своего государства — «Собра воя много бесчисленно». Историки называют цифру в 70 тысяч человек против двухсот тысячного войска Золотой Орды. Хотя и понятно, что эти цифры явно завышены, но все равно битва на реке Ворскле была крупнейшей в ту эпоху.
4 мая 1399 года папа римский Бонифаций XI издал буллу, которой предписывал костелу в Польше и Литве поддержать крестовый поход против татар. Но польский король Ягайло выступил против намерения Витовта. Королева Ядвига вообще заявила, что во время молитвы перед распятием Христа ей привиделось поражение Витовта. Этого хватило, чтобы польские рыцари остались дома. К Витовту пришел лишь небольшой отряд поляков в 400 человек. Отряд в 100 рыцарей прислал Орден, пришла дружина из Москвы во главе с героем Куликовской битвы князем Дмитрием Боброком…
На требование Витовта отступить за Дон Едигей тоже потребовал подчинения Польши и Литвы своему сюзерену Тамерлану, который хотел присоединить к своим владениям Европу. Послы Витовта ответили, что полякам и литвинам дороже жизни свобода. Стало ясно, что битвы не избежать. Вместо помощи Тохтамышу воины Витовта теперь должны были биться за свободу родной страны…
Битва произошла во вторник, 12 августа, за два часа до заката солнца. Хитрым маневром Едигей выманил Витовта из лагеря…
Сам Витовт едва спасся и несколько дней блуждал по степи. Татары гнали литвинов 500 верст, «пролита кровь, аки воду». Погибло более 50 князей (Никоновская летопись называет цифру 74 «всех князей именитых славных»), среди них — Андрей Полоцкий, Дмитрий Брянский, Глеб Смоленский, Михаил Заславский, Андрей Друцкий, Дмитрий Боброк, Глеб Кориятович, Михаил Подберезкий, Дмитрий и Федор Патрикевичи, Иван Вельский и др.
Витовт не терял присутствие духа, успел подготовить к защите Киев, а сам с запасными хоругвами поспешил к острову Тавань на Днепре, чтобы не дать переправиться тут Едигею. Воины рвались в бой, желая смыть кровью позор поражения. Когда Ягайло прислал письмо с обещанием помощи, то он ответил: «Этого не нужно. Если не только Едигей, но и сам Тамерлан со всеми войсками отважится на переправу через Днепр, я смогу задержать его». Едигей повернул в Крым. А войско Темир-Кутлуя дошло до Киева, но штурмовать его не отважилось. Взяв откуп в 3 тысячи рублей с города и 50 рублей с Печерского монастыря, татары вернулись в степь.
Благодаря мужеству воинов Витовта Золотая Орда, понеся существенные потери, не смогла совершить нашествие на Европу, что хотели сделать золотоордынский хан Темир-Кутлуй и его покровитель Тамерлан. Золотая Орда даже не смогла вернуть под свою власть украинские земли, Причерноморье и Нижнее Поднепровье. Вскоре умер Темир-Кутлуй, смертельно раненный в битве на Ворскле Свидригайлой. И в Орде вновь начались междоусобицы, что не позволило ей использовать победу на Ворскле. «Важность битвы при Ворксле для судеб Восточной Европы не подлежит сомнению», — отмечал русский историк Сергей Соловьев. Могущество Золотой Орды уже не пугало. Наступало время упадка некогда непобедимого исполина.
Поражение в битве на Ворскле ослабило Литву. Победителей боятся, а на побежденных нападают сильнейшие, стремясь воспользоваться их ослаблением. Теперь и грозный для соседей Витовт был им не страшен. Отпал от Великого Княжества Смоленск, рязанский князь Олег повоевал полоцкие земли. Вновь возобновились нападения Ордена. Витовт вынужден был согласиться с Ягайлой возобновить акт унии, что и было сделано 18 января 1401 года в Вильно и подтверждено 11 марта в Радоме. Польское Королевство и Великое Княжество обязались действовать совместно против общих врагов, польские феодалы должны были выбирать короля с согласия феодалов ВКЛ и то же самое при выборе великого князя. Витовт признавался самостоятельным правителем при условии вассалитета Польской Короны. Впрочем, Витовт и не считал себя вассалом Ягайлы и заявлял, что он никем не назначен, а выбран на великокняжеский посад.
Уния была заключена вовремя, ибо возобновил нападения Орден. В 1401 году ливонские рыцари вторглись в земли Литвы...
Орден нашел себе помощника в войне с Великим Княжеством Литовским и Русским — князя Свидригайлу, «человека шаткого и весьма переменчивого нрава, склонного к мятежам», по словам Длугоша. Свидригайло, как в свое время Витовт, щедро отписывал крестоносцам земли, даже то, что ему и не принадлежало — Полоцкую землю… Во время похода на Вильно летом 1402 года горожане не поддержали Свидригайлу, а его немногочисленных сподвижников Витовт казнил. Не принес Свидригайле победы и поход орденского войска на Литву в январе 1403 года…
Витовт отомстил Ордену, напал на Ливонию и вновь сжег Динабургский замок. Но в конце концов стороны пошли на мирные переговоры. 23 мая 1404 года в Раценже Витовт и Ягайло заключили с великим магистром Конрадом фон Юнгингеном мирный договор. Витовт уступил Ордену Восточную Жемайтию. Оставшись без поддержки, Свидригайло вернулся в Литву и внешне смирился с Витовтом. А тот, обезопасив себя от внешних и внутренних врагов, направил свои силы на возвращение Смоленского княжества, ибо его предыдущие попытки в 1401 и 1404 годах закончились неудачей: после осады Смоленска он отступал ни с чем. И вот теперь, не боясь нападений Ордена, который обязывался помочь ему в овладении Смоленском, Псковом и Новгородом, Витовт мог исполнить свой замысел. Он двинулся с большим войском на Смоленск, и смоляне испугались его. Князь Юрий Святославич покинул город.
И 26 июня Витовт овладел Смоленском. Смоленские бояре сдали ему город. «Потому что желаем и любим тебя», как они заявили ему. Витовт милостиво отнесся к смолянам и дал им «лготу много». Порядки Витовта пришлись по душе смолянам, и когда в 1514 году Смоленск сдался московскому князю Василию III, то он обещал им «держати о всем по тому, как их держал князь великий Витофт»...
Наступление Витовта на Псковскую и Новгородскую земли вызвало недовольство московского князя Василия Дмитриевича. Интересы тестя и зятя столкнулись. Этим умело пользовался крымский эмир Едигей. Он слал Василию помощь, а тем временем заверял Витовта в дружбе. И эмир добился своего — поссорил тестя с зятем. Московский князь подступал к Вязьме, Серпейску и Козельску, но не взял их, а под Полоцк ходили псковские дружины. В свою очередь Витовт в сентябре 1406 года выступил в поход на Москву…
Витовт и Василий заключили перемирие с 8 сентября 1406 года до 28 июня 1408 года. Но Витовт, недовольный этим перемирием, 1 февраля 1407 года захватил Одоев. В ответ Василий сжег на литовской стороне Дмитровец. Новое перемирие принесло Витовту желаемый итог. За ним остался Одоев, московский ставленник в Новгороде, бывший смоленский князь Юрий Святославич, лишился новогородского наместничества. Новогород принял Витовтова наместника — Мстиславского князя Семена Лугвения…
До поры до времени Витовт терпел Орден, чтобы сохранить с ним мир. В 1405 году Витовт по требованию Ордена подавил восстание жемайтов. Довольный его действиями, великий магистр Конрад фон Юнгинген писал императору Руперту: «С Божией помощью 12 дней опустошали и жгли край неверных: взято много заложников и многое к вере принудили. Витовт вместе с командором Рагниты, с другой стороны, искренне трудился, разносил пожар, помогая нам всей силой своих людей, выдал нам беглецов, так что теперь можем верить в искреннюю дружбу между ним и Орденом». Дорогую цену приходилось платить ему за мир с крестоносцами, но все равно избежать войны было невозможно. Орден, надеясь на свою мощь, хотел подчинить всю Жемайтию и ослабить Великое Княжество Литовское и Польшу. Витовт уже не желал дальше терпеть агрессию крестоносцев.
Когда в 1409 году в Жемайтии вспыхнуло восстание против Ордена, Витовт поддержал восставших и отправил к ним своих воинов. Стремление Витовта вернуть Жемайтию в состав Великого Княжества и привело к войне с Орденом в 1409–1411 годах. Как сообщал великому магистру орденский шпион, инициатором войны был Витовт, который склонял к ней польского короля Ягайлу. Тот тоже был зол на Орден. На встрече в 1408 году с великим магистром Ульриком фон Юнгингеном в Ковно Ягайло и Витовт не пошли ни на какие уступки крестоносцам. Король гневно заявил, что «от диких немцев ничего определенного ждать нельзя». Одновременно обострились отношения Ордена с Польшей из-за споров за город Дрезденок, который Витовт, как третейский судья, присудил Пруссии в надежде подтолкнуть Ягайлу к войне. И своего добился. На угрозы Юнгингена Ягайло ответил: «Ты ко мне шлешь грамоты, а я тебе — саблю». А Витовт заявил Ордену, что, «когда поспеет рожь, он выступит с жемайтами на Пруссию и огнем и мечом погонит немцев к морю, чтобы там потопить их»…
6 августа 1409 года Орден объявил войну Польше. Крестоносцы захватили Добжиньскую землю. В войну вступило и Великое Княжество Литовское. Витовт с войском занял Жемайтию. Великий магистр Ульрик фон Юнгинген не отважился воевать сразу и с Польшей, и с Литвой и через посредничество чешского короля Венцеслава заключил перемирие с 8 сентября 1409 года до 12 июня 1410 года. Венцеслав, как третейский судья, обещал рассудить споры между сторонами.
Перемирие обе стороны использовали для подготовки к войне. 30 декабря 1409 года Ягайло и Витовт в Берестье составили план совместных действий против Ордена. Причем Витовт потребовал от Ягайлы признания за Великим Княжеством Подолья. На совете присутствовал сын Тохтамыша — Джель-аль-Дин, который в свою очередь за помощь просил у Витовта содействия в овладении ханским престолом Золотой Орды и получил его согласие…
Тогда король Сигизмунд «задумал, подобный яду, коварный план, посредством которого он мог бы отторгнуть Витовта, великого князя ВКЛ, от верности и подчинения Владиславу польскому королю», — писал Длугош. Сигизмунд наедине с Витовтом начал усиленно «хитрыми и ловкими уговорами» просить его отказаться от Ягайлы и заключить союз с Венгрией. Когда Витовт отказался, Сигизмунд предложил помочь ему стать королем Литвы и освободиться от подчинения, верности и присяги Ягайле...
Тем не менее, в душу Витовта было заронено семя сомнения, которое по прошествии времени прорастет в непоколебимое желание стать королем.
Как и ожидалось, подкупленный крестоносцами чешский король Венцеслав отдал свой голос в пользу Ордена, и с этим не согласились ни Ягайло, ни Витовт. Войны было не избежать. Обе враждующие стороны собрали большие войска. Историки спорят об их количестве, называют разные цифры. Польский историк М. Бискуп считает, что Польское Королевство выставило до 18 000 шляхетской конницы и 12 000 обозной прислуги, ремесленников и пехотинцев, а Великое Княжество Литовское — до 11 000 кавалерии, в том числе одну тысячу татарских всадников. Всего союзное войско насчитывало 41 000 человек, а орденское войско — 16 000 конницы и 5000 пехоты…
15 июля 1410 года на поле возле деревень Грюнвальд и Танненберг в Пруссии объединенное войско Великого Княжества Литовского и Королевства Польского встретилось с войском Тевтонского ордена.
Первым битву начал Витовт…
Как видим, главную заслугу в победе над Орденом «Хроника» приписывает войску Великого Княжества Литовского и его предводителю Витовту.
В битве погибло 18 тысяч крестоносцев (как сообщает булла папы Иоанна XXIII), в том числе 203 рыцаря Ордена, среди которых великий магистр Ульрик фон Юнгинген, великий маршал Фридрих фон Валенрод, великий комтур Конрад фон Лихтенштейн, великий казначей Томас фон Мергейм, 14 командоров замков, в том числе Мева, Старграда, Нешавы, Бродницы, 15 фохтов и другие начальники Ордена. В плен было взято 5 тысяч крестоносцев, среди которых щецинский князь Казимир и мазовский князь Конрад. Большие потери понесло и войско Витовта. О множестве погибших «княжат, панов, рыцарей и воинов» говорил виленский наместник Альберт Монивид, почти половина войска Витовта погибла, по сообщениям Ордена. Польское войско отделалось незначительными потерями. Ягайло признавался, что «наших очень мало погибло, а из знатных никто». Так что победа над крестоносцами была одержана во многом ценою крови воинов Великого Княжества Литовского и Русского, а также смелыми и умелыми действиями Витовта...
Но победой Ягайло и Витовт не смогли воспользоваться сполна. Союзники двинулись к столице Ордена Мариенбургу. Города и замки сдавались победителям. Оставался Мариенбург, и с падением его пал бы окончательно и Тевтонский орден...
Витовт не был заинтересован в разгроме Ордена, так как не желал возвышения Польши. Он вступил в сепаратные переговоры с ливонским магистром Гевельманом. Видимо, тот пообещал уступить Витовту Жемайтию. Витовт стал требовать от Ягайлы снять осаду Мариенбурга, но услышал отказ. Тогда Витовт, несмотря на мольбы короля, в начале августа увел свое войско в Литву. Ягайло, простояв возле Мариенбурга еще полтора месяца, вынужден был снять осаду. Орден избежал полного разгрома.
Мир от себя и от имени Польского Королевства 1 февраля 1411 года в Торуни заключил Витовт, и понятно, что он прежде всего думал о выгоде своего государства: не дать Польше воспользоваться плодами победы и не допустить окончательного ослабления Ордена как вероятного союзника. Поэтому Витовт особенно не отстаивал польские интересы, согласился на возвращение Ордену занятых поляками городов и возвращение в состав ВКЛ Жемайтии. Он одержал блестящую дипломатическую победу, заключив договор, выгодный для Литвы, но постыдный для Польши...
После победы над Орденом Витовт стремится избавиться от позорной Кревской унии. И Ягайло вынужден новым договором, заключенным 2 октября 1413 года в местечке Городле над Бугом, не только подтвердить союз Польского Королевства и Великого Княжества Литовского, но и вновь признать великим князем Витовта. В договоре не говорилось, что после смерти Витовта Великое Княжество Литовское и Русское переходит под власть Ягайлы и его преемников. Но литовские бояре и шляхта должны были брать себе великого князя с согласия Ягайлы и его преемников.
Тем самым Великое Княжество Литовское и Русское оставалось отдельным от Польши государством.
Позаботились поляки о расширении своего влияния в Литве, поэтому они приняли в гербовое братство 47 магнатских феодалов католического вероисповедания. С этой поры от власти были оттеснены княжеские роды, а на первые роли выдвинулись магнатские роды Радзивиллов, Гаштольдов, Остиков, Монивидов, Ямонтов и другие. Они были верными сподвижниками Витовта еще во времена его войн с Ягайлой, и многие происходили из Жемайтии и Аукштайтии. В результате этой хитрой интриги произошел не только боярский переворот, но в некоторой степени этнический: литвины-балты оттеснили от власти литвинов-славян, исповедующих православие. Так была брошена искра взаимной вражды, которая очень скоро разгорится огнем междоусобной войны…
Ясно, что такой раздел аристократии по религиозному принципу должен был привести к взаимной вражде и, в конце концов, к войне. Понимал ли это Витовт? Видел ли, что поляки мечтали после его смерти присоединить Великое Княжество к Польше? Надеялся перехитрить Ягайлу и его советников?...
После подписания Городельской унии Витовт и Ягайло отправились в Жемайтию, чтобы крестить ее и установить там великокняжеское правление. Несмотря на уговоры, подарки, подкуп старейшин, жемайты упорно держались язычества. Тогда Витовт силой начал насаждать христианство. Высекались священные дубровы, уничтожались капища. В огне горели идолы языческих богов. Жемайты вынуждены были подчиниться... Их крестили, как в свое время литвинов. Сгоняли толпы людей, разделяли их на мужчин и женщин и огулом окропляли святой водой. Каждой группе давали одно на всех крестное имя. При таком крещении «христианин» оставался в душе язычником и по-прежнему поклонялся идолам, но только тайно.
В 1418 году жемайты восстанут и с ненавистью расправятся с великокняжеской администрацией, разрушат и сожгут костелы. Витовт пошлет на усмирение «лиходеев» войско во главе с жемайтским старостой Кезгайлой. Он «хватал, бил всех тех, кто это делал», как сообщал Витовт Ордену. И сам великий князь придет на усмирение восставших и жестоко покарает их, за что получит прозвище «кровопийца» и «кровавый мясник».
