Геополитика.ру начинает проект "Русский цикл" - интервью о вечном, русском и действительно важном. Мы будем публиковать по одному интервью раз в неделю.
Сегодня поговорим о том, что принято называть "русский дух". Его чуют баба Яга и Кощей, им пахнут наши герои, им же объясняют победы в самых безысходных ситуациях.
О том, чем же пахнет русский дух, Геополитике.ру рассказал шеф-редактор газеты "Культура" Михаил Бударагин.
- Можем ли мы говорить сегодня о русском духе?
- Думаю, не просто можем, но и должны. Рассматривая триединство души, тела и духа, надо сказать следующее: если мы говорим не о человеке, а о народе, и если мы говорим, что русский народ существует (а он существует), то, к сожалению, мы видим, что тело его отравлено.
Я не спорю с тем, что люди бывают красивыми и некрасивыми, но индивидуальная красота не имеет в данном случае никакого значения. Тело отравлено, и тому есть много разных подтверждений. К примеру, современные дети зачастую нездоровы – и психически, и физически (а одно связано с другим).
Но народное тело – это совокупность общих реакций на что-то. Тело – это чистая соматика: если опускаешь руку в кипяток, ты ее отдергиваешь. Тело не дает твоей руке свариться заживо. И этих здоровых реакций, к сожалению, стало гораздо меньше. Высокая мужская смертность от пьянства и автомобильного лихачества; огромное количество абортов, самоубийств, в том числе подростковых.
Это все симптомы телесного нездоровья. Причем не только индивидуального (может, здесь это во многом признаки душевного нездоровья), а телесное нездоровье в коллективном смысле. Коллективное перестает само себя защищать, все время пытается сунуть пальцы в розетку, его все время шарахает током. Не надо удивляться – это законы природы.
Народная душа, к сожалению, нездорова еще больше. Увы. Что такое народная душа? Если народное тело – это совокупность соматических реакций, то душа – это сумма психических реакций на различение добра и зла, хорошего и плохого. И этого сейчас, к сожалению, нет. Примеры – один грустнее другого. Сын одного богатого человека предлагал людям делать за деньги всякие гадости – и по мере того, как росла сумма денег, которую он предлагал, снижалась реакция отторжения. Если насчет того, отдаться ли за 100 000, девушки еще размышляют, а за миллион почти никто не отказывает. Это признаки тяжелейшего душевного нездоровья, и их очень много.
Когда губернатор целой области отвечает на вопрос журналистки о детских пособиях фразой «по кочану», а потом ей же с извинениями присылает бутылку вина и цветы (а это жуткая пошлятина - что первое, что, тем более, второе), это тоже признак тяжелейшего душевного нездоровья. Я видел его - не могу сказать что-то индивидуально плохого, но то, что он до сих пор занимает этот пост, это признак нездоровья. Мол, плохо, но в общем можно, нормально. Половина зрителей, глядя на него, наверное, ответила бы также, а еще половина от этой половины и цветов бы не прислала.
Или странный израильский гражданин, который врывается на территорию радиостанции «Эхо Москвы» и втыкает в горло журналистке нож. Я не люблю ни Татьяну Фельгенгауэр, ни «Эхо Москвы», но вообще это просто недопустимо. Это ненормально. И тот факт, что сразу же в этом обвиняют русских людей, кажется мне очень странным. Это кажется мне еще бОльшим признаком нездоровья, чем сам поступок.
Примеров огромное количество, и все они печальны. И в этом смысле дух – это единственное, что нас вообще еще держит. Потому что дух здоров.
Дух – это нечто, что позволяет нам неавтоматически продолжаться. Это - высокие проявления. Недавно беседовал с Ольгой Зиновьевой – не со всем, о чем она говорила, согласен, но она - пример проявления несгибаемого русского духа, как и ее муж, она ничего не боится. Если она кого-то хвалит, то не потому что «надо», а если ругает, то не потому, что это личное сведение счетов.
Дух – это возможность подняться над чем-то мелким и осмыслить. Я вижу проявления русского духа в разных людях, разных эпизодах.
Вспомните фразу «Работайте, братья», произнесенную в плену у боевиков Магомедом Нурбагандовым, который остался верен присяге. И это тоже проявление русского духа. Героизм, маленький и большой, позволяет ему проявляться.
Русский дух – это когда ты свободен, когда ты говоришь: «Хочу так делать, и буду так делать, несмотря на обстоятельства, несмотря ни на что». Это очень трудно.
Интересно, что во время интервью Зиновьева отметила: не может быть в стране 140 млн подвижников. Да и не надо, ведь это будет сумасшедший дом. 140 млн просто должны быть нормальными людьми.
Но проявления русского духа (не важно, какой он этнически – он русский по типу восприятия) есть. Мы способны подниматься над временем и пространством и продолжать себя. Вот что такое русский дух. Это единственное, что осталось. У меня нет надежды на тело…
- А как же – в здоровом теле здоровый дух?
- Боюсь, что сейчас эта фраза уже, к сожалению, не имеет отношения к реальности. Во многом это связано с тем, что мы городские жители, отчужденные от земли, от телесности. Отчасти с этим связана телесная и психическая деградация.
- Почему (и чем) русский дух пахнет?
- Когда ты поднимаешься высоко в горы, воздух настолько разреженный, что имея человеческое обоняние (которое намного слабее, чем у собаки), ты по идее не должен чувствовать никаких запахов. Но тем не менее, люди, которые часто поднимаются в горы, чувствуют высокогорный свежий разреженный запах. Чаще всего это запах травы, которая пробивается сквозь камни и снег. Хотя и травы-то там быть не должно, но тем не менее, хоть листочек, хоть веточка да пробьются.
