Зачем нужна жестокость? Нормальный человек, пока не столкнётся с чем-то ужасным и инфернальным, искренне не понимает этого. Что же касается подонка, одержимого садизмом – то для него вопрос нелеп: жестокость, зверство, нужны ему сами по себе, для наслаждения. Здесь сокрыта тайна – почему ответ нормальных людей на грязные выходки подонков всегда запаздывает, причём порой очень сильно и роковым образом. Нормальный человек, если его никто не обидел – не склонен к крутым мерам. Более того, в благодушии благополучия крутые меры вызывают у него тошноту отвращения, отторжение крайней степени. Нормальный человек попытается убеждать, договариваться, решать дело миром – часто до смертной черты, после которой ничего решать уже не нужно…
Есть и ещё одна беда: увы, психика нормального человека устроена так, что он склонен быстро забывать утратившее актуальность плохое. Наверное, это такой защитный механизм психики: хорошее помнить долго, жуткое и омерзительное – выдавливать из памяти, чтобы не мучило кошмарами. Оно же прошло! Зачем про него помнить, раны бередить?!
Не умея ненавидеть – мы не умели и противостоять вызовам лютой смерти.
Мы пытались и доселе пытаемся сесть с убийцей за «круглый стол» и «перетереть по-хорошему», как нас учили, и как не прокатывает в этой адской среде…
+++
А почему нельзя договориться? А потому что если ты еда, то тебе не о чем договариваться с тем, кто тебя жрёт. Тут уж кто кого: или ты умрёшь в его пасти, или он сдохнет от голода.
Люди уничтожают упырей и хищных зверей – чтобы жить. Если бы древнему русичу задали истерический вопрос – сколько же это будет продолжаться? – имея в виду схватки с медведями и печенегами – он бы удивился. Что значит – «сколько»? Сколько нужно, столько и будет… Мы никогда не примиримся ни с медведями, ни с печенегами, и у нормального человека это впитано с молоком матери: тебя режут, а ты отражай…
На определённом этапе наша «оргия гуманизма» привела к роковым дефектам социальной психики. Миролюбие, не поддержанное врагом – вырождается в болтовню.
Болтовня служит одновременно и дымовой завесой, и анестезией социального убийства. Человек болтающий – думает наивно, что заметен и учтён, что его услышат и помогут… Но никакая «свобода слова» - не даст человеку средств к существованию, не сможет накормить его, дать крышу над головой, обеспечить хотя бы самые крайние нужды! Человек должен быть учтён не на трибуне, а за столом, и не канцелярским, а обеденным. Только тогда он жив и живёт, и имеет будущее…
Скольких повидал я пламенных ораторов и публицистов, выступавших то за то, то за это, громоблиставших в витийстве, устраивавших выборы и перевыборы во всяких «союзах писателей» и «академиях», требовавших к себе внимание – но не учтённых даже на хлеборезке! Скольких таких уже и похоронил, а скольких ещё провожу угасших в никуда…
Всё на свете имеет смысл только тогда, когда подкреплено долей в доходах общества; иначе всё на свете превращается в галлюцинацию, в воображаемые миры, в бредовые видения умирающего аутиста.
+++
Пора собрать расфокусированный взгляд и понять, чем не самом деле было прошлое. Не понимая прошлого, мы слепы и в отношении будущего. А было – НА САМОМ-ТО ДЕЛЕ вот что:
+++
Сталин был ответом русского народа на вызовы эпохи. Русский народ столкнулся с вызовом социально-экономического геноцида в рамках рыночной экономики царизма и керенщины, и с вызовом физического геноцида в лице общеевропейского (не только германского) фашизма.
И русский народ ответил. Пикантность состоит в том, что ответ на смертельный вызов ВСЕГДА бывает кровавым. Жертва, отвечая на вызов убийц – не может ограничиться лишь слезами и корректными попрёками. Если она этим ограничится – то окажется безвольным уничтожаемым объектом, лишённым собственной воли и всякого будущего.
Жертва, отвечая на вызов убийц – убивает их самих. Тут нож на нож, пуля на пулю, бомба на бомбу, и никак иначе.