Папа Мартин V учредил в Жемайтии епископство с приходами в Меденках, Ковно, Крожах, Ариогале, Водукяе, Утянах и Ворнях...
Со времени крещения Жемайтии начинается политическое возвышение Витовта. Он умело использует напряженное положение в Европе, чтобы достичь своих целей. В отношении Орды Витовт противопоставляет одних ханов другим, не давая никому из них возвыситься. То он оружием своего ставленника Улуг-Мухамеда борется с ханами Худайтом и Бораком, пришедшими со своими ордами в волжские и донские степи из Средней Азии, то уже против Улуг-Мухамеда поддержал крымского хана Довлей-Берды.
Поэтому в Европе Витовта воспринимали как «короля сарацинов». И дружбы этого короля ищут европейские монархи. Император Священной Римской империи Сигизмунд обещает ему королевскую корону. Чехи в 1422 году выбирают Витовта своим королем, и в Праге правит его наместник князь Сигизмунд Корибутович. Признают власть Витовта и русские князья. «Верность и послушание» Витовту выразили рязанский, переяславский, пронский, новосильский, одоевский, Воротынский, кашинский и тверской князья. Князья поклялись служить Витовту верно, без хитрости и быть с ним всегда заодно. Летом 1427 года Витовт объехал их княжества и принял князей под свою власть. В свою очередь Витовт поклялся защищать их «от всякого», не вторгаться в их вотчину...
Таким образом, власть Витовта признала почти «вся Русская земля», как сообщает летопись.
И Витовт не преувеличивал, когда говорил об оказанном ему большом почете... Витовт, не имея королевской короны, имел власть и почет больше, чем у иного европейского короля того времени.
Со своей стороны Витовт обязался защищать своих вассалов от врагов и честно держал клятву. Когда в 1425 году татарский князь Кундат пришел к Одоеву с ратью на князя Юрия Романовича Одоевского, то Витовт срочно выслал на помощь дружины шесть князей во главе с братьями Иваном Бабой и Путятой Друцким. Они вместе с Юрием Романовичем, как сообщает летопись, «царя Кундада прогониша, и силу его побиша». По этому поводу Витовт писал великому магистру Ордена Паулю Росдорфу: «Это событие нас очень обрадовало, что милостивый Бог даровал нам и нашим людям такое счастье, что они одержали такую блестящую победу, которой еще никогда не было, хоть и часто происходили битвы».
Русские князья искали надежную защиту от татарских нападений и находили ее, переходя под власть Великого Княжества Литовского. Московский князь Василий требовал с них дань для Золотой Орды, а Витовт, как видим, защищал от грабежей татарских ханов. Под его опекой русские князья освободились от татарского ярма.
Некогда грозный Едигей, победивший Витовта на Ворскле, теперь искал его дружбы. «Князь знаменитый! — писал он Витовту. — В трудах и подвигах честолюбия застала нас унылая старость; посвятим миру остаток жизни. Кровь, пролитая нами в битвах взаимной ненависти, уже поглощена землею; слова бранные, какими мы друг друга огорчали, развеяны ветрами; пламя войны очистило наши сердца от злобы.
Вода угасила пламя». И теперь они заключили вечный мир, а по существу разделили «сферы влияния» в восточноевропейских степях — под влиянием Витовта оказались земли от Днепра до Дона, включая Крым.
Сложные отношения оставались у Витовта с вечевыми республиками — «Господином Великим Новгородом» и Псковом. Витовт стремился подчинить их своей власти. Пока в Новгороде был наместником Семен Лугвений, Витовт и Ягайло координировали с ним новгородскую политику. Но в 1411 году Семен Лугвений покинул Новгород, ибо новгородцы не исполнили требования Ягайлы и Витовта разорвать мир с Орденом.
По-прежнему Витовт стремился подчинить Новгород и Псков. В августе 1426 года псковские пригороды Опочка и Воронеч были осаждены Витовтом, и, хотя их взять не удалось, он получил от Пскова большой выкуп и заключил с ним мирный договор. А в 1428 году Витовт, узнав, что новгородцы на вече назвали его изменником и бражником, отомстил им походом на Новгородскую землю…
Были напуганы и новгородцы, кланялись великому князю и просили о милосердии. Это милосердие стоило Новгороду 6000 рублей откупа и 5000 — Порохову. Витовт наказал новгородцев за свое оскорбление. «Вот вам за то, что назвали меня изменником и бражником». Дал понять, за кем сила, и он ее использует, поэтому современники прозвали Витовта из-за его воинственного характера «факелом войны».
Он знал свою силу и открыто заявлял о ней. Когда жемайтские представители жаловались Витовту, что император Сигизмунд присудил Жемайтию Ордену, то он гневно сказал: «Этого Бог не позволит, чтобы император мог раздавать мой край и моих подданных, пока я живу»...
В своем бессилии перед Витовтом тевтонские рыцари запугивали Европу «сыном сапожника», обещавшим напоить своих коней из Рейна. Умел он отстоять свои интересы, ибо чувствовал свое могущество. Он хоть великий князь, но короли ему не ровня.
Для папы Мартина V Витовт — «любимый сын наш, благородный муж», но когда он стал поддерживать гуситов, то все папские призывы «спастись с этой позорной муки» пропускал мимо ушей…
В конце своей жизни Витовт был на вершине величия. «Сий же великый князь Александр, зовемый Витовт, во великой чести и славе пребываше», — отмечал его величие летописец. Но Витовту не хватало королевской короны.
Честолюбием Витовта хотел воспользоваться император Сигизмунд I. «Вижу, — делился он своими замыслами, — что король Владислав — человек простоватый и во всем подчиняется влиянию Витовта, поэтому мне нужно привязать к себе прежде всего литовского князя, чтоб посредством его овладеть и Ягайлой». Желая поддержки Витовта, он предложил ему королевскую корону. Но против этого намерения выступили польские феодалы, мечтавшие присоединить Великое Княжество Литовское к Польше. Отрицательно относился к коронации Витовта и папа римский Мартин V, который должен был дать свое благословление. Из-за покровительства Витовта православной церкви в своем государстве папа римский в 1427 году вообще запретил его коронацию. Во время правления Витовта православные церкви были построены в Слуцке, Креве, Браславе, Мозыре, Витебске, Сынковичах, Новогородке, Клецке. Великая княгиня Анна возвела в Берестье Никольскую и Крестовоздвиженскую церкви, третья жена Витовта Ульяна Гольшанская — Юрьевскую церковь в Троках. Сам Витовт построил церковь в Молечи и Походную церковь для своих воинов. В 1415 году епископы ВКЛ под давлением Витовта выбрали в Новогородке отдельного от Московской Руси митрополита Григория Цамбалака. Свой поступок Витовт объяснил епископам так: «Иные люди со стороны говорят: „Господарь не в той вере, поэтому церковь и обеднела“, чтобы такого слова от людей на нас не было»…
А православным подданным Витовт объявил в грамоте: «…Знайте одно: мы не вашей веры, и если б мы хотели, чтобы в наших владениях уничтожилась ваша вера и церкви ваши стояли без порядка, то мы ни о чем и не старались. Но мы, желая, чтобы ваша вера не уничтожалась и церквам вашим было устроение, постановили собором митрополита на Киевскую митрополию, чтобы русская честь вся стояла на своей земле».
За опеку православной церкви Витовта не раз упрекали крестоносцы. Это неудивительно, если вспомнить, что католичество Витовт принимал вынужденно под влиянием политических обстоятельств: первый раз в 1383 году по требованию крестоносцев под крестным именем Вигонд. Но, вернувшись в Литву, принял православие под крестным именем Юрий, а в 1386 году уже по требованию Ягайлы вновь перешел в католичество под именем Александр.
На съезде в 1429 году в Луцке, где присутствовали император Сигизмунд, польский король Ягайло, тверские и рязанские князья, молдавский господарь, посольства Дании, Византии, папы римского, Витовт заявил о своем желании короноваться. Император Сигизмунд уверял Ягайлу, что, став королем, Витовт не увеличит свою власть, ибо и «без короны он имеет большую власть и почет», но послужит чести и славе самого Ягайлы, который будет иметь срсдк союзников и друзей короля. Ягайло дал свое согласие, но при условии согласия и польских панов. «Признаю его достойным не только королевской, но даже и императорской короны и готов уступить ему Королевство Польское и отдать корону. Но нельзя мне согласиться на такое важное дело без согласия прелатов и моих панов».
А поляки в свою очередь возмущенно выступили против отделения от Польши «таких знатных владений», как Великое Княжество Литовское, и также предложили Витовту быть польским королем. Витовт не принял такого предложения, покинул съезд, заявив: «…Я все же сделаю по-своему». Коронацию он перенес на следующий год.
После съезда в Луцке Ягайло и поляки старались помешать Витовту стать королем. Они отговаривали его от этого намерения, возводили на него клевету императору и папе. Отношения между Ягайлой и Витовтом накалились, оба готовились к войне. Не найдя средств и доводов воздействовать на Витовта, не подкупив его польской короной, поляки обратились к папе Мартину V, убеждая его, что с принятием короны Литва отделится от Польши и там победит «греческая вера». Неудивительно, что папа просил Витовта воздержаться от коронации…
Император Сигизмунд I поддержал Витовта и прислал ему проекты коронационного акта и акта возведения Великого Княжества Литовского и Русского в королевство: «Литовские короли будут самостоятельными и неподвластными или вассалами, ни нашими, ни Священной империи, ни чьими иными, служа щитом христианства на этой границе — помогая против языческих нападений». Сигизмунд I обещал, что королевскую корону привезут в Вильно к 8 сентября 1430 года.
На коронацию Витовта в Вильно собрались многочисленные гости: Ягайло с польской свитой, московский князь Василий Васильевич (внук Витовта), митрополит Фотий, золотоордынский хан Магомет, тверской, рязанский, одоевский, мазовецкий князья, перекопский хан, молдавский господарь, ливонский магистр, послы византийского императора. Но послы Сигизмунда, архиепископ магдебургский, венгерские магнаты Петр Юрга и Вовренец Гонревер, опатовский князь Премко не приехали и не привезли корону. Узнав о польских заставах на границе, они остановились во Франкфурте-на-Одере. Вместо этой короны поляки предложили Витовту польскую корону, которую готовы были сорвать с головы Ягайлы. Витовт отказался: «Взять себе корону польскую, которая принадлежит моему брату, — это дело оскорбительное и нестоящее. Это было б, в моем понимании, наибольшим уроном моей славы, если бы забрал корону с головы брата при его жизни и возложил на свою голову». Ему было понятно, что после его смерти корона перейдет сыну Ягайлы. Политическая комбинация просматривалась ясно: согласившись, Витовт становился номинальным королем, а точнее, хранителем польской короны.
«Ягайло при жизни уступает мне свою корону, — делился он своими мыслями с великим магистром, — удивляюсь, могу ли этому верить? Не думаю, что искренне. Владислав хочет только задобрить меня».
А Витовт хотел, чтобы Великое Княжество Литовское стало королевством, и это было бы достойным венцом его жизни…
С каждым днем князь терял силы. И на смертном одре мечтал Витовт о королевской короне и со слезами просил у Ягайлы: «Слаб я, не имею надежды выздороветь, но хотел бы перед смертью мою и моей любимой жены головы увенчать королевскими коронами, которые до этого могли заслужить у короля, господина и брата моего наймилейшего и у дорогой отчизны моей. Если же меня смерть в этой болючей болезни обминет, сложу и верну корону в королевскую руку и до скону буду жить в монастырском покое и уединении». И этого крика отчаяния не услышал Ягайло. Вопрос о короне он передал на рассмотрение польскому сенату. А тот ответил Витовтовым послам: «Витовт достоин почетнейших урядов, даже самой короны, но без нарушения мира и насилия присяги, раз данной, достигнуть этого не сумеет. Советуем мы ему больше не желать ее, ибо, как и сам понимает, кроме позора, унижения и вечной неславы в будущем не может получить, а на Литву и Польшу накличет ужасные беды»…
27 октября 1430 года он умер в родных Троках.
«Величие Литвы было им создано и с ним сгинет», — определил жизненный итог Витовта хронист Ян Длугош…
СВИДРИГАЙЛО (1430–1432)
Всю жизнь он стремился к венцу великого князя. Фатальный рок преследовал Свидригайлу. Он не желал смириться с ролью удельного князька, а хотел быть правителем государства.
В юности Свидригайло был горячим приверженцем Ягайлы, его верным помощником. Именно его в 1382 году Ягайло, сидевший под «сторожей» в Кревском замке, отправил в Ригу просить помощи у крестоносцев. Эта дорога позже станет для Свидригайлы привычной…
В 1393 году умерла княгиня Ульяна, и Ягайло отдал Витебск своему любимчику — ловчему Федору Весне. Такой несправедливости Свидригайло не стерпел и отправился в Ригу искать правды у крестоносцев. Орден помог. И вот Свидригайло с отрядом крестоносцев захватил Витебск, причем витьбичи поддержали его. Вся Витебская земля перешла на сторону Свидригайлы. По его приказу Федора Весну сбросили с замковой стены, он сломал шею и умер.
Разгневанный Ягайло прислал великому князю Витовту письмо с просьбой отомстить Свидригайле за «иже бы его жалости месть сътворил». С особенным старанием взялся Витовт за это дело — не упустил возможности расправиться с еще одним Ольгердовичем. На помощь Витовту пришел полоцкий князь Скиргайло. Витебское княжество было обречено. Первыми сдались Витовту друцкие князья. Попробовали сопротивляться оршанцы. Два дня они отбивали вражеские приступы, но потом сложили оружие. Четыре недели Витовт обстреливал из пушек витебский Нижний замок. После штурма замок пал. Свидригайло и его сподвижники спрятались в Верхнем замке и защищались, пока не закончились продукты. Тогда Свидригайло сдался. Так рассказывают белорусские летописи.
Из «Хроники» Яна Длугоша известно, что в том же 1393 году Свидригайло сбежал в Пруссию и летом 1394 года участвовал в походе крестоносцев на Вильно. По свидетельству Длугоша, Свидригайлу «сопровождало немалое число литовских и русских перебежчиков». Таким образом, Свидригайло в борьбе с Витовтом применил его же тактику. Орден охотно использовал беглеца «под видом оказания поддержки Болеславу-Свидригайле, а на самом деле с целью завладеть страной», как справедливо заметил Длугош. Но этот поход был неудачным. Приверженцев Свидригайлы в Вильно Витовт раскрыл и казнил. Потеряв надежду захватить Вильно, магистр снял осаду и вместе со Свидригайлой возвратился в Пруссию. Вероятно, князь понял, что великокняжеский престол ему не завоевать, надо было удовлетвориться малым. С помощью ливонских рыцарей он и захватил Витебск, но, как видим, не удержал его за собой. И судя по свидетельству Длугоша, эти события произошли в конце 1394 года или в начале 1395 года.
До 1396 года Свидригайло провел в «почетном плену» на Краковском дворе, пока Ягайло не освободил брата, но никакой волости ему не дал. Свидригайло решил вновь добыть себе Витебск, и на этот раз ему помогли ливонские рыцари. С крестоносцами Свидригайло пришел из Ливонии к Витебску. Видимо, любили витьбичи мятежного и неспокойного Свидригайлу, ибо открыли перед ним замковые ворота и признали своим князем. И удивительно, что его, католика, променявшего православие на католичество, принял православный люд. Любили его, вероятно, за то, что он «имел великодушную натуру», как писал о нем Ян Длугош, и благоволил к православным.
Витовт повел войско на Витебск. И вновь витьбичи отчаянно защищали свой город. После тридцатидневной осады штурмом был взят Нижний замок. Защитники отступили в Верхний замок. Там собралось много народу, и Свидригайло решил вывести людей из замка. Пока они покидали замок, воины Витовта ворвались в открытые ворота. Витовт казнил Свидригайловых сподвижников, а самого князя отправил в кандалах в Краков. На этот раз Ягайло «утешил» брата, дав ему Новгород-Северский и Восточное Подолье. Свидригайло поклялся в верности великому князю литовскому Витовту. Как его вассал, он принимал участие в 1399 году в битве с татарским войском на реке Ворскла. В этой битве он отличился смелостью и смертельно ранил хана Золотой Орды Темир-Кутлуя. В свите Витовта он ушел от татарской погони и спас свою жизнь.
Но все же не успокоился: он мечтал быть великим князем. Тем более, что после поражения на Ворскле власть Витовта в государстве ослабла. В 1402 году во время свадьбы Ягайлы с Анной, дочерью графа Тилии Вильгельма, Свидригайло, переодевшись купцом, убежал из Кракова в Пруссию. В своих обещаниях Ордену он не скупился — отдавал ему Жемайтию и Полоцкую землю, только бы выпросить помощь. И он ее получил. 2 марта 1402 года Свидригайло заключил договор с Орденом — очередной акт предательства. Вновь по его желанию должна была проливаться кровь в Литве.
