рудами великих мыслителей человечества, в числе которых, между прочим, есть и Адам Смит, фигурирующий как первый апостол апологетики рыночного капитализма (во многом ошибочно туда приписанный) было сформулировано представление Общественного Блага. Если оно не всеобщее - то и не общественное. Если выгоду получили не все, а лишь частные лица - то это, по Аристотелю, не "экономика" (обустройство) а хрематистика (надувательство). Человечество до времён нынешней смуты прекрасно понимало, всё и целиком, без споров и дискуссий, что Общественное Благо - это общий подъём, не компенсируемый нигде спадом.
Смысл в том, чтобы увеличить пирог общества, а не свою долю в общественном пироге. Когда пирог в целом увеличивается, за счёт научно-технического прогресса, то доля каждого становится больше не за счёт доли соседа, а сама по себе.
Потом - вместе с общим разрушением рациональности и приходом кафкианских времён рухнула и эта простая очевидная формула. Вся мировая система... Впрочем, что нам за дело до мировой системы, будем говорить прежде всего за себя: вся российская система подсажена, как наркоман на иглу, на воровскую психологию и воровскую философию: достижение личной выгоды игрока безотносительно общего состояния системы.
Итог: с 1991 года «экономическими успехами» принято считать обогащение «референтной группы», или «таргетированной группы» - которая «взяла от жизни всё», наплевав на последствия для окружающих.
Проще всего решать задачу стремительного обогащения референтной группы путём перераспределения долей общественного пирога. Это перераспределение и лоббируется либералами в правительстве и в оппозиции с адским, просто адским упорством. Конфликты же между ними – связаны лишь с представлениями о «референтной группе»: кто именно в неё должен войти, а кого можно в целях «экономии» оттуда выгнать.
У Кудрина на этот счёт своё мнение, у Медведева – своё, а у Навального – своё. Списки благополучателей не сходятся – и начинается конфликт хищников. Но при этом все дерущиеся страшно далеки от общественного блага, понимаемого как благо для всех.
+++
Чем советский подход отличается от либерального? Советскому подходу свойственна презумпция существования: всякий человек существует, пока не доказано обратного. У либералов всё наоборот: презумпция несуществования: никакого человека не существует, пока не доказано обратного.
Именно поэтому, кстати, жертвы сталинизма тщательнейшим образом, бюрократически-придирчиво оформлялись, подшивались в архивы: даже ленивый бюрократ не может иначе, он за свою шкуру боится. Давно известен закон бюрократических иерархий – «без бумажки ты **кашка». За неоформление должным казённым порядком могут самого… того…
Жертвы же ельцинизма никак не учитывались, никакие дела на них не заводились (или заводились – но потом выбрасывались в подвал крысам на корм), и само по себе уничтожение человека ельцинизмом не фиксировалось: что значит, погиб? А может его и вовсе не было?
Презумпция несуществования: если бы Попов и Лужков не припомнили в мемуарах, что в Зеленограде (только в феврале, только в 1992 году) были десятки случаев голодных смертей, мы бы про них никогда и не узнали. А в каких архивах, какого НКВД, мы нашли бы на них «расстрельные дела»? Как вообще историку работать с цифрами жертв ельцинизма, кроме общей (очень жуткой) статистики смертности? Сколько было голодных смертей в соседних с Зеленоградом городах? И сколько было их не в феврале, а в марте 1992 года? Мемуары Лужкова молчат на этот счёт, а иных архивов нет…
Либерализм – коварная коробочка маньяка-фокусника с двойным дном. Человек имеет в ней огромные и важные права, ему очень многое можно, и очень многое по отношению к нему запрещено. Закавыка в одном: очень трудно доказать очевидный, казалось бы, факт: что ты есть.
Существуют т.н. «резонансные дела» и практика-массовка. Резонансные дела разбираются очень тщательно и показушно, со всем ханжеским лицемерием фальшивого человеколюбия. Но всё это ограничено кругом света от фонаря. За пределами круга мрак, и хруст костей. Там жрут людей в огромных количествах, кто, как и зачем – неизвестно.
По меткому афоризму В.Л.Авагяна, большого друга нашей газеты – «либерализм предлагает человеку огромное количество прав, но он их не дарит, а продаёт. Ни одно право в этой системе без доплаты недействительно».
Презумпция несуществования позволяет просто отрицать факты преступлений, которые системе невыгодно признавать: «какие ещё массовые репрессии? Не было никаких массовых репрессий…»
Характерный пример: почему все говорят о «большом терроре» Сталина, при том, что заключённых в ГУЛАГе было в 1937 году[1] было менее 2 млн человек? Почему никто не говорит о репрессиях в современных США, в которых в тюрьмах 2,2 млн человек? Если в США в тюрьмах сидит больше, чем в 1937 году сидело при Сталине, то почему мы выделяем какой-то особый «сталинский террор»?
Ответ прост: советская система ПРИЗНАЛА факт нарушения прав ряда граждан в 1937 году. А США нет. Все, кто сидят – сидят за дело, и точка. И отстаньте от нас – мы светлоликая демократия…
Это и есть то, о чём я говорю, с чем сталкивается каждый: презумпция несуществования человека, за которого не «врубились» лично какие-то мощные административные или финансовые структуры. Доказать то, что ты есть – очень трудно. Самый простой способ избавиться от тебя – заявить, что тебя нет, и никогда не было, а заявления о твоём существовании – нелепые слухи, распространяемые с неизвестной целью…
Это кажется безумием - когда теоретически это описываешь. Но мы в этом живём. Оторвитесь от текста и выйдите на улицу, особенно на улицы окраин... Человека просто не существует, пока он не нанял дорогого адвоката доказать обратное! Пока он жив - он вещь в себе, его нет для общества и государства. И когда он умер (а смертность у нас на уровне 1942 года!) - его для общества и государства тоже нет.
+++
И только с этой точки мы понимаем, что люди, несущие гвоздики к бюсту И.В. Сталина - борются за собственное бытие. "Хочу, чтобы вы признали, что я тоже есть!" Очень, очень сложная задача для либерального мира, где понятие "человек" - это не сгусток плоти, а сгусток денежных знаков, плоть же существует только на правах лепной глины...
[1] В 1937 году общее население всего ГУЛАГа составляло 1 млн 196 тыс. человек. Из них осужденных конкретно за контрреволюционные преступления было 105 тыс. человек.
Оценили 44 человека
77 кармы