Вот чем пахнет русский дух - свободой и невозможностью запаха. Когда ты не должен чувствовать запаха, но ты его чувствуешь. Вопреки здравому смыслу и логике.
Поэтому, я думаю, русский дух существует, и это единственное, что нас оправдывает.
- А что у других стран с духом?
- Есть очень тяжелый для нас пример, на который мы должны все время оглядываться – Япония. Страна, отличная от нашей, но с очень сложно устроенной и интересной культурой. В какой-то момент Япония совершила тяжелое национальное предательство. Они, действительно, сделали неверную ставку на нацистов, и проиграли во Второй мировой войне. По итогам поражения, а также трагедии Хиросимы и Нагасаки, они на самом деле сдались. Они решили, что, наверное, возможно существовать и так. И они продолжают существовать «и так».
Печально то, что последний высокий художник Японии – Хаяо Миядзаки – принадлежит еще к тому поколению, которое ездило учиться к Юрию Норштейну в Советский союз. Он – представитель той, не сдавшейся Японии. Умрет Миядзаки – и, боюсь, японской культуры как таковой, которая воспринималась бы за пределами страны восходящего солнца, просто не будет. Как, например, не существует больше венгерской культуры. Можно что угодно придумывать, называть какие угодно имена, но не существует венгерской культуры. Это большая трагедия, потому что у венгров была культура. И у австрийцев была. Ты указываешь на карту, и думаешь – венгры это или австрийцы, чехи, словенцы или словаки… Кто? Чем вы, словенцы, отличаетесь сегодня от словаков, чехов или румын? Ну, вы побогаче, и что?
В случае некоторых политических изменений я боюсь за судьбу одного из последних островков – большой национальной сербской культуры. Это очень сложная, очень интересная культура, пережившая невероятный для нас масштаб забвения (500 лет под османским игом), но возродившаяся и ставшая известной благодаря именам Милорада Павича, Иво Андрича, Эмира Кустурицы, Горана Бреговича и других. Есть опасность, что и они это сдадут. В Манхеттене едва ли отличат сербов от молдован и косовар, как и в Москве едва ли уловят разницу между румынами и молдованами (хотя молдоване нам ближе).
Почему взбунтовались каталонцы? Дело в том, что у каталонцев есть большая культурная традиция, и судя по тому что я вижу, им сильно достанется, чтобы впредь такого не было.
- Начинали с духа, а перешли к культуре. Это значит, что национальный дух живет только в культуре?
- Дух так тесно связан с культурой, потому что настоящее, подлинное проявление культуры невозможно без национального духа. Не бывает великого писателя, большого художника и замечательного композитора без приобщения к национальному духу.
Не пишет Дмитрий Шостакович «Ленинградскую симфонию» без приобщения к национальному духу. Без этого чисто на технике он мог бы написать какую-то музыкальную пьесу или польку, никто не мешает. Также, условно, поэт Евгений Рейн может производить по 8 000 строк в сутки. Ради Бога, и по техники они будут неплохие.
Но для того, чтобы в тебе воплотилось нечто, что могло бы сказать о тебе как о чем-то большем, ты должен приобщиться к чему-то большему. И культура – самая понятная форма выражения духа. Дух выражается в культуре максимально полно, поэтому у нас есть «Василий Теркин», где это выражено максимально полно.
Поэтому без самобытной культуры это невозможно. Когда дух не воплощается в культуре, он перестает существовать. Но воплотиться в культуре не значит, что у вас есть 10 режиссеров, которые снимут 10 фильмов про то, как Тор побеждает Капитана Америку. Это ерунда, не так все происходит. Вам нужно не 10 режиссеров, которые это снимут, а один Андрей Тарковский. Пусть он снимет один фильм «Иваново детство» - и этого хватит за 10-15 «Торов». Это воплощение в масштабной самобытной культуре. Должны быть не только художники-ремесленники, но и способные сделать то, что никто больше не умеет. Более того, то, что не могло бы быть написано, сказано, сыграно нигде, кроме России. Нигде не могла быть сыграна «Ленинградская симфония» Шостаковича, кроме как в Ленинграде, и нигде не могла быть написана, кроме как в Ленинграде. Нигде. Ни один поэт мира не мог написать стихотворение «На независимость Украины», кроме русского поэта Бродского.
В этом и есть дух.
- Что приходит на смену национальному духу? Транснациональный дух «Старбакса» и «Макдональдса»?
- Это уже не дух. Там, где выхолощен национальный дух, его заменяет ремесло. Ведь «Старбакс» - это неплохое ремесло, и «Макдональдс». Но в этом и проблема, в замене. Вместо духа – ремесленные вещи. Как и новая модель «Айфона» - это как бы новое техническое изобретение, но по факту то же самое. Это же не изобретение электричества.
Дух уходит, национальный дух уходит, но никакого «транснационального духа» не появляется. Появляется чистое, хорошее ремесло, которое удобно и везде есть. Это означает, что в будущем, когда можно будет ремесленнически заменить человека для любых нужд (общения, воспроизводства, творчества и пр.), дух – это единственное, что легитимизирует человека. Везде, где человек может быть заменен, он будет заменен, раз мы говорим об удобстве и комфорте. А робот – и удобнее, и комфортнее, чем человек.
Вот к чему ведет падение национального духа. А это действительно падение, напоминающее даже грехопадение.
Оценили 45 человек
80 кармы