Около 40 тысяч крестоносцев во главе с великим магистром Конрадом фон Юнгингеном в июле 1402 года выступили на Вильно. Свидригайло более надеялся на своих сподвижников в городе, но их заговор раскрыл Витовт и казнил заговорщиков. Печальный опыт предыдущих штурмов виленских замков не обнадеживал, и великий магистр обошел столицу, дав крестоносцам показать свое «мужество» в грабеже мирных поселений Ошмянского края. После возвращения из похода Свидригайло получил от Ордена замок Бислак, где он мог принимать своих приверженцев. Участвовал Свидригайло в походе крестоносцев и в январе 1403 года, когда они опустошили Виленский край и увели в неволю тысячу человек. Но вновь он был разочарован и поэтому принял предложение Витовта помириться.
При посредничестве Ягайлы Витовт помирился со Свидригайлой и получил во владение свои прежние земли — Новгород-Северский, и Восточное Подолье, и еще Западное Подолье. Но и теперь Свидригайло был недоволен и нашел себе нового союзника — московского князя Василия. В 1408 году он в сопровождении свиты православных князей и бояр (в том числе и менского князя Урустая) отъехал в Москву. Василий щедро одарил Свидригайлу, дал ему Владимир, Переяславль, Юрьев Польский, Волок Ламский, Ржев и половину Коломенского княжества. Во время нашествия Едигея в 1409 году проявил трусость. Никоновская летопись и укоряет его за это. «А гордый князь Съшвидригайло съ храброю его Литвою нигде ни мало с иноплеменникы победишася». После того позора оставаться на Руси было невозможно. То, чего не сделал Витовт, сделал эмир Едигей — сломил силу Свидригайлы, и ему ничего не оставалось, как возвращаться в Литву на милость своего противника…
Неукротимость Свидригайлы прибавила ему приверженцев, особенно среди православных. Тем более у него был сильный союзник — рязанский князь. Но Свидригайло больше надеялся на иностранную помощь. Он поехал в Костанц, оттуда списался с Орденом и Сигизмундом I. Никто не захотел помогать князю-неудачнику. Свидригайло вновь помирился с Витовтом и получил от него Чернигов и Трубчевск.
До смерти великого князя Витовта в 1430 году Свидригайло тихо жил в своем уделе. То, что не удалось ему оружием, делал хитрой дипломатией. «Великой щедростью и пьянками он добыл себе симпатии богатых, особенно русинов, ибо, хотя был сам католиком, показал великое расположение к их вере», — писал о тактике Свидригайлы хронист Ян Длугош. Цель у князя была одна — объединить возле себя православных князей и бояр, и поэтому обещал им, что когда он станет великим князем, то будет содействовать их вере и по их совету будет править.
После смерти Витовта сторонники Свидригайлы заняли Вильно и Троки и объявили его великим князем. Перед их выбором не устоял Ягайло. Король, жалея брата, который был в «нищенском положении, бросаемый разными бурями», не спрося совета ни королевской, ни великокняжеской рады, признал Свидригайлу великим князем литовским…
4 декабря 1430 года в Виленском соборе Св. Станислава в присутствии Ягайлы Свидригайло короновался на великого князя. Но Свидригайло мечтал о королевской короне. Своему послу к императору Сигизмунду I Свидригайло дал инструкцию ответить на вопрос, желает ли великий князь стать королем: «Когда это Вашей императорской милости нравится и когда пожелаете послать князю корону, то тот охотно ее примет и будет за это благодарен, пока живет, как сын своему отцу и как слуга своему господину, как сам лично, так и бояре и шляхта литовская». Как видим, Свидригайло продолжил политику Витовта, направленную на достижение полного суверенита Великого Княжества и превращение его в королевство.
С приходом к власти Свидригайлы феодалы-католики оказались на задворках власти. Краковский епископ Збигнев Олесницкий жаловался кардиналу Юлиану Цезарини, что Свидригайло во всем слушается «русских схизматиков» и раздает им все важнейшие уряды и замки. Встревожились и поляки. Свидригайло сразу после коронации заявил Ягайле, что разрывает унию с Польшей и не собирается клясться ему в верности и подчиняться. Он — правитель волею Божией и по наследству от предков. Поэтому Свидригайло и сказал своим приближенным: «Я не с его ласки (Ягайлы), но с Божией и по праву природного моего Великий князь; имею теперь время отомстить ему за давние обиды, но пускай будет благодарен, что я до этого почитаю и уважаю его просто, как старшего брата и короля польского».
В ответ поляки захватили Западное Подолье…
Как только Ягайло приехал в Польшу, то сразу же собрал в Сандомире сейм, на котором заявил, что не признает Свидригайлу великим князем, ибо Великое Княжество навсегда присоединено к Польскому королевству. Королевские послы передали Свидригайле, что Ягайло сделал это с целью привести его к трезвой рассудительности. Свидригайло ответил прямо: «Ни Луцка не соступлю, ни Подолье отобрать не дам. Объяснений ваших не требую: потому что по праву наследственному держу Великое Княжество Литовское, а не с чьей-нибудь ласки». Но поляки так и не признали его великим князем, они арестовали его уполномоченных, приехавших принять у них подольские замки.
Теперь Свидригайло был полон решимости «договориться с императором Римским и с его согласия сделать что-то ради уничтожения гордости поляков». Он, заключив союзные договора с Орденом, Ордой, Чехией, чувствовал себя вполне уверенно…
В марте 1413 года (хотя войну поляки объявили только 4 июля) польское войско двинулось на Восточное Подолье к Брацлаву. Следом выступил на Волынь Ягайло. Как писал Ян Длугош, «хуже смерти» была эта война для Ягайлы. Как только польское войско подходило к какому-нибудь городу, король тайно посылал туда гонцов с известием об опасности. Поляки оставляли после себя сгоревшие деревни и разграбленные города. Об этом Свидригайло писал великому магистру: «…и на пути своем в селах делали нашим подданным великий вред, насилие и неслыханную жестокость». Первой жертвой этой войны стал Городло, где когда-то была подписана Городельская уния. Поляки «опустошили совсем», по словам Свидригайлы, этот городок. После взяли Збараж и Владимир. Люди убегали из деревень в леса и прятались там от врагов, много умерло от голода и болезней. Против Ягайлы выступил лично Свидригайло. Он приехал 31 июля под Луцк, где стояло польское войско, на встречу с Ягайлой, но не застал его. Несколько польских хоругвей переправились через Стырь и напали на стоянку Свидригайлы. Великий князь вынужден был бежать. В плен попали его маршалки Ян Гаштольд и Румбольд Велимонтович.
Распространился слух, что Свидригайлу убили. Узнав об этом, король Ягайло очень жалел брата и чувствовал свою вину перед ним. По словам хрониста Яна Длугоша, король Ягайло «желал бы собственной смерти, чем низложить брата с Великого Княжества». Но Свидригайло был жив и руководил действиями своих войск. На помощь ему пришли татары хана Улуг-Мухамеда.
Тогда поляки использовали испробованный способ — устранить Ягайлу, а на королевский престол посадить Свидригайлу при условии сохранения Виленско-Радомской унии. Через освобожденных из плена Гаштольда и Румбольда Свидригайло узнал о предложении поляков и раскусил их замысел. Он отказался.
Пока поляки стояли под Луцком, в Польшу ворвались прусские крестоносцы. Ягайло поспешил заключить со Свидригайлой перемирие, которое обещал превратить в вечный мир. За поляками оставались захваченные ими подольские города: Каменец, Смотрич, Скала и Червонгород. Заключенное 6 сентября 1431 года перемирие было политической ошибкой Свидригайлы. Он не использовал выступление союзного Ордена и не продолжил войну с Польшей. Не зря крестоносцы настаивали, чтобы Свидригайло не мирился с Ягайлой, объясняя ему, что тут кроется измена. Но он не хотел верить до того времени, пока позже не убедился в этом сам: «…ибо миром при Луцке устроил он свое несчастье и от этого произошло все его зло», — считали крестоносцы…
На Базельском соборе обнародовали грамоту, в которой Орден укоряли за союз с Великим Княжеством. Стремясь разорвать этот союз, поляки не желали допустить орденских дипломатов на сейм в Парчев, где должны были утвердить мир между Польшей и ВКЛ. Свидригайло настаивал на участии Ордена в заключении мира. Магистру он писал: «Не сомневайтесь в нас, ничто на свете не сможет разлучить нас с вами, мы с искренностью готовы всегда и во всем помогать вам». Без участия Ордена Свидригайло отказался заключать с Польшей мир. Осталось единственное — убрать с великокняжеского посада Свидригайлу В Краков из Стародуба был вызван брат Витовта Сигизмунд Кейстутович, а в Литву приехал искусный интриган Лаврентий Зарембо…
И в самом Великом Княжестве против Свидригайлы сложился заговор среди феодалов-католиков. В центре заговора был князь Семен Гольшанский, брат жены Ягайлы — Софии. Он, по словам Свидригайлы, и «подбунтовал Сигизмунда и подучил». Против великого князя были дворный маршалок Ян Гаштольд, новогородский наместник Петр Монтигирдович, киевский князь Олелько Владимирович, родственник Витовта по материнской линии, великий маршалок Румбольд Велимонтович, даже виленский епископ Матфей. Свидригайло не подозревал об грозящей опасности и занимался государственными делами.
А Сигизмунд Кейстутович согласился быть великим князем и уступал Польше за помощь земли Подолья, Волыни и Киев. В середине августа 1432 года Сигизмунд Кейстутович в сопровождении польского отряда тайно вступил в Великое Княжество…
Сигизмунд Кейстутович занял Вильно. Дворный маршалок Гаштольд сдал ему город. Во всех городских храмах была зачитана папская булла, которой папа освобождал Свидригайловых подданных от присяги ему. Сигизмунд обманул их, объявив, что Свидригайло умер.
Вильно, Троки, Ковно, Жемайтия, Менская земля признали власть Сигизмунда. Берестье и Городно он взял силой после долгой осады…
То же самое доносил в Орден и другой шпион — Ребенц: «Свидригайло каким-то образом сам это заслужил, потому что по любви к жене и к русинам унижал веру римско-католическую и начал проявлять более приверженности к вере русской: обдирал литвинов, обогащал русинов».
Русины же и поддержали Свидригайлу. В Полоцке православные феодалы объявили его великим князем русским. Вся Восточная Беларусь, Волынская и Подольская земли, Киев, Чернигов, Путивль, Новгород-Северский, Трубчевск, Стародуб, Серпейск, Тула, Курск, Вязьма, Смоленск, Оскол, Пинск сохранили верность Свидригайле. Государство распалось на Великое Княжество Литовское и Великое Княжество Русское. Ягайло, зная неукротимый характер Свидригайлы, понимал, что тот не смирится со свержением и начнет войну. Тем более Орден оставался верным союзу со Свидригайлой…
Свидригайло начал войну против Сигизмунда Кейстутовича. Орденский шпион Ганс Балг доносил магистру: «Вся земля литовская против поляков, и простолюдины говорят, что они покорились Сигизмунду, не зная, что Свидригайло жив, многие жители, покинув жен и детей, стекаются к Свидригайле». Война длилась с 1432 по 1439 год…
До конца своей жизни Свидригайло княжил в Луцке на Волыни. В 1452 году, 10 февраля, Свидригайло умер. Свои владения он передал по завещанию Великому Княжеству Литовскому, и этот дар, видимо, был единственным добрым делом, которое сделал Свидригайло для своей родины. Следует отметить, что война Свидригайлы за независимость Великого Княжества сорвала планы поляков присоединить его к Польше. Оказалось, что честолюбие Свидригайлы спасло Великое Княжество от падения.
СИГИЗМУНД КЕЙСТУТОВИЧ (1432–1440)
За всю историю Великого Княжества Литовского, Русского и Жемайтского не было такого одиозного правителя, как Сигизмунд Кейстутович. 24 октября 1432 года после переворота Сигизмунд, младший брат Витовта, был коронован великим князем литовским. Началось правление «жестокого и насильственного человека, убийцы собственных подданных, который много невинных людей разными мучениями лишил жизни», — так оценил его правление не менее жестокий человек великий магистр Пауль фон Росдорф...
Решающая битва между враждующими князьями произошла 1 сентября 1435 года возле Вилькомира. Войско князя Свидригайлы состояло из полков смолян, киевлян, полочан и ливонских рыцарей во главе с ливонским магистром Франком Керсдорфом. Командовал войском князь Сигизмунд Корибутович, бывший когда-то наместником Витовта в Чехии. Он вернулся в Литву с отрядом гуситов и примкнул к Свидригайле. Сигизмунд имел 12 тысяч поляков и отряды своих приверженцев, которые возглавил его сын Михаил Сигизмундович — как и отец, человек коварный и хитрый. И победы он добился вероломством. Свидригайло, посчитав, что размокшая от дождей местность не подходит для битвы, решил отвести войско ближе к Вилькомиру. Этим и воспользовались Михаил Сигизмундович и польский предводитель Яков Кобыленский: они напали на отходящее войско. Свидригайло не успел перестроить ряды и встретить врага лицом к лицу. А паника, начавшаяся среди воинов Свидригайлы, закончилась сокрушительным поражением. Только Сигизмунд Корибутович с гуситами, укрывшись за возами, поставленными в круг, продолжал биться. Сопротивление Корибутовича дало возможность Свидригайле с 30-ю всадниками убежать. Сам он в битве потерял и коня, и оружие, а если бы не убежал, то мог потерять и жизнь. Куда большие потери понесли ливонцы. «Было убито 12 тысяч человек знатных и благородных воинов. Никогда еще раньше не было в Ливонии такой потери, через что Ливония очень ослабла», — признается орденский хронист Рюссов. Теперь Свидригайло лишился последнего союзника. Погибло множество его верных сподвижников: князья Данил Гольшанский (его отец держался Сигизмунда и был казнен Свидригайлой), Ярослав Мстиславский, Михаил Вяземский, Ярослав Тверской — и «других князей и бояр, и немец много побили». Вилькомирское поражение было катастрофой для всего Великого Княжества, но Сигизмунд этого не понимал. Он восславил братоубийственную резню, возведя на поле битвы храм. Само название селения, что возникло вокруг храма, — Побойск свидетельствует об отношении народа к кровавому триумфу Сигизмунда. Это было жестокое побоище.
Окрыленный Сигизмунд перешел в наступление. Михаил Сигизмундович шесть недель осаждал Витебск и не взял его. Сигизмунд послал новое войско на Полоцк, но и полочане защитили свой город. Зато под его власть перешли Орша, Смоленск, Брянск, Новгород-Северский, Стародуб, Киев. Свидригайло с помощью татар вернул Брянск, Новгород-Северский, Киев. Но судьба войны и самого Свидригайлы решалась на Полотчине. Великий князь Сигизмунд был настолько зол из-за сопротивления Полоцка и Витебска, что приказал утопить полоцких и витебских послов. В 1437 году полочане и витьбичи, «не видя себе ни от кого помощи», признали Сигизмунда своим правителем, который подтвердил их прежние привилегии и вольности. Для Свидригайлы это был тяжелый удар…
Свидригайло понял, что проиграл войну, и 4 сентября 1437 года признал себя вассалом польского короля, получив во владение половину Волыни с Луцком с условием перехода их к Польше после его смерти…
Все же к решительному разрыву с Польшей Сигизмунд был не готов, более того, 31 октября 1439 года он вновь подтвердил Городенский договор. Но, как оказалось, политика по принципу «и нашим, и вашим» была пагубной для Сигизмунда. Жестокий со слабым, он терял уверенность и смелость перед сильнейшим. Долго колебался, заключать ли союз с Тевтонским орденом и Священной империей против Польши, и так не заключил его.
Политика Сигизмунда не одобрялась его приближенными. Даже сын Михаил и тот был против антипольских настроений своего отца. В такой вот ситуации Сигизмунд решил созвать сейм. По государству поползли слухи, что на сейме великий князь хочет «всю шляхту выстинати и выкоренити». Против Сигизмунда возник заговор…
Тогда Скобейко схватил вилы, которыми поправляли дрова в камине, и ударил ими великого князя по голове. Сигизмунд мертвым упал на пол. Так закончил жизнь правитель, развязавший гражданскую войну в Великом Княжестве Литовском. Войну, принесшую опустошение и разруху державе. Из-за его политики пресмыкания перед Польшей Великое Княжество потеряло исторический шанс стать королевством.
КАЗИМИР АНДРЕЙ ЯГАЙЛОВИЧ (1440–1492)
После смерти Сигизмунда Кейстутовича положение в Великом Княжестве Литовском вновь стало шатким и опасным, вновь появилась угроза гражданской войны. Сын Сигизмунда Михаил, который во время убийства отца находился на мессе в костеле в Троках, уцелел от расправы. Его сторонники удержали Трокский островной замок, Берестье, Лиду и Городно, отняли у виленского воеводы Довгерда Верхний замок в Вильно. Поэтому Михаил Сигизмундович по праву считал себя великим князем литовским и русским, о чем заявил в акте от 5 апреля 1440 года...
Осложнениями в Великом Княжестве Литовском решил воспользоваться московский князь Василий Васильевич и помочь своему дяде Михаилу Сигизмундовичу. Он в 1444 году двинул усиленное казанскими татарами войско на Вязьму. Казимир в 1445 году послал из Смоленска на врага свое войско. Литвины не только отогнали московитов от Вязьмы, но взяли Можайск, Козельск, Верею и Калугу.
Путь в московские владения литвинскому войску преградила 15-тысячная рать. Обманным отступлением литвины заманили неприятеля в засаду. Неожиданный удар с двух сторон по флангам московского войска принес победу литвинам…
Этот поход литвинов повлиял на положение в Московской державе. Казанские татары напали на нее и разбили войско Василия, который попал к ним в плен. Власть в Москве взял его двоюродный брат Дмитрий Шемяка, и вскоре он столкнулся в борьбе с выпущенным на волю князем Василием. Теперь в Москве было уже не до Литвы…
25 июня 1447 года Казимир был коронован в Кракове на польского короля. Таким образом персональная уния была восстановлена.
Время правления Казимира в Великом Княжестве Литовском, Русском и Жемойтском было положительно оценено современниками…
Не нравились молодому королю наглые домогания поляков. Поэтому на съезде в Новогородке Казимир с послами от земель ВКЛ постановил ни в коем случае не идти на унию с Польшей. Съезд прервала весть, что Михаил Сигизмундович поднял мятеж. Он нашел себе союзника — хана Большой Орды Сеид-Ахмета.
Во главе татарских загонов Михаил Сигизмундович захватил Киев, Стародуб, Новгород-Северский, Путивль, Брянск, Радогощ. Но до гражданской войны не дошло. Михаил Сигизмундович испугался посланного на него войска и сбежал в Москву…
Боязнь нового выступления Михаила Сигизмундовича вынудила Казимира пойти на уступки Москве. По договору с московским князем Василием Васильевичем, заключенному 31 августа 1449 года, Казимир отказался от претензий на Новгород и Псков, признавая московского митрополита Иона главой православной церкви в Великом Княжестве Литовском. Московский князь в свою очередь отказался от титула «великий князь всея Руси», признавал вассальную зависимость Тверского княжества от Великого Княжества Литовского и обещал «не вступатися» во владения Казимира: «ни в Смоленск, ни в Любутеск, ни в Мценск, ни во вси… украиные места». Обещал не поддерживать Михаила Сигизмундовича, а Казимир — Дмитрия Шемяку. Договор развязал Василию руки, он со временем установит власть над Северной Русью, что в конце концов приведет к трагическим последствиям для Великого Княжества Литовского…
Польша начала войну с Орденом. В первой же крупной битве 18 сентября 1454 года под Хойницами поляки были разбиты. Сам Казимир, потеряв охрану из литвинов, чуть спасся от погони, скрывшись в болоте…
Казимир разочаровался в польском шляхетском ополчении (заявил, что с таким никудышным рыцарством никогда больше воевать не будет), пополнил казну с налогов на церковь и с аренды королевских владений. За эти деньги король подкупил орденских наемников, и они сдали прусскую столицу Мариенбург. В 1466 году война закончилась. К Польше отходили Гданьское Поморье, часть Пруссии с Мариенбургом. Орден признавал себя польским вассалом и перенес свою столицу в Кенигсберг (Кролевец). Еще раньше, в 1456 году, он выкупил Освенцимское княжество и подчинил своей власти князей Зиторского княжества…
Когда возникла угроза его правам на Чешское королевство, Казимир решительно заявил, что расправится с теми, кто будет претендовать на чешскую корону. На укоры папы римского за его связи с гуситами резко ответил: «Подданным не делаю обид, а если иной веры, тогда ему нет ничего до этого, самому Богу дам ответ». Не испугало его и отлучение от церкви в 1457 году из-за войны с Тевтонским орденом. С отцовским упрямством он воевал с тевтонцами, не обращая внимания на неудачи и трудности. Казимир в этой ситуации проявил силу духа мужественного человека. И теперь уже не слышны были голоса с требованием смены Казимира на королевским престоле…
Своим бездействием в «русском» вопросе Казимир позволил московскому князю Ивану III в 1471 году овладеть Новгородом. Казимир отказался начинать войну за Новгород (хотя между ним и Новгородом существовал договор «держати тебе, честны король, Великий Новгород в воли мужей волных, по нашей старине»), предупредив панов рады, «что когда с Москвой захотят помериться силами, то скорей будут побежденными, чем победителями». Возрастающую мощь Москвы он хорошо видел и не желал обременять себя конфликтом. Тем более с Московией он поддерживал мир, а ее правитель, двоюродный племянник Казимира Иван III, почтительно называл его «очень высокий, благородный, славный, великий». Казимира более занимали его династические проблемы. После смерти бездетного короля Венгрии и Чехии Владислава Казимир как муж его сестры Елизаветы предъявил свои права на эти королевства. Но королем Венгрии был выбран Матвей Корвин Гунияди, а королем Чехии — Юрий Подебрад. Папа Павел II просил Казимира «взять оружием Чешское королевство для хвалы Божией и возвышения религии католической, а после по причине законного права, за что умножит себе божественную заслугу перед Богом и имя свое прославит на века». Казимир не отважился начать новую войну и отказался от чешской короны. В 1471 году Юрий Подебрад умер, и чехи выбрали своим королем сына Казимира Владислава и 21 августа короновали его. Но за венгерскую корону довелось Казимиру сражаться.
Противники Корвина приглашали на королевство Казимирового сына Казимира. Посланное Казимиром войско во главе с его сыном было разбито в 1471 году Корвиным. И вот ради борьбы за венгерскую корону Казимир пожертвовал делами Великого Княжества. Но предвидел, что это вызовет недовольство литвинов и они вновь захотят объявить своим правителем Семена Олельковича. Поэтому Казимир после его смерти в 1470 году ликвидировал Киевское княжество, чтобы оно не было опорой Олельковичей. Сам по себе это очень показательный поступок. Казимир теперь — не жертва обстоятельств, а предвидит их, рассчитывает свои ходы и сам влияет на события…
Воспользовавшись отсутствием Олельковича в Новгороде, московский князь Иван III захватил Новгород и заставил новгородцев отказаться от приглашения в город посадников из Литвы и «неотступно» повиноваться ему. Падение Новгорода было одновременно и ударом по Великому Княжеству Литовскому. Москва распространила свою власть на Северо-Западную Русь. Иван III почувствовал свою силу и теперь заявлял, «что его отчина и вся Русская земля, Киев и Смоленск и иные городы… з божьей волею, из старины, от наших прародителей наша отчииа». Тем самым он дал знать, что будет бороться за обладание всех былых владений Рюриковичей, а поэтому принимает титул «великого князя Всея Руси»…
Правдоподобно, что Олелькович искал поддержки Ивана III, ибо есть известия о его тайных связях с московским князем.
Заговор Олельковича совпал с событиями, повлиявшими на развитие истории в Восточной Европе. В Новгороде при поддержке Великого Княжества готовилось восстание против власти Ивана III. Казимир заключил союз с ханом Большой Орды Ахматом. Ахмат выступил в поход и остановился возле Воротынска, ожидая выступления Казимира. Но тот так и не пришел с войском. В это время Казимир раскрыл заговор…
Опасаясь выступления против себя православных феодалов, Казимир не пошел ни на Подолье, ни на помощь Ахмату.
Ахмат, не дождавшись Казимира, заключил мир с Иваном III, удовлетворившись данью, и ушел с Руси. А Иван нашел союзника и против Ахмата и Казимира — крымского хана Менгли-Гирея и теперь слал ему письма с предложением напасть на Великое Княжество Литовское…
В конце 1481 года он отправляет в Москву посольство с требованием передачи Великому Княжеству Новгорода и Великих Лук. Естественно, Иван III ответил отказом. Попытался Казимир договориться с Менгли-Гиреем, но тот не разорвал союза с Москвой. По наущению Ивана III хан 1 сентября 1482 года захватил Киев, разграбил его, а жителей вместе с киевским наместником Иваном Ходкевичем отправил в неволю…
Собранные под скипетром Ягеллонов чешское и польское королевства, а также Великое Княжество Литовское и Русское, Молдавское княжество (в 1485 году, 15 сентября, молдавский господарь Стефан признал себя вассалом Казимира) пугали соседей своей объединенной мощью. Императорский канцлер Каспар Схлиск определил объединение Чехии и Польши под властью Ягеллонов как великое несчастье для немецких земель, «от которого пусть господь Бог убережет». Ясно, что соседи не дремали и активно искали средства против могущества Ягеллонов…
Против Польши, Чехии и Великого Княжества Литовского сложилась коалиция: Германия, Венгрия, Турция, Крымское ханство, Московия. Сдержало коалицию от активных действий выпадение из его рядов Венгрии. В 1490 году венгры выбрали своим королем Казимирова сына Владислава. Теперь Казимир чувствовал свою силу и мог говорить московским послам: «Монарх ваш любит требовать, но сам не хочет удовлетворить моих требований: это меня заставляет брать с него пример». Иван III опасался недовольства Казимира и не начинал с ним войны. А без Московии остальные члены коалиции не решались открыто бороться с Казимиром. Московский правитель выбрал тактику мелкой пограничной войны, оказывая силовое давление на «украинных» князей и разоряя их владения. Спасаясь от разорения, князья Воротынские и Белевские вместе со своими вотчинами перешли на сторону Москвы. По существу, Казимир пустил на самотек отношения с Москвой, руководствуясь принципом: будь что будет. Пагубное для Литвы решение.
Земной путь Казимира Андрея закончился 7 июня 1492 года…
АЛЕКСАНДР КАЗИМИРОВИЧ (1492–1506)
В наследство от отца Александр получил успокоенное долгими мирными годами Великое Княжество, которое вяло реагировало на политические события и изменения в соседних державах. Казалось, что Литва живет минувшим — воспоминаниями о своем былом величии времен Витовта. Но теперь наступило иное время, и к его испытаниям Великое Княжество Литовское оказалось неготовым.
После смерти Казимира Иван III более не таился и открыто выступал против Великого Княжества Литовского. Он слал в Литву православным князьям «прелестные листы». Прельстившись ими, в Москву уехали князья Семен Воротынский, Василий и Андрей Белевские, Михаил Мезецкий. Они передали Ивану III свои вотчины — Серпейск и Мезецк….
Посланное Александром войско вернуло Серпейск, Мезецк и Вязьму, но московские полки вновь отвоевали их. Между двумя государствами началась необъявленная война. Иван III подбивал крымского хана на выступление: «… садись на конь и иди на Литовскую землю не мотчая!», и летом 1493 года крымские татары совершили набег на Киевскую землю и Волынь. Иван III уже предвкушал победу и в грамотах называл себя «государь всея Руси».
Перед московской угрозою Александр искал «радни и помощи» у своего брата — польского короля Яна Альбрехта. Тот ответил, что Польша будет помогать Великому Княжеству против всякого неприятеля, как об этом договорились в предыдущих «записях», но для этого нужно восстановить их. Польша вновь предлагала невыгодную для Литвы унию. На такие жертвы Александр не согласился, и ему оставалось пойти на уступки Ивану III. 5 февраля 1494 года в Москве был заключен «вечный мир». Иван III возвратил ВКЛ Любутск, Мценск, Серпейск, Мезецк, Мосальск, Брянск, Дмитров, Опаков, а Вяземское княжество и владения новосильских князей (Воротынских, Одоевских, Белевских) отходили к Москве. На переговорах литвинские послы просили Ивана III выдать свою дочь Елену за великого князя литовского. Московский государь поставил условие, чтобы его дочь оставалась православной и ее не заставляли принять католичество. Послы убедили Ивана III: «Той неволи не быть» и получили его согласие. Он сам был заинтересован в браке Александра с Еленой, чтобы закрепить за собой захваченные у Литвы земли и с помощью дочери вмешиваться в дела Великого Княжества Литовского. Александр же надеялся остановить агрессию Московии против своего государства и получить от Ивана III в качестве приданого утраченные земли. Но он просчитался…
Венчание Александра и Елены произошло 15 февраля 1495 года в Виленском кафедральном соборе. Венчали молодых епископ Табор и православный священник. Уже с самого венчания разная вера встала между мужем и женой…
После того как Молдавия приняла протекторат Турции, турецкая угроза Польше и Великому Княжеству Литовскому стала реальностью. Это видели паны рады и напоминали Александру, «ибо как понимаем, пока Килиа и Белгород в руках поганцев, не может быть покоя у границ обоих панств». Так оно и было. Вассал Турции крымский хан Менгли-Гирей слал в южные земли ВКЛ свои загоны. Были разорены Брацлав, Киев, Ровенская земля. А в 1497 году крымские татары дошли уже до Мозыря. Александр знал, кто наводит татар, но ничего против Московии не мог предпринять. Вот и поход на Молдавию закончился неудачей. Молдавское войско разгромило в Буковине поляков. Только приход войска Александра спас их от полного уничтожения. О размерах катастрофы свидетельствует поговорка: «За короля Альбрехта вымерла шляхта». А Иван III решил, что Александр не соблюдает с ним договор…
Александр же взамен признания нового титула тестя желал внести в перемирную грамоту договор о принадлежности Великому Княжеству Литовскому Киева. Согласие Ивана III означало б его отказ от завоевания украинских земель. Московский властитель на такое условие не согласился. Оба правителя понимали, что их споры решит оружие, оба готовились к войне. С горечью Александр жаловался своему брату, венгерскому и чешскому королю Владиславу, что московский князь давно хочет «полакомиться» его землями…
Укреплял свое положение и московский государь. Он по-прежнему натравливал на Великое Княжество Литовское крымского хана. Менгли-Гирей стал требовать от Александра дань за украинские земли и передачу ему Киева, Канева, Черкасс и Путивля…
Как никогда, он был щедрым на милости к православным, особенно к «украинным» князьям. Крупнейшие православные города Киев, Городно, Бельск, Луцк, Берестье, Полоцк, Менск получили магдебургское право, «абы люди наши, там мешкаючыи, через врад добрый и справедливый были размножены».
Православная вера, хотя и не была государственной в Великом Княжестве Литовском, не подвергалась гонениям. Православные пользовались теми же правами, что и католики, за исключением давнего запрета занимать высшие державные посты в Вильно и Троках. Александр разрешил строить и ремонтировать православные храмы, что в свое время запретил его отец. Освободил православных священников от светского суда и гарантировал невмешательство в церковные дела. Могли ли похвалиться православные такими вольностями в государстве Ивана III?
Одновременно Александр делает попытки ввести в государстве церковную унию. Но они оказались неудачными. Православные упорно держались «схизмы», а их преследование могло привести только к новому обострению с Иваном III. Вот что писал в 1500 году краковский каноник Ян Сокрани: «Из всех народов, носящих имя христиан, но отделенных от Римской церкви, нет ни одного, который был так непоколебим в защите своего схизматического заблуждения, как народ русский. По упорству в своей схизме русины не верят никакой предлагаемой им истине, не принимают никакого убеждения и всегда противоречат: убегают от ученых католиков, ненавидят их учение, отвращаются от их наставлений. Признают только самих себя истинными последователями апостолов и первобытной церкви… Русские люди до того ненавидят веру латинян, что желали бы не только всячески вредить ей, но даже искоренить во всем мире. Едва только великий князь Литовский начал в своих владениях обращать русинов к единству Римской церкви, как князья и воеводы их с яростью поспешили предаться великому князю [московскому], защитнику их схизмы». Так и было…
Намерение Александра принять церковную унию и стало поводом для начала войны Ивана III с Великим Княжеством Литовским. Он вновь слал православным князьям прелестные листы и «обещал им многие городы и волости свои», как свидетельствует «Хроника Быховца». В Москву бежали князья приграничных с Московией земель: Мосальские, Хотетовские, Трубецкие. Послам Александра Иван III говорил, что именно тот нарушает договор, принуждает православных взять «римскую веру» и из-за этих принуждений он принял убежавших князей в свое государство. Но послы показали Ивану III его грамоту к Менгли-Гирею, перехваченную литвинами. Московский государь обещал быть с крымским ханом против «Литовского князя». Александр уже не знал, что сказать своему злобному тестю, только с горечью укорял его: «Брат и тесть! Вспомни душу и веру». Тайное стало явным. Зачем было притворяться и оправдываться? В ответ Иван III решил начать войну и послал в Вильно разметную грамоту: «Великий князь Александр по докончанию не правит: великую княгиню Елену, князей и панов русских к Римскому закону принуждает, посему Великий князь Иван Васильевич снимает с себя крестное целование и за христианство хочет стать, сколько Бог ему поможет».
Еще Ивановы послы не доехали до Вильно, а московские войска 3 мая 1500 года перешли границу Великого Княжества Литовского. Сдался Брянск. Князья Семен Можайский и Василий Шемячич перешли на сторону Москвы вместе со своими вотчинами: Черниговом, Стародубом, Гомелем, Новгород-Северским, Рыльском. Чувствительная потеря для Великого Княжества Литовского. А 14 июля у реки Ведрош был разбит передовой отряд войска литвинов во главе с гетманом Константином Острожским. В плен попало много знатных панов: сам гетман, дворный маршалок Григорий Остик, князья Друцкие и другие.
Великий князь Александр узнал о поражении, когда стоял с войском возле Борисова, и очень «запечалился». Поражение гнетуще подействовало на его воинов. Предводитель наемников бросил свой шлем под ноги великому князю и увел своих людей. После этого Александр не стал искать победу на поле битвы. Теперь он больше надеялся на дипломатию. Он послал 30 000 злотых хану Большой Орды Ших-Ахмету, чтобы тот напал на Московское княжество…
Осенью крымские татары совершили набег на южные земли Великого Княжества Литовского и Польши, дошли даже до Берестья.
Лучшего добился Александр в переговорах с Ливонским орденом. 3 марта 1501 года в Вильно он подписал союзный договор с ливонским магистром Вальтером фон Плеттенбергом, магистратом Риги и ливонскими прелатами. Позаботился Александр и об укреплении Смоленска, Полоцка и Витебска, увеличил там гарнизоны и лично посетил эти города, подняв горожанам дух. В послании к смолянам он выразил надежду, что «дай Бог, замок наш Смоленск будет в целости захован».
У Александра появилась реальная возможность изменить ход войны в свою пользу. Московское войско не смогло взять Смоленск и вынуждено было отступить. Смоляне своим мужеством оправдали надежды Александра, что он и отметил: «… але вжо и часу счастного панованья нашого противу неприятелям нашим они досыть чинили и нам верне служили, яко господару своему отчинному и дедичному». Надо было воспользоваться неудачей московитов под Смоленском и перейти в наступление.
Но в это время Александра отвлекли события в Польше. Смерть 7 июня 1501 года короля Яна Альбрехта открывала Александру дорогу к королевскому трону. В августе на Городенском сейме паны рады дали согласие Александру выставить свою кандидатуру на выборах польского короля. Теперь все помыслы великого князя были о королевской короне…
Александр с нетерпением ждал в Берестье известий из Польши. Польские послы привезли ему радостное известие об избрании королем, но потребовали от него подписать привилей, по которому законодательная власть в Польше переходила к сенатской раде, где король занимал место председателя. Привилей ограничивал его власть, сенаторы получили право низложить короля, если он не исполнит их решений. Но Александр мало думал о последствиях: нужно было как можно быстрее короноваться. Спешка не позволила Александру созвать сейм ВКЛ для обсуждения новой унии с Польшей. 23 октября в Мельнике без согласия сейма Великого Княжества он заключил унию на польских условиях. Оба государства будут иметь одного правителя, избираемого на общем сейме, единую валюту, но уряды и суды Короны [73] и ВКЛ остаются отдельными. Акт унии подписали 27 магнатов, сопровождавших Александра. Но их не уполномочили на общегосударственном (вальном) сейме представлять Великое Княжество Литовское.
12 декабря 1501 года Александр был коронован. Как он ни настаивал, но польские паны не согласились на коронацию Елены. Мало того, епископский капитул укорял его за женитьбу на православной и говорил, что он плохой христианин и позорит Бога. Александр был разгневан и написал капитулу: «В деле брака мы действовали только с согласия папы и при участии кардинала Фредерика. Как бы там ни было, капитулу не подобает в это вмешиваться, это искушение и плохой пример для младших».
В отсутствие Александра паны рады не предпринимали активных действий в войне с Московией. И был упущен выгодный момент, когда против нее выступили Ливонский орден и Большая орда. Московское войско разбило ливонцев 24 ноября 1502 года возле Юрьева (Дерпта). Не дождался помощи литвинов и хан Ших-Ахмет, приведший свою орду в Северскую землю. Хан взял Рыльск и Новгород-Северский и напрасно ждал помощи Александра. Но тот был занят делами Польского Королевства и не выполнил своих союзных обязательств. А войско, посланное на помощь Ших-Ахмету, было разбито 4 ноября 1502 года возле Мстиславля московским войском. Хан Ших-Ахмет отвел свою орду в волжские степи, где она стала легкой добычей крымских татар…
Великий князь Александр возвратился из Польши без желаемой помощи. Польская шляхта отказалась от военных налогов и не откликнулась на королевский призыв о сборе «посполитого рушения». Только героизм защитников Смоленска, которые с середины июня по ноябрь 1502 года держали осаду московского войска, спас Литву от вражеского нашествия. Но крымские татары разграбили предместья Слуцка, Клецка, Новогородка и увели в неволю тысячи людей. Совершили татары набег и на Польшу. Напуганные поляки потребовали от Александра скорейшего примирения с Иваном III и даже просили Елену быть посредником в переговорах…
Вместо мира 23 марта 1503 года было заключено перемирие на 6 лет. К Московии отходили «на перемирные года» все земли, которыми владели князья-беглецы. Под властью Ивана III оказались верхний бассейн Десны и бассейн Угры, восточная часть Смоленщины, Брянщина, Гомелыцина, а это давало Москве военно-политические преимущества для наступления на Киев и Смоленск. Подобных территориальных потерь Великое Княжество Литовское еще не несло. Слабым утешением было возвращение ВКЛ шести городков: Ельни, Руды, Ветлицы, Щучы, Усвят и Озерища…
В Лиде Александр собрал «посполитое рушение» — семь тысяч человек. Войско возглавил Михаил Глинский и повел его на татар. Александра отвезли в Вильно. По дороге ему стало хуже: он уже не мог разговаривать.
Глинский 5 августа возле Клецка разбил 30-тысячное войско крымских татар и освободил из неволи 40 тысяч пленников. Это было самое славное событие за время правления Александра. Неизвестно, собралось бы шляхетское ополчение, если бы Александр не приехал в Литву и не организовал защиту края «от безбожных татар». Но он, пересилив болезнь, сделал все возможное для победы, а лавры победителя достались князю Михаилу Глинскому.
Известие о победе было последним утешением умирающего короля…
Ночь с 19 на 20 августа Александр не пережил. «В самом деле, вовремя умер, пока не раздал все как в Польше, так и в Литве», — злорадствовали после его смерти…
СИГИЗМУНД КАЗИМИРОВИЧ (1506–1529)
Долго жила в Великом Княжестве Литовском «солодкая память» о великом князе Сигизмунде Казимировиче. Ностальгия по старым и добрым временам Сигизмунда печалью и жалостью наполняла сердца литвинской шляхты. В ее представлении Сигизмунд Казимирович был последним «прыроджоным» господарем из плеяды «князей наших, которие королевали», по выражению слонимского маршалка Ивана Мелешко. Добродушный и простой в жизни, Сигизмунд был последним правителем Великого Княжества Литовского, который придерживался патриархальных традиций своих предков. Сигизмунд «немцев, як собак, не любил и ляхов з их хитростью велми не любил, а Литву и Русь нашу любительно миловал», писал о нем Иван Мелешко.
Сигизмунд родился 1 января 1467 года и был младшим в семье Казимира Ягайловича. В отличие от старших братьев — Владислава, Яна Альбрехта и Александра — ему не досталась корона монарха. Старший брат Владислав (венгерский и чешский король) в 1499 году выделил ему небольшое Глоговское княжество в Силезии, в 1501 году Сигизмунд получил от брата Опавское княжество, а в 1504 году город Лужицы в Чехии…
Смерть брата Александра в 1506 году позволила Сигизмунду стать великим князем. Литвины «за вольным обраньем тех же всех станов и обывателей Великого Князьства» выбрали Сигизмунда своим правителем. На коронации 20 октября 1506 года паны рады, литвинские магнаты и шляхта торжественно присягнули ему…
Литвины понимали неизбежность войны с Московией, тем более, что новый московский князь Василий III Иванович претендовал на престол ВКЛ и был зол на литвинов за избрание ими своим правителем Сигизмунда. Московские войска начали опустошать «украинные» земли Литвы, подступали к Кричеву и Мстиславлю…
Но и князь Глинский не поверил в искренность Сигизмунда. Он договорился с великим князем московским Василием Ивановичем. Московский князь пообещал князьям Глинским «жаловать и стоять за их вотчины». Собрав около 3 тысяч воинов, князь Михаил Глинский в 1508 году поднял мятеж. В марте он овладел Мозырем, который ему сдал мозырский староста Андрей Дрозд, его родственник. На Украине восстал брат Михаила — брестский староста Василий Глинский. Он открыто говорил, что цель мятежа — «Великое Княжество из рук Литвы отобрать и вернуть Руси, как перед этим было испокон, и восстановить киевскую державу». Мятеж мог перерасти в восстание православного населения, которое охотно поддержал бы московский князь Василий Иванович…
Опасения короля и великого князя Сигизмунда оправдались. Московский князь Василий начал войну с Великим Княжеством. В марте 1508 года из Москвы на Смоленск выступило 60-тысячное войско. Еще одно московское войско из Великих Лук двинулось на Полоцк. Активизировался и князь Глинский: он захватил Глуск, осадил Менск. Отряды мятежников и московский полк Андрея Трубецкого «огонь пускали и шкоды чинили» под Слуцком, Слонимом, Клецком, Новогородком и даже недалеко от Вильно. Сигизмунд срочно выехал из Польши в Великое Княжество, ведя с собой 5 тысяч польских наемников. Он лично возглавил собранное в Новогородке войско Великого Княжества. Как только Глинский узнал о приближении Сигизмунда, то снял осаду Менска и отступил за реку Березину. Мятежники заставили друцкого князя Андрея сдать им Друцк. Вот-вот должна была пасть Орша, осажденная московскими полками и отрядами Глинского. К Орше и двинулся Сигизмунд. 22 июля он дал бой врагу. Под обстрелом врага литвины перешли через брод Днепр. Одновременно несколько конных хоругвей переправились выше по реке и налетели на московский стан. Неожиданное нападение вызвало среди московитов панику, и они начали отступать. Сигизмунд лично повел в бой резервные хоругви, переправившись через Днепр. Основные силы московитов стояли в бездействии. Глинский обещал воеводам «певное и велми сладное звитязство», но они не стали рисковать и отступили. А Сигизмунд повел войско к Смоленску и освободил город от осады…
На этом война закончилась. 8 октября 1508 года в Москве был подписан очередной «вечный мир». Обе стороны согласились на компромисс. Василий не требовал захваченных Глинским городов — Турова, Мозыря, Глуска, Друцка. Взамен Сигизмунд признавал переход к Московии захваченных у Литвы земель. Но обе стороны понимали, что мир — только передышка перед новой войной.
Остался недовольным итогами войны и Михаил Глинский. Он лишился своих владений в Литве и склонял Василия к новой войне, обещая ему победу. Князь, пользуясь своими связями, наладил отношения с Орденом и Саксонией…
Упрекал Сигизмунд и саксонского герцога Георга: «Вместо помощи против грозных врагов, которую мы заслуживаем, обороняя всеобщий спокой нашей кровью, всеми нашими средствами, вы, забыв на страх Божий и человеческий стыд, не боитесь готовить нам врагов и приводить их на нас и владения наши». Сигизмунд говорил правду: Великое Княжество Литовское своей кровью и своими силами сдерживало татарские набеги на Европу. Крымский хан посылал свои загоны на Украину и обещал помочь «своему сыну» Михаилу Глинскому. В 1510 году отдельные загоны крымских татар доходили до Вильно…
В начале 1512 года сорок тысяч татар во главе с самим ханом Менгли-Гиреем напали на Подолье и Волынь…
Константин Острожский наскоро собрал три тысячи воинов и пошел на хана Менгли-Гирея. Татары стояли на реке Горынь возле Вишневца и чувствовали себя в безопасности. По дороге к Острожскому присоединился трехтысячный отряд с Подолья под командой польского гетмана Николая Ланцкеронского. 28 апреля войско литвинов и поляков наголову разбило войско Менгли-Гирея, положив на поле брани двадцать четыре тысячи его воинов. Хан Менгли-Гирей первым убежал с поля сечи.
Крупное поражение вынудило хана прислать к Сигизмунду послов (и как заложника своего внука Джель-аль-Дина) и просить мира. «Если король, брат мой, желает от меня, брата своего, помощи для возвращения земель своих, клянусь Богу на веру, что дам помощь, которую захочет», — обещал Менгли-Гирей. Впрочем, у хана был свой интерес-вновь поссорить Сигизмунда и Василия Ивановича и безнаказанно грабить их земли.
И когда мир между Великим Княжеством Литовским и Крымским ханством был подписан, крымские татары начали разорять московские земли…
В начале декабря 1512 года московские войска подступили к Смоленску. Несколько московских полков пошло в глубь Великого Княжества Литовского — под Оршу, Друцк, Борисов, Кричев и Браслав. Однако осада Смоленска была безуспешной. Шесть недель простояло московское войско перед городом, но, как только Василий узнал о собранном Сигизмундом 30-тысячном войске, сразу снял осаду. Московиты потеряли под стенами города четыре тысячи воинов, а за всю кампанию — одиннадцать тысяч, но от завоевательных планов Василий III не отказался. Военный потенциал Московии позволял быстро восстанавливать потери.
В середине июня 1513 года 80-тысячное московское войско вновь осадило Смоленск. Город обстреливали из пушек, даже посылали туда подожженных голубей…
Одновременно в осаду были взяты Полоцк (24 тысячи московских воинов), Орша (14 тысяч) и Витебск (8 тысяч). Сигизмунд не был подготовлен к войне. «Московский враг опустошает и разоряет наши владения. Литвины же, охваченные страхом, располагают для защиты лишь своими силами, так как приглашать на помощь иноземцев уже поздно», — жаловался Сигизмунд своим советникам. Но мужество защитников осажденных городов сковало московские силы и дало возможность Сигизмунду собрать войско…
Штурмы Смоленска приносили московскому войску огромные потери — 20 тысяч убитых, да еще 8 тысяч полегло в боях за Полоцк, Оршу и Витебск. Еще месяц-два таких безуспешных осад, и у московского князя Василия не осталось бы войска.
Тем временем Сигизмунд с войском в Чернигове ждал подхода крымских татар. Но Василий заблаговременно отступил. Он боялся встретиться с Сигизмундом в открытом бою.
Бои под Смоленском впечатляли современников. Свидетель их удивленно писал: «Кто и когда слышал о такой осаде, которая так долго и сильно продолжалась?».
Император Священной Римской империи Максимилиан I загорелся идеей с помощью Московии сокрушить Королевство Польское и Великое Княжество Литовское. В Москву приехал императорский посол Георг фон Шнитценпайнер. Между Священной Римской империей и Великим Княжеством Московским был подписан договор о совместной борьбе против Польши и Литвы. Признавались права Василия Ивановича на Киев, на украинские и белорусские земли, а за императором — на бывшие Орденские земли, перешедшие Польше. В грамоте Василий Иванович именовался «царем всея Руси», что впоследствии даст повод его сыну Ивану Грозному принять этот титул. К этому союзу присоединились Ливонский орден, Саксонское и Бранденбургское герцогства.
Возобновилась война вновь с осады Смоленска. 29 июля 1514 года с утра начался обстрел города из 300 орудий. Это был ад, «…яко от пушечного и пищалного стуку и людского кричяния и вопля, такоже и от градских людей супротивного бою пушек и пищалей земля колебатися и друг друга не видети, не слышати, и весь град в пламени и курении дыма мнешеся воздыматися, и страх велик нападе на гражданы», — писал автор Иоасифовской летописи. После шквального огня пушек город загорелся. Смоляне пали духом, «видели, что биться нечем, а передаться — боялись короля».
Не зря князь Михаил Глинский склонял смолян к сдаче города и внушал, что «мы не отступим в течение года и не пропустим к вам никакой помощи». Князь обещал, что «великий князь московский будет платить вам лучше, чем польский король». Смоляне дрогнули и взмолились, чтобы Василий «меч свой отпустил и приказал остановить бой». Василий унял свой гнев и пообещал смолянам «их держати о всем по тому, как их держал князь великий Витофт и иные государеве, и Александр король и Сигизмунд». Как видим, смолян подкупило обещание сохранить прежние, данные им великими князьями литовскими права и вольности. Великий князь московский Василий пошел на эту уступку, чтобы взять Смоленск и привлечь на свою сторону другие белорусские города. И Смоленск 30 июля сдался.
Василий милостиво обошелся с гарнизоном. Желающих сохранить верность великому князю литовскому отпустил, дав на дорогу по рублю, а тех, кто перешел на его службу, тоже одарил деньгами. В данном случае он использовал хитрость, желая задобрить защитников других городов в надежде на дальнейший поход…
И в это трудное время совсем неожиданно к нему в Менск приезжает гонец от князя Михаила Глинского. Князь просил прощения былой вины, потому что он «к Литве от московского вернулся». Глинский, не получив от Василия Смоленска, решил вернуться на родину. Он и советовал Сигизмунду двинуться к Орше, обещая помощь в боях с московитами. И этот шанс нужно было использовать. Сигизмунд воспрянул духом и отправил под Оршу 30-тысячное войско, а сам остался в Борисове под охраной четырех тысяч воинов.
8 сентября 1514 года возле Орши произошла решающая битва. Стремительный марш к Орше, бои с московскими заставами отняли пять тысяч человек. На начало сражения гетман Константин Острожский имел в своих рядах 25 тысяч боеспособных воинов против 80-тысячного московского войска. Чтобы победить такую рать, литвины должны были победить в себе страх против грозного неприятеля — и они победили его…
Сигизмунд Герберштейн так описал эту битву: «Наконец, построив передовые отряды, московиты затрубили наступление и первыми двинулись на литвинов, несколько оробев, стали твердо и отбили их. Но вскоре к московитам были посланы подкрепления, которые в свою очередь обратили литвинов в бегство. Таким образом, несколько раз то та, то другая сторона, получая подкрепление, поражала друг друга. Наконец сражение разгорелось с величайшей силой. Литвины, умышленно отступив к тому месту, где у них были спрятаны пушки, направили их против наседавших московитов и поразили задние их ряды, выстроенные в резерве, но слишком скученные, привели их в замешательство и рассеяли. Такой неожиданный боевой прием поверг московитов в ужас, ибо они считали, что в опасности находится только первый ряд, бьющийся с врагом. Придя в смятение и полагая, что первые ряды уже разбиты, они обратились в бегство. Литвины, развернувшись и двинув все свои силы, преследовали их, гнали и убивали. Только ночь и леса положили конец этому избиению».
Никогда московское войско не терпело такого сокрушительного поражения: 30 тысяч убитых, в плен попали предводители Иван Челядин и Михаил Булгаков, а также 6 воевод, 37 князей, 1500 боярских детей и около 8 тысяч воинов.
Окрыленный победой, князь Острожский повел войско к Смоленску, где против московских властей возник заговор во главе со смоленским епископом Варсонофием. Но заговор был раскрыт, и участники его казнены. Острожский не стал осаждать город, ибо не имел осадных орудий, а пошел в Поднепровье и освободил Дубровно, Мстиславль и Кричев.
Известие о поражении московского войска под Оршей быстро облетело Европу. В апостольском Риме были отслужены благодарственные молебны. Все союзники Московии не поддержали ее в войне. Новый крымский хан Махмет-Гирей совершил набег на московские земли. Император Максимилиан искренне признался Сигизмунду в сговоре с Василием. Наконец он понял ту опасность, которая угрожала Европе.
«Цельность Литвы необходима для пользы всей Европы: величие Московии опасно», — заявил он…
Чтобы в дальнейшем не допустить союза Священной Римской империи и Московии, Сигизмунд уступил Габсбургам свое право на Чехию и Моравию. Он не страдал тщеславием великого государя. Не в расширении границ своего государства видел Сигизмунд величие, а в процветании его. Позже, когда в 1526 году погибнет в битве с турками его племянник, венгерский и чешский король Людовик, он откажется от предложенной чехами чешской короны. «Достаточно нам нашего королевства и панств, над которыми нас провидение желало поставить. Только б их в таких тяжелых и всякий раз возрастающих опасностях в целости и в добром состоянии мог сохранить», — ответил Сигизмунд чешским послам.
Союз со Священной Римской империей нужен был Сигизмунду…
Сигизмунд согласился на брак с внучкой императора, Боной Сфорца, дочерью миланского герцога Иоанна Галезы Сфорца Д’аратона. В свою очередь император Максимилиан отказывался поддерживать Тевтонский орден и предложил быть посредником в заключении мира с Московией, заверяя, что с Сигизмундом он готов «пойти и в рай, и в ад».
Важные дипломатические победы одержал и великий московский князь Василий, заключив союзы с Орденом, Данией и Крымским ханством. Хан Махмет-Гирей писал Василию: «Не думай ни о чем ином, возьми для меня Киев, я помогу тебе завоевать Вильно и всю Литву». К Василию вновь вернулась уверенность в своих силах. Теперь он особенно не переживал из-за поражения под Оршей. Императорскому посреднику барону Сигизмунду Герберштейну, приехавшему в 1516 году в Москву, Василий сказал, что не вернет Смоленск Великому Княжеству Литовскому. Даже переход крымского хана на сторону Великого Княжества и поход литвинского войска в сентябре 1517 года на Псковщину, в результате которого были взяты Воронен, Велье, Красный Городок, не пошатнули твердости Василия. Он стал уже требовать всю свою «отчину» — Киев, Полоцк и Витебск. Где тут было говорить о мире, когда и о перемирии послы Сигизмунда не договорились с Василием.
Собрав новые силы, великий князь московский развернул очередное наступление на Великое Княжество Литовское. В 1518 году московские полки совершили глубокий рейд по землям Литвы, сожгли и разорили окрестности Могилева, Слуцка, Менска, Новогородка и Вильно. Главный удар пришелся по Полоцку. Но воевода Василий Шуйский потерпел под городом поражение после ночной вылазки полочан.
Летом 1519 года московские войска разоряли предместья Могилева, Менска, Борисова, Молодечно, Крево. Губительным оказалось разногласие между панами рады. Виленский воевода Николай Радзивилл из-за ссоры с Альбрехтом Гаштольдом задержал «господарские» листы для сбора войска, а когда разослал их — уже было поздно. Беззащитное Великое Княжество Литовское полыхало в огне. Некому было защитить его. Король и великий князь Сигизмунд находился в Польше, гетман великий Константин Острожский на Волыни охранял южные границы от татар, а гетман Юрий Радзивилл воевал в Жемайтии против прусских рыцарей. Московского князя вновь поддержали крымские татары, напавшие на Белзскую и Люблинскую земли. 2 августа 1519 года в битве под Сокалем 6-тысячное войско литвинов и поляков было разбито 40-тысячным войском крымских татар.
Победы сменялись поражениями. Казалось, что война так и не кончится. Обе сражающиеся стороны обессилели. В 1520–1521 годах на войне ничего значительного не происходило. Наконец, 14 сентября 1522 года Василий III подписал с послами Сигизмунда пятилетнее перемирие. Смоленск оставался за Московией, но Сигизмунд с этим не соглашался…
Поставленной цели возвращения захваченных Москвой литвинских земель Сигизмунд не достиг, и можно считать, что войну Великое Княжество Литовское проиграло. Но и Московия не выиграла, не завоевала Великого Княжества Литовского, а только отняла Смоленск.
В глазах подданных Сигизмунд был победителем. Поэт Ян Вислицкий посвятил ему поэму «Прусская война» с предисловием: «Сигизмунду, непобедимому королю Сарматской Европы», искренне благодарил его…
В действие Статут был введен привилеем Сигизмунда от 29 сентября 1529 года. Статут стал лучшим в Европе систематизированным сборником законов. Сигизмунд мог гордиться по праву законодательной деятельностью. И прославился он как «пан и хранитель чести, достоинства, доброты и счастья всех своих подданных и свободы народного права»…
Со смертью Людовика династия Ягеллонов лишилась чешской и венгерской короны. Сигизмунд не боролся за них. Самому ему было не по силам править еще Чехией и Венгрией, а малолетний сын Сигизмунд Август был просто не готов править двумя королевствами. По венскому договору Чехия и Венгрия перешли Габсбургам.
Своим урядникам Сигизмунд наказывал чинить справедливость и руководить «водле нынешних прав нашых от нас всему панству новодданных». Так, когда в 1536 году восстали жемайты, он не послал войско, а оказал им свою милость, простил «бунт и збурене», наказал жадных тиунов и облегчил феодальные повинности. Вместо разорения Сигизмунд «з ласкою и с полегчанем своим господарским новую, а лепшую справу в той земли Жомойтской вделал». Простил он и участников мятежа Глинского, хотя с печалью жалел князя: «Я переживаю, что такой муж стал недостойным себя и своих предков». Для того чтобы мещане «украинных» городов были довольны его политикой, Сигизмунд давал им свободы и наказывал наместникам: «а к людям украинным треба ся ласкаве заховати и не годиться им ни в чом обтяжженья чинити». Такая мудрая политика приносила свои плоды. Города на границе с Московией мужественно защищались от московских ратей, отстаивая свою свободу. Никого не карал Сигизмунд без вины, а заслуженных людей уважал и достойно награждал. И совсем не льстивыми восхвалениями являются искренние признания современников. «Это муж, в котором можно видеть сосредоточие одних высоких качеств». Придворный поэт Андрей Оржевский без стеснения говорил: «Имею такого правителя, что болей за него славного не найти на свете»…
Время правления Сигизмунда отмечено и веротерпимостью. Он отказался от политики ограничения прав православной церкви. При нем в ВКЛ было построено около 90 православных храмов. Наделяя города магдебургским правом, Сигизмунд указывал, что дает его «обудву законам» и городская рада должна была состоять равно из католиков и православных. В 1522 году, нарушив прежние привилеи, он отдал уряд трокского воеводы православному Константину Острожскому. Хотя и возмущались феодалы-католики, да только Сигизмунд не отменил своего решения. Человека он оценивал по его заслугам.
Не преследовал он протестантов, которые чувствовали себя в Польше и Литве вольготно. Когда католические епископы посоветовали Сигизмунду ввести в Польше и Литве инквизицию, он возмущенно ответил: «Позвольте мне быть королем козлов и баранов».
Из дел, которыми мог гордиться Сигизмунд, следует отметить присоединение Пруссии к Польше. Своеобразным «импульсом» для этого была просьба жителей Торуня заставить Орден признать королевскую власть. В конце 1519 года Сигизмунд начал войну с Пруссией. Военных триумфов поляки не добились, только заняли часть Помезании. Сигизмунд рассматривал войну с Пруссией как продолжение войны с Московией, с одним из ее союзников. Когда папа римский Леон X укорял его, что воюет с противником, не равным ему по силам, он справедливо заметил: «Разве Великий магистр, укрепленный силами московскими, татарскими и немецкими, неровня ему?» Да, так оно и было — московские и татарские полчища опустошали Литву. Но даже это не спасло Орден от поражения. 5 апреля 1521 года в Торуне было подписано перемирие на четыре года. За это время Орден не укрепился и продолжать войну не мог. Последний магистр Тевтонского ордена Альбрехт Гогенцоллерн 9 апреля 1525 года заключил с Сигизмундом договор, по которому ликвидировался Тевтонский орден, а Пруссия становилась герцогством. Альбрехт принес клятву вассальной верности польскому королю и великому князю литовскому Сигизмунду. Так бесславно закончилась история Тевтонского ордена…
Сигизмунд вынужден был поторапливать магнатов и шляхту выступить на оборону края. Наконец-то войско было собрано, но шляхта особенно не рвалась в бой. Поэтому войско остановилось лагерем под Могилевом. Под Смоленск был отправлен один корпус во главе с князем Александром Вишневецким, а второй корпус во главе с киевским воеводой Андреем Немировичем пошел на Северскую землю. Ничего значительного они не добились. Немирович захватил и сжег городок Радогощ, но отступил от Чернигова, а Вишневецкий опустошил окрестности Смоленска. Этим гетман и ограничился. Вероятно, подобной военной демонстрацией литвины надеялись сделать противника более сговорчивым и заставить его вернуть захваченные земли. Но Москва не испугалась, а собрала 150-тысячное войско. Юный князь Иван Васильевич по просьбе своей матери Елены Глинской и митрополита послал эту рать на Великое Княжество Литовское. Противостоять такому огромному войску литвины не могли, да и не ждали врага, ибо Юрий Радзивилл распустил на зиму шляхетское ополчение. Поэтому московское войско, не встречая сопротивления, быстро дошло до Молодечно, а отдельные конные отряды появились в окрестностях Вильно. Враг безнаказанно опустошал литвинские земли. Такого поворота событий в Литве явно не ждали. Вновь пришлось кланяться татарам.
Сигизмунд богатыми дарами склонил на свою сторону крымского хана Ислам-Гирея. Был заключен союз и с его братом — казанским ханом Шафа-Гиреем…
Летом 1535 года в Речице собралось 40-тысячное (по московским данным) войско Великого Княжества, которое возглавил Юрий Радзивилл. В Москве не знали, куда двинется войско литвинов, но предполагали, что на Смоленск. Поэтому московское войско во главе с князьями Василием Шуйским и Даниилом Пронским стояло возле Мстиславля. Еще одно московское войско князей Бориса Горбатого и Василия Воронцова находилось около Опочки…
В июле и войско Великого Княжества Литовского двинулось в поход, но не на Смоленск, а на Гомель. 16 июля после двух дней осады Гомель сдался. Вскоре после осады литвины 20 августа взяли и Стародуб. Отряд Андрея Немировича взял Почеп и Радогощ. На этом успех литвинов закончился. В дальнейшем их ждали неудачи. В феврале 1536 года трагически закончилась осада Себежа отрядом Андрея Немировича в 1200 воинов. Защитники замка сделали вылазку и откинули литвинов к озеру. Под их ногами проломился лед, и много воинов утонуло. Сам Немирович бесславно убежал. Одержав победу над Себежем, московские отряды сожгли посады Любеча и Витебска.
Война затягивалась и не предвещала для ВКЛ победного окончания. Положения не изменили нападения крымских татар на Серпухов, а казанских татар — на Нижний Новгород. Было ясно, что у ВКЛ не хватает сил продолжить войну. Юрий Радзивилл от имени панов рады написал князю Ивану Оболенскому и предложил «не проливать христианской крови». Начались переговоры. Споры и взаимные обвинения все же не помешали заключить пятилетнее перемирие, которое было подписано 18 февраля 1537 года. За Великим Княжеством Литовским остались Кричев и Гомель, а Стародуб, Себеж и Велиж возвращались Московии.
Итоги войны оказались ничтожными. А вот убытков война принесла немало — разорение и опустошение края, «оскуднение скарба» и главное — разочарование в своих силах и возможностях…
Паны рады уже не горели желанием воевать с Московией. Перемирие было продолжено 25 марта 1542 года еще на семь лет, а после еще перезаключалось. В итоге с 1537 года мир между Великим Княжеством Литовским и Московией держался около 25 лет. В чем была заслуга и Сигизмунда.
Литвины были благодарны Сигизмунду и за то, что он сохранил суверенитет Великого Княжества Литовского, не присоединил его к Польскому Королевству. Они выступали за равноправную унию, но поляки хотели «единения». В войне с Московией Польша не оказала литвинам «помощи», о которой они просили. Поэтому Сигизмунд справедливо укорял самих поляков: «Кто будет удивляться Литве, что не верит в унию, если с польской стороны не видят никакой помощи»…
В 1529 году, когда подрос сын, Сигизмунд дал согласие литвинам избрать его великим князем. 18 декабря 1529 года в Виленском кафедральном соборе виленский епископ Ян венчал Сигизмунда Августа на Великое Княжество. Но власть оставалась в руках Сигизмунда — «верховного князя Литвы», как он себя титуловал, а Сигизмунд Август оставался только номинальным великим князем литовским и жил при отцовском дворе.
Поляки упрекали короля в самовольстве, но вынуждены были смириться со свершившейся коронацией Сигизмунда Августа. Чтобы не потерять Литву, поляки решили выбрать Сигизмунда Августа польским королем. На Петрковском сейме сенаторы и послы шляхты просили короля, чтобы «с повода неопределенности дел людских позволили вынести его [Сигизмунда Августа] на трон польский». И он, естественно, позволил. Сигизмунда Августа выбрали польским королем, и 20 февраля 1530 года его короновали. Случай беспрецедентный — два короля в одной стране. Но власть по-прежнему принадлежала Сигизмунду Казимировичу.
На склоне лет Сигизмунд, понимая что для правления двумя государствами у него не хватает сил, передал в 1544 году своему сыну власть в Великом Княжестве Литовском. Да и в Польше он фактически не правил. Пользуясь старческой немощью Сигизмунда, его жена Бона стала самовластной хозяйкой в государстве. Сигизмунд не мог с нею сладить…
Временами поступки Боны шли на пользу Великому Княжеству Литовскому. Как ни удивительно, но она выступала против унии Польши и ВКЛ. Хотя за этим стояла личная выгода: Бона не хотела со своих больших владений в Великом Княжестве (Оболецкий, Озерищенский, Клецкий, Кобринский, Шерешовский, Пинский, Рогачевский поветы и Городенское староство), выпрошенных либо вытребованных у короля, платить подати в польскую казну и выставлять солдат.
Нерадостной была старость Сигизмунда, она отняла у него волю и власть. Огорчал его и сын. Много печали принес ему Сигизмунд Август женитьбой на Барбаре Радзивилл, против чего выступала Бона, польские магнатерия и шляхта...
Умер Сигизмунд 1 апреля 1548 года…
После смерти Сигизмунда целый год в Польше был траур. Люди носили черную одежду, и даже «стыдно было появляться из дома в ином уборе». В этом проявилась искренняя дань памяти своему правителю.
Заслужил он благодарную память и у литвинов. «Великославному господарю королю Жигимонту Казимировичу буди честь и слава на векы», — восславил его летописец, — поскольку был Сигизмунд «пан вельми добрый, справедливый и милосердный ку подданным своим».
СИГИЗМУНД АВГУСТ (1529–1572)
Сигизмунд Август был последним правителем суверенного Великого Княжества Литовского и первым правителем Речи Посполитой — федеративной державы Польского Королевства и Великого Княжества Литовского. Он был последним из королевской династии Ягеллонов.
В один голос современники характеризуют Сигизмунда Августа как безвольного и слабого человека, не способного править государством…
Новый магистр Вильгельм фон Фюрстенберг под угрозой вторжения войска литвинов, возглавляемого самим Сигизмундом Августом, запросил мира и лично прибыл в Позвол, где находился с войском Сигизмунд Август, и 14 сентября 1557 года заключил союз с Великим Княжеством. Этот союз встревожил Ивана Грозного, и он в 1558 году начал войну с Ливонией. По договору Великое Княжество должно было защищать Ливонию. Но Иван Грозный не хотел слушать о мире и прямо заявил: «Вифлянты испокон веков наши даншики», да еще напомнил, что его «отчина» Смоленск, Киев, Полоцк, Витебск, Волынь и Подолье. Московские войска брали один за одним ливонские города. Новый ливонский магистр Готкард Кетлер просил королевского заступничества. Сигизмунд Август сослался на то, что без совета польских сословий и без «правых причин» не может помочь Ливонии. Тогда Кетлер обратился к Сигизмунду Августу как к великому князю литовскому, обещая за помощь часть Ливонии. По совету Николая Черного Сигизмунд Август согласился. 31 августа 1559 года в Вильно Кетлер подписал с ним договор. Магистр передал Орден под опеку великого князя. К договору 15 сентября присоединился и архиепископ рижский. В начале 1560 года войско Великого Княжества Литовского вошло в Ливонию. Одновременно на Ливонию напала Швеция и захватила Ревель. Теперь Великому Княжеству Литовскому нужно было воевать против двух врагов — Московии и Швеции.
Как тогда требовал договор, Сигизмунд Август заступился за несчастную Ливонию. В январе 1560 года посол Мартин Володкович передал царю Ивану Грозному требование великого князя прекратить воевать с Ливонией: «Иначе я должен буду оружием защищать мою собственность: ибо магистр торжественно назвал себя присяжником Великого Княжества Литовского. Мнимые права Москвы на Ливонию суть новый вымысел: ни отец, ни дед твой, ни ты сам доныне не объявлял их». Понятно, что Иван Грозный не согласился и ответил в духе московских правителей: «Тебе очень хорошо известно, что Ливонская земля от предков наших по сие время не принадлежала никакому другому государству, кроме нашего, платила нам дань, а от Римского государства избирала себе духовных мужей и магистров для своего закона [90] по утвержденным грамотам наших прародителей…». Царь не лгал. Если он считал своей «отчиной» Полоцк, то и претендовал на наследство Полоцкого княжества. А полочане помнили (об этом напомнили паны рады ливонскому магистру Плетенбергу), что «границы державы их расширились по Двине аж до самого моря, что ваш город Рига построен на их земле». И чтобы иметь права на Ливонию, царю надо было захватить Полоцк и тем самым оправдать ее захват…
Сигизмунд Август в июне 1561 года послал Николая Радзивилла в Ригу для заключения нового договора. Радзивилл нарушил свои полномочия и предложил магистру и архиепископу присоединить Ливонию к Великому Княжеству Литовскому, превратив ее в герцогство. Рыцари единодушно решили распустить Орден и выбрали герцогом Кетлера. Согласились на присоединение к Великому Княжеству представители ливонского дворянства, горожане Вольмара и Вендена. Был заключен договор о переходе под власть Сигизмунда Августа Риги. На сейме в Вильно литвинские станы согласились с желанием «земли Лифлянское з иншими паньствы нашими за ровно статися», т. е. присоединиться к ВКЛ. 28 ноября 1561 года ливонские послы и Сигизмунд Август поклялись исполнить договор. Он брал на себя ответственные обязательства, требующие мужества и силы воли. «Сигизмунд обязан вступиться за христиан, утесняемых варварами; он изгонит московитов и перенесет войну в собственную их землю: ибо лучше питаться кровью неприятеля, нежели питать его своею», — говорилось в договоре. Мужества у него хватило принять обязательства, а вот силы воли исполнить их у Сигизмунда Августа не было. Но он бросил вызов судьбе.
«Вступление наше в Инфлянты имеет цель не только добро наших панств, но и целых Инфлянт», — так объяснил он свои действия. 5 марта 1562 года был распущен Ливонский орден. Кетлер стал правителем вассального Великого Княжества Литовского, Курляндского и Земгальского герцогства со столицей Митава. Вся остальная Ливония, кроме захваченной шведами Эстляндии, приняла власть Великого Княжества Литовского. Парадоксально, что самое славное событие в правлении Сигизмунда Августа произошло помимо его воли и желания.
Можно понять гнев Ивана Грозного, когда он узнал о присоединении Ливонии к Великому Княжеству Литовскому. Он решил нанести удар по Полоцку, «на который главным образом и опиралось величие Литвы», как считали современники. В апреле 1562 года московские войска разорили предместья Витебска, Дубровно, Орши, Копыля и Шклова. Сигизмунд Август объявил сбор посполитого рушения. Но шляхта не хотела воевать и требовала заключения унии с Польшей «ради избрания одного государя и одной защиты, чтобы вместе сеймововали и одни права имели». Свидетель писал об этих событиях: «Терпеливый, до этого спокойно снося бремя войны, литовский люд шляхетский охватило какое-то безумство. Образовали военный союз и пожелали от короля объединения с Польшей и освобождения их из рук виленского воеводы (Николая Радзивилла Черного. — Авт.), грозя, что в противном случае иначе поступят». Это был бунт шляхты против власти магнатов. Шляхта Великого Княжества хотела равных прав с магнатами, как в Польше, и дать их могла уния с Короной…
Сигизмунд Август не мог проигнорировать требования шляхты, ибо она отказывалась платить военную подать. Он включил вопрос об унии на очередной сейм. Перед Великим Княжеством Литовским стояла дилемма: или быть завоеванным Московией, или стать польской провинцией. Переговоры с Москвой не приносили положительных результатов. Бояре упрекали литвинских послов за то, что литвины вторглись в царскую «отчину» — Ливонию, и заявляли, что и «Литовская земля — вся отчина государя нашего».
Угроза московского нашествия пугала Сигизмунда Августа. Он ясно видел слабость Великого Княжества Литовского. Денег для найма большого войска не было: он давно раздал в залог многие свои владения и теперь «ходил в долгах». Надежд на «посполитое рушение» не питал. Шляхта больше думала о «золотой вольности», чем о защите государства. Беспокоило короля и отношение православных к войне. Московские князья всегда в войнах с Великим Княжеством Литовским выставляли себя защитниками православия. Несправедливость постановлений Городельской унии о неравенстве политических прав католической и православной аристократии была очевидной. И на просьбу «панов рады наших духовных и светских, княжат, панят, врядников всех земель того паньства нашого отчизного Великого Княжества Литовского» великий князь Сигизмунд Август выдал 7 июня 1563 года в Вильно привилей, которым наделил православных феодалов равными политическими правами с католическими…
Необходимость в этом акте назрела давно, но предшественники Сигизмунда Августа не решались уравнять политические права православных с католиками и тем самым сохраняли между ними губительное для государства противостояние…
Сам Сигизмунд Август не был религиозным фанатиком. В пост ел скоромное и потешался над ксендзами, его набожность была скорее показной. В то же время он интересовался Реформацией и не препятствовал распространению ее идей в Польше и Литве…
Хоть Сигизмунд Август был правителем католической страны, но не преследовал ни протестантов, ни православных. Его веротерпимость являлась исключительной среди монархов Европы. И он сожалел о религиозных распрях и желал согласия между церквами. Поэтому мог в 1569 году на Люблинском сейме честно сказать: «Да не подумают, чтобы я решился принуждать к вере кого-либо жестокостью или строгими мерами отягощать чью-либо совесть, не такое мое желание, ибо не мое дело созидать веры — это совершается действием Святого Духа». Тем самым подтвердил свое прежнее утверждение: «Я не король вашей совести»…
Тем временем русский царь Иван Грозный собрал огромное войско — 280 тысяч воинов и еще 80 тысяч обозных человек (явно фантастические цифры). Огненный наряд состоял из 200 пушек, четыре из них были настолько огромными, что каждую из них тянула тысяча человек. Такой рати не только Полоцк, но и вся Литва не могли противостоять. 15 февраля 1563 года после полумесячной осады и ежедневного артиллерийского обстрела, спасаясь от пожаров, полочане сдались на милость.
Милость была хуже немилости: «И воеводу Полоцкого Довойну взяли и з женою его с панею, владыку Арсения, и князей и бояр з жонами и з детьми всех на голову вывел полоном, простых людей всех побил и в полон побрал на корен з жонами и з детьми выпленил», — сообщает летопись о «милости» нового великого князя полоцкого, как начал себя величать Иван Грозный.
Получив известие о захвате Полоцка, Сигизмунд Август заплакал. Он даже не стал продолжать Петрковский сейм, где должны были обсудить вопрос об унии, и с «гвалтовною поребою» выехал в Литву…
То, что происходило на Варшавском сейме в начале 1564 года, описал неизвестный шляхтич-литвин: «ижъ панове ляхове дивными розными претекстами хотели, же бы Литву у кабалу записали и в вечную неволю к собе нас взяли». Все старания поляков навязать свои условия встречали дружный протест делегации Великого Княжества во главе с князем Николаем Радзивиллом Черным. А когда он получил сообщение о победе войска литвинов над московской ратью 26 января 1564 года в битве под Уллой, то вовсе отклонил польский проект унии. Тогда поляки насели на слабовольного Сигизмунда Августа, требуя от него высказать свою точку зрения на унию. Он видел унию как объединение Польши и Литвы в одно государство под властью общего правителя и ради этого был готов отказаться от прав на Великое Княжество Литовское в пользу Польского Королевства. Князь Радзивилл Черный протестовал и заявлял, что «тяжело верно служить» господарю, забывшему свою присягу. Сигизмунд Август не внял советам первого своего советника…
И дело не только в польском образовании, а прежде всего в слабости и безволии самого Сигизмунда Августа. Королевское окружение составляли проходимцы, которые потакали его развратным наклонностям. Да он и сам понимал, что является всего лишь коронованной марионеткой. Ничего от него не зависело, ничего он не мог решить. «Да я король, но руки у меня связаны» — горькое признание своего бессилия.
Варшавский сейм закончился ничем — уния не была заключена. Но поляки пошли на подлог, выдали фальшивый рецесс (проект предварительного соглашения), в котором написали, что произошло объединение «двух народов — польского и литовского — в один народ, одно тело, и по этому телу устанавливается одна голова и одни правитель и также одна общая рада». Николай Радзивилл протестовал против подлога и не поставил печати Великого Княжества под рецессом. Как он сказал, уж лучше смерть или переход под власть иного монарха, чем такая уния…
Для поляков выдался шанс привести Великое Княжество Литовское к унии с Польшей. Момент наступил как никогда благоприятный. Московская угроза вынуждала литвинов искать помощи у Польши, хотя они не хотели «невольной унии». Положение литвинов образно показал один анонимный автор в памфлете «Разговор Поляка с Литвином»: «Иван Грозный сидит на нашем горле и душит, а поляки тянут за ноги к себе. И при унии вы не только раздавите нас, но даже разорвете на части». Как он был прав!
Обе стороны — Королевство Польское и Великое Княжество Литовское договорились о совместном сейме, на котором будет заключена уния. Особый интерес к унии проявила папская курия, которая мечтала заполучить под свою духовную власть православных верующих Великого Княжества Литовского. В Польшу приехал папский легат Портикус. За унию настойчиво выступили и польские епископы.
Казалось, литвинам юридически обеспечили независимость Великого Княжества Литовского, ибо в 1566 году новый Статут был введен в действие. В том же году ливонцы на ландаге (сейме) постановили: «В будущем не отделяться от Великого Княжества». И 26 декабря на Городенском сейме была заключена уния между Великим Княжеством Литовским и Ливонией. К Литве были присоединены земли по правому берегу Западной Двины, названные Задвиньем. Но неудачи в войне с Московией осложнили положение Великого Княжества. Во многом виноват в этом был Сигизмунд Август, не проявлявший решительности и мужества. В 1567 году было собрано 60-тысячное войско для освобождения Полоцка, но Сигизмунд Август не повел его в поход, а распустил. Не на поле битвы он чувствовал себя мужчиной, а во дворце, флиртуя с любовницами. «Король думает не о том, как воевать с неверными, а только о танцах и маскарадах», — отмечал московский беглец князь Андрей Курбский. Бывший воевода русского царя сразу увидел эту поразительную разницу между агрессивным и деятельным Иваном Грозным и безвольным и ленивым правителем Польши и Литвы. А Сигизмунд Август простодушно, как ребенок, оправдывался: «Эти соколы [92] не позволяют ни за что взяться, даже если хотел бы». Сигизмунд Август чах на глазах, как физически, так и морально…
Поляки наседали на Сигизмунда Августа, требуя привести Великое Княжество Литовское к унии. Поэтому он обещал литвинам, что уния будет заключена со «згоды братское» и поклялся сохранить все права Великого Княжества и его целостность, только б добиться их согласия…
В январе 1569 года литвины направили на сейм в Люблин делегацию с наказом: «Абы не от старых списов, але з милости братеское знову унею становили». Каким было разочарование поляков, когда жемайтский староста Ян Ходкевич от имени делегации ВКЛ сообщил: «Мы желаем, чтобы при заключении унии были сохранены наши права и статуты». Поляки требовали заключить унию на основе старых актов и фальшивого Варшавского рецесса. Но литвины не признавали права Ягайло на присоединение Великого Княжества к Короне, потому что он был избранным правителем и не мог самостоятельно решать судьбу государства. Не признавали они и Варшавский рецесс. С литвинами было не договориться, и поляки ухватились за последнюю надежду — за короля Сигизмунда Августа. Пусть он любыми способами, своей властью вынудит литвинов к унии. Сигизмунд Август послушно согласился: «Я рад сделать все, что ваша милость сенаторы, а также рыцарство будете мне советовать». Они добились своего: «Его милость исполнит нашу просьбу» — обрадовались поляки. Сигизмунд Август дал им полную волю: «Не покидайте из внимания ни одного средства, которым можно было бы довести до конца унию». И поляки уже не стеснялись, не пустили делегацию Великого Княжества Литовского к королю. Стало ясно, что на Великое Княжество накидывают путы неволи. Ночью 1 марта делегация ВКЛ покинула Люблин. Королю представили этот отъезд как большое бесчестье: литвины выставили его на смех перед всем светом. Сигизмунд Август, забыв, что сам выдал литвинам привилей на свободный отъезд с сейма, заявил об оскорблении его королевской власти и Короны Польской. «Что мне посоветует рада и коронное рыцарство, так и сделаю… ничего не пожалею, не сделаю никаких уступок», — пообещал Сигизмунд Август. Обрадованный тем, что король «продал им свою совесть и свою душу», поляки горячо начали обсуждать судьбу Литвы. Ненависть к литвинам, которых объявили самыми страшными врагами, отняла у многих разум…
На открытую войну с Великим Княжеством король и великий князь Сигизмунд Август не решился, но 12 марта он выдал универсал о переходе к Польскому королевству Волыни, Подляшья и Брацлавского Подолья. Узнав о передаче этих земель, литвины хотели начать войну с Польшей, но благоразумие удержало их от опрометчивого шага. В Люблин срочно выехала делегация Великого Княжества во главе с Яном Ходкевичем. Литвины протестовали против присвоения Польшей ее земель. Они не отказывались от унии, но требовали, чтобы «две Речи Посполитые соединились братством и чтобы одна не осуждалась на гибель ради другой». Естественно, поляки и слушать про это не хотели и даже не пустили делегатов ВКЛ к королю. «Все сенаторы считают литвинские просьбы незаконными и ненужными», — говорили они. А польская шляхта уже не церемонилась: «Пусть литвины присягают, что приняли все наши постановления». Сигизмунд Август полностью поддерживал поляков. Советовали они отобрать у Великого Княжества еще и Киев. Король согласился, что опасно оставлять Великому Княжеству Киев и необходимо «для удержания литвинов под властью окружить их своими укреплениями и землями». Киевская земля была «подарена» Польской Короне. В королевском универсале от 5 июня присвоение Киева объяснялось тем, что эти русские земли издавна принадлежали Польше. Шляхта начала уже говорить, что Польше издавна принадлежали Троки и Вильно. Литвины протестовали, а поляки представили королю их протест как унижение его королевского достоинства, польского сената и шляхты. Сигизмунду Августу даже пришлось гасить страсти поляков: «Когда по правде, то литвины не могут не гневаться: беда их нелегкая — у них оторвали крылья, но вы, ваша милость, требуете своего». Посольская Изба вообще просила не обсуждать условий и предложений литвинов.
В конце концов и Сигизмунд Август не выдержал очередной наглости польской шляхты и прикрикнул на их послов. Они после обсуждения согласились на сохранение Великого Княжества и отдельных от Короны урядов, но отказывались оставить государственную печать, ибо она будет означать, «что у нас два государства, две Речи Посполитые».
Не могло быть согласия и единения между народами при такой «братской любви». И падение Великого Княжества и Польского Королевства — их общей Речи Посполитой — началось именно в Люблине. Только тогда еще никто этого не мог предвидеть. Никто? А может, это предвидел сам Сигизмунд Август? На сейме он сказал пророческие слова: «Когда не желаете согласиться на две печати, то увидите, что будет еще хуже. Я этого уже не увижу. Зло это выяснится при другом короле, но говорю, что желаете вы худшего на долгую память». Но и он сам был творцом этого зла, настояв, чтобы делегаты Великого Княжества приняли польские условия. И они исполнили волю своего правителя, ставшего могильщиком своего и их государства.
И вот 27 июня 1569 года наступил день заключения унии. Ян Ходкевич, выступавший от имени делегации Великого Княжества, горько признался: «Мы уступаем, но мы уступаем не какому-нибудь декрету, а воле Вашей Королевской Милости, как исполнителя законов и общего государя, которому мы все присягали»…
1 июля акт Люблинской унии был обнародован. Этот день стал днем рождения нового государства — Речи Посполитой — федеративного союза Королевства Польского и Великого Княжества Литовского (теперь после отхода русских [украинских] земель оно уже не называлось Русским). И грозным предупреждением прозвучали слова первого правителя Речи Посполитой Сигизмунда Августа: «Старайтесь о том, чтобы в государствах не слышалось, как раньше, плача и стонов, ибо когда в них не будет справедливости, они не только долго не продержатся, но Бог свергнет их». История, как выяснилось позже, подтвердила пророческие слова Сигизмунда Августа. А иначе и не могло быть, ибо «неустойчиво все, что творится насилием», — как напомнил он на открытии сейма. А уния и творилась насилием.
Враждебность и ненависть к «ляхам» овладели литвинами: «Не дай Бог ляху быть! Вырежет Литву, а Русь поготову». Литвины упорно требовали возвращения присвоенных Польшей земель. Но Сигизмунд Август не мог отменить свои привилеи о присоединении к Польскому Королевству Волыни, Подляшья и Киева…
Все же он понимал несправедливость Люблинской унии для Великого Княжества Литовского и хотел присоединить к нему Мазовию. Но Сигизмунд Август в последние годы своей жизни полностью попал под власть придворных, которые, пользуясь королевской слабостью, водили его «рукой по документам». Король плакал: «Я не знаю что вы даете мне подписывать! Я подпишу — и сколько заботы будет с этого! До чего вы меня довели». Ясно, что Мазовию поляки не позволили бы передать Великому Княжеству Литовскому, даже при огромном желании Сигизмунда Августа…
Чувствуя, что силы покидают его, Сигизмунд Август задумался о будущем созданного им государства. Отсутствие наследника могло привести к упадку Речи Посполитой. Так литвины уже в 1570 году отправили посольство к Ивану Грозному с известием: «Ради государств наших Короны Польской и Великого Княжества Литовского советовались вместе о том, что у государя нашего детей нет, и если Господь Бог государя нашего с этого света возьмет, то обе рады… желают избрать себе государя из славянского рода по воле, а не в неволю, и склоняются к тебе, великому Государю, и к твоему потомству». Это было бы личной трагедией Сигизмунда Августа, если бы преемником стал его враг Иван Грозный. За два месяца до своей смерти Сигизмунд Август встретился с Коммендоне и обсудил с ним кандидатуры своих преемников: Максимилиана Габсбурга, Йохана Вазы, женатого на его сестре Екатерине, брест-легницкого князя Фредерика и французского принца Генриха Валуа. Кандидатура Ивана Грозного даже не рассматривалась…
Политическое завещание Сигизмунда Августа не было выполнено, а то, что он мог сделать при жизни, не сделал. «Король Завтра» умирал, видимо, понимая, что откладывая дела на завтра, так и растратил прожитые годы. Он мог признать, если что и совершил, то это не завершил. Судьба, казалось, посмеялась над ним. Наделила его монаршей властью и сделала невольником своих же подданных. «Долго ли я буду в этой неволе?» — как-то спрашивал он у сейма. Оказывается, всю жизнь, и только смерть принесла ему избавление от этой неволи. Она вошла в его дворец в Кнышин, где он прятался от эпидемии. Король предчувствовал ее близость, и свои последние силы потратил на то, чтобы спрятать драгоценности и хоть что-то оставить своим сестрам.
Оставил им Сигизмунд Август и свою уникальную коллекцию гобеленов, и то в пожизненное владение. «…Тогда все наследие их высочеств, отписанное Короне Польши и Великому Княжеству Литовскому, как единой Речи Посполитой, только ко всенародному владению и никому другому отдаем и описываем», — завещал Сигизмунд Август. Вот и все, что смог оставить своему государству его правитель. Но сестры увезли его наследие в страны своих мужей-королей в Швецию и Венгрию. В Польше осталась малая толика богатств Сигизмунда Августа. Много похитили из дворца королевские придворные, тот же поверенный короля в его амурных делах Николай Мнишек, который сказочно разбогател на них. Хоронить короля не было за что, пришлось сенату брать взаймы деньги на похороны.
7 июля 1572 года смерть забрала последнего Ягеллона. Не словами благодарности проводили подданные своего правителя, а облегченным вздохом окончился плен вавилонский.
То, чего не хотели признать при жизни польского короля и великого князя литовского Сигизмунда Августа, признали после его смерти, назвав его «отцом Отчизны», за которым «Корона эта, находясь в долгом покое, действительно расцвела». И этого хватило, чтобы Речь Посполитая просуществовала еще два столетия.
*****
Из процитированного видно, как постепенно идеалы и ценности, а также цели славянского государства менялись под влиянием масонов и иудеев, захвативших власть в Польше. Например, Витовт готов защищать интересы христианского мира, ради получения короны. Но при этом готов рушить родные города и убивать соотечественников, используя силу крестоносцев. Не говоря уже о других князьях, готовых делать тоже самое ради собственной выгоды.
Единственным исключением из этих князей является КЕЙСТУТ, который остался верен нашим пращурам, их идеалам и ценностям, следуя ПУТЁМ ПРАВИ. Поэтому он также один из ВЕЛИКИХ СЛАВЯНСКИХ КНЯЗЕЙ, которые являются примером и гордостью для нас, их потомков.
ЗАЧЕМ БЕЛАРУСАМ ВКЛ?
Вадим ДЕРУЖИНСКИЙ
«Аналитическая газета «Секретные исследования», №7, 2012
Как относиться к истории предков? Одни ею гордятся, а другие презирают своих дедов…
15 марта 2012 года в Минске на заседании круглого стола "Религиозный фактор национальной безопасности Беларуси" один высокопоставленный чиновник предложил отказаться от идеи о том, что беларуская идентичность вышла из Великого княжества Литовского. Он сказал:
"Под национальными традициями начинают пропагандироваться и развиваться такие традиции, которые, я считаю, ничего общего не имеют с ментальностью нашего белорусского народа: когда в нашу белорусскую культуру тащат Радзивиллов, Сапег, Огинских как представителей именно белорусских знатных родов", - сказал он. По его словам, все эти персоналии, несмотря на то, что представители знатных родов родились и жили на территории Беларуси, принадлежат к другой ментальности и другой нации.
Интересно узнать - какой же? Может, русской?
Еще чиновник заявил:
"Представляется, что попытки вывести белорусскую идентичность из так называемого Великого княжества Литовского - это попытки, которые лежат в стороне от реального процесса нашего духовного укрепления и развития".
По его мнению, в 16-17 веках беларускому народу была "насильственно навязана" церковная уния. В это время "специфика белорусской ментальности формировалась в рамках самого народа - крестьянства и мещанства, высшего сословия этнического не было", сказал он.
Чиновник заявил, что в стране должны еще раз "более внимательно прочитать белорусскую историю, прочитать становление белорусского национального характера, увидеть, что такие черты, как толерантность, добродушие, трудолюбие, это правильные черты".
Под толерантностью чиновник, видимо, понимает послушность и холопскую покорность, хотя на самом деле толерантность - это уважение к инакомыслию. То есть совершенно противоположное.
История «так называемого» ВКЛ как беларуского государства не нравится так называемым «идеологам» по трем причинам:
1. ВКЛ было самым свободным и демократическим государством своей эпохи. Тут действовала первая в мире конституция - Статут ВКЛ, все города и поветы обладали Магдебургским правом - полным муниципальным самоуправлением, при котором люди выбирали себе местную исполнительную, законодательную и судебную власть.
Никакой так называемой «вертикали власти» в ВКЛ не существовало. Реальная власть принадлежала собраниям шляхты и магнатам, которые были богаче Великого князя Литовского. Подобное социально-политическое устройство нынешним идеологам кажется возмутительным и недопустимым. Поэтому они не хотят, чтобы беларусы понимали, что их предки жили в куда как более свободном и демократическом государстве. Отсюда и бредовые высказывания о том, что, дескать, канцлер ВКЛ Лев Сапега являлся вовсе не беларусом, а марсианином.
Суждения типа «высшего сословия этнического не было» (хотя 15% беларусов являлись шляхтой) имеют целью обокрасть нашу великую историю и представить предками беларусов только послушных холопов. С помощью этого воровства бюрократы лишают народ национального сознания - как базиса сознания гражданского - то есть препятствуют возрождению в Беларуси Гражданского Общества.
2. ВКЛ являлось чисто западным государством и принадлежало Западной Цивилизации. Этот факт очень не нравится идеологам, которые охаивают Запад за политические свободы граждан.
3. ВКЛ являлось историческим противником и антиподом Московии-России. Это, конечно, противоречит холуйской практике партийного руководства БССР целовать ботинки своих кремлевских хозяев…
Вот тут и лежит самое главное, что я хотел сказать: нелепы попытки выбрать некую «третью позицию» между двумя стульями. Или вы следуете концепции Абецедарского и отрицаете право Беларуси на государственность, постулируя «возвращение под власть великого старшего брата», что якобы было «вековым чаянием беларусов». И тогда надо поставить жирный крест на независимости Беларуси (независимости в первую очередь от Кремля, так как никто другой в мире на наш суверенитет не покушается и не собирается нас инкорпорировать).
Или вы следуете концепции исторической школы БССР 1920-х и признаете право Беларуси на государственность, которая началась с Полоцкого государства и ВКЛ. Но в таком случае ВКЛ представляет для нас сегодня ОБРАЗЕЦ НАШЕЙ БЕЛАРУСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ, включая муниципальное самоуправление Магдебургии городов и поветов, а также западную ментальность и принадлежность Западной Цивилизации...
Никакого «промежуточного варианта» тут нет...
*****
Данный путь “или - или” наши пращуры уже проходили, когда Великое княжество Литовское и Русское было крещено в католицизм, что привело к гражданской войне. Поэтому есть единственный ПУТЬ ПРАВИ, которым шли наши пращуры, от АРИЯ и до ОЛЬГЕРДА включительно, когда государство строилось на РОДНЫХ идеалах и ценностях, выработанных на древнейшем Ведическом учении. Этот ПУТЬ поможет преодолеть МИРОВОЙ мировоззренческий кризис и объединить славян на исконных, общечеловеческих идеалах и ценностях.
А так называемый Западный или Российский путь, приведёт к распаду Республики Беларусь и её порабощения чужими идеалами и ценностями, силой и обманом навязанные, как Западу, так и России.
В подтверждение этого приведу чистосердечное признание личного биографа семьи Ротшильдов, которое было сделано вскоре после Октябрьской революции, учинённой в России евреями и на еврейские деньги. Цитирую материал, опубликованный в журнале «The Century Magazine», (January 1928, Volume 115, Number 3, Pages 346-350»).
“Вы обвиняете нас, что это мы сделали революцию в России. Предположим этот так? Что из этого? В сравнении с тем, что «святой» Павел – Саул (Савл) - еврей из Тарсуса сделал в древнем Риме, русская революция – это просто уличная драка. Вы делаете много шума относительно подавляющего еврейского преобладания в ваших театрах и кино. Очень хорошо, если это так. Но что относительно того, что под нашим контролем находятся и ваши церкви, и ваши школы, и ваши законы, и ваши правительства и сами ваши мысли и понятия, которыми вы мыслите. Вы вообще существуете в еврейском понятийном пространстве. Как вы можете избавиться от вашей собственной тени?...
Если вы настолько серьёзны, чтобы говорить о еврейских заговорах, могу ли я заострить ваше внимание на один из них, стоящий разговора. Что толку тратить слова на контроль общественного мнения еврейскими банкирами, газетными и кино-олигархами, когда вы с таким же успехом можете обвинить нас в том, что мы контролируем всю вашу цивилизацию посредством еврейского Евангелия.
Вы ещё не знаете глубины нашей вины. Мы врываемся везде, мы везде поднимаем драку, и мы везде убегаем с добычей. Мы всё извращаем. Мы взяли ваш естественный мир, ваши идеи, ваше предназначение и всё это перемешали и извратили. Мы были в начале не только Первой Мировой Войны, но и всех ваших войн; не только Русской, но и всех ваших революций в истории. Мы принесли несогласие, раздоры, смятение и депрессию во все ваши личные и общественные дела. И мы до сих пор только этим и занимаемся. И кто скажет, сколько ещё мы будем этим заниматься?
Взгляните немного назад и посмотрите, что случилось. Девятнадцать веков назад вы были невинной, свободной, натуральной языческой расой. Вы молились своим богам: духам воздуха, текущим ручьям и лесу. Вы не краснели при виде обнажённого тела. Вы были в экстазе от поля битвы, сражения, боевого духа. Война была институтом вашей системы. Живя на склонах холмов и в долинах матушки-природы, вы заложили основы натуральной науки и философии. У вас была здравая, благородная культура, неомрачённая угрызениями социальной совести и сентиментальными вопросами насчёт человеческого равенства. Кто знает, что за великое и розовое будущее вас бы ожидало, если бы не мы.
Но мы не оставили вас в покое. Мы взяли вас в свои ежовые рукавицы и разрушили всю вашу великолепную структуру, которую вы воздвигли, и повернули вспять всю вашу историю. Мы завоевали вас так, как никакая ваша собственная империя не завоёвывала Азию или Африку. И мы сделали это без всяких армий, без пуль, без крови или больших потрясений, без грубой силы. Мы сделали это исключительно с помощью силы нашего духа, с помощью наших идей, с помощью нашей пропаганды.
Мы сделали вас добровольными и бессознательными носителями нашей миссии в этом мире, посланцами варварским расам Земли, и бесчисленным ещё не родившимся поколениям. Без ясного понимания, как мы вас используем, вы стали агентами нашей расовой традиции и культуры, неся наше Евангелие во все уголки света. Наши племенные законы стали основой вашего морального кодекса. Наши племенные законы стали основой всех ваших конституций и законоположений. Наши легенды и мифы стали истинами, которые вы напеваете своим младенцам. Наши поэты сочинили все ваши молитвенники и книги. Наша национальная история Израиля стала основой вашей собственной истории. Наши цари, государственные деятели, воины и пророки стали и вашими героями тоже. Наша малюсенькая древняя страна стала вашей Святой Землёй! Наша мифология стала вашей Священной Библией! Мысли и идеи наших людей переплелись с вашими традициями до той степени, что у вас не считается образованным человек, который не знаком с нашим расовым наследием.
Еврейские ремесленники и рыбаки – ваши духовные учители и ваши святые, которым вы поклоняетесь бесчисленными изображениями ваших икон и церквей, названных их именами. Еврейская женщина – это ваш идеал материнства - "Богородица". А еврейский мятежник – центральная фигура вашего религиозного поклонения. Мы уничтожили ваших богов, мы отбросили все ваши расовые особенности, и заменили их Богом в соответствии с нашими собственными традициями. Ни одно завоевание в истории даже отдалённо не сравнимо тем, как полно мы вас завоевали…”.
Марк Эли Раваж. 1928 год
(Перевод на русский язык сделан профессором А. П. Столешниковым). Источник: (http://zarubezhom.com/ravage.htm)
*****
Продолжение следует.
Оценили 8 человек
16 кармы