То, что положение простого русского человека в рыночной экономике начала XX века было положением умерщвляемой жертвы, положением узника в концлагере – совершенно очевидно из всех доступных источников: об этом оставили свидетельства не только революционеры, но и монархисты, пытавшиеся спасти монархию, увести её с гибельного пути рыночного геноцида подданных. Есть свидетельства документальные, свидетельства литературно-обобщённые, наконец, просто свидетельства костей, исследованных антропологами.
Что должен был испытывать простой русский человек по отношению к лицам, организовавшим ему Освенцим и Бухенвальд как в городе, так и в деревне? Пылкую любовь? Сдержанную доброжелательность?
Чем дальше развивается ситуация в нашей современной рыночной экономике, тем больше мы начинаем понимать чувства людей тогдашних «лагерей смерти».
Когда проходит стадия отчаянной мольбы, разбившейся о стену каменного равнодушия, стадия судов и воплей, разбившихся о ту же стену, стадии слёз, хождений с протестными плакатами и без оных…
Стадия упований на «демократические выборы» и «наказы депутатам» (человек понимает, кого бы не выбрали и что бы он не наказал – ничего не изменится), стадии попыток пристыдить, усовестить, уговорить, выклянчить, объяснить на пальцах, сослаться на науку и статистику, на разум и здравый смысл…
Когда все эти стадии, уже знакомые нам, проходят – человек переходит к расчётливой и хладнокровной подготовке убийства своих убийц.
-Раз вы решили жить, игнорируя даже самые острые мои потребности – то и я буду игнорировать любые ваши интересы…
Красная Армия ответила на вызов рыночного геноцида (ельцинский экономический геноцид был бледной, слабенькой, сиропом разбавленной версией геноцида, творившегося в начале ХХ века), её преемница, Советская Армия – ответила на вызов коричневых орд народоубийц.
Эти процессы нельзя отделить друг от друга, как и Красную Армию от Советской отделить невозможно. Вместе два ответа сложились в то, что называется «сталинизм». Народу бросили вызов на тотальное уничтожение – и народ смертью смерть попрал, казнями на собственную казнь ответил.
А теперь давайте немного вспомним школьный курс истории: назовите-ка мне хоть одного выдающегося исторического деятеля, который не был бы «кровавым»? То есть, отвечая на смертельные вызовы народу – не дал бы кровавого ответа в виде массовых репрессий, казней и расправ?
«Десталинизация» - абсурд, который, если его логически продолжать, требует от людей «дечерчиллизации» и «девашингтонизации», избавления от наследия всех английских королей, но особенно – от выдающихся, денаполеонизации и деробеспьеризации, дебисмаркизации, делюдовикозации, децезаризации и…
То есть всех политиков, которые вели корабли наций в бурях и штормах, придётся развенчать. И оставить только слабаков и нытиков, которые всё профукали, всё прахом пустили, всё на ветер вытрясли, и погубили свои страны/народы…
Но почему весь мир зовёт Великим Петра I, а не его слабоумного и добродушного брата Ивана? Почему кровобоязненный Горбачёв, не сумевший ответить ни на один из вызовов своей эпохи – числится «всемирно-историческим ничтожеством»?
А потому, что когда появляется смертельная для народа угроза – и отвечать на неё нужно смертельным оружием.
И это не только право, но и обязанность руководителя страны в эпоху великих смут. Зачастую только казнь тысячи может предотвратить гибель миллионов…
+++
Что же стоит за попытками ошельмовать титаническую фигуру Сталина, очернить её – и превратить в образ гнусного преступника? Очевидно же, что это попытка очернить ответ русского народа на вызовы исторического, да и физического выживания! Не надо было драться за жизнь – советуют нам десталинизаторы – надо было лечь и тихо дать себе перерезать горло… Учитесь у овец, обречённые, они умирают кротко!
А поскольку встаёт новый вызов выживания – это более, чем актуально. Десталинизаторы хотят, чтобы русские не «повторили ошибку» активного сопротивления внутренним упырям и внешним истребителям (кстати, связанным теснее, чем это может на первый взгляд показаться[1]).
Попытка упрекнуть великого правителя, победителя в великих войнах тем, что он был «кровавым» - это антиисторизм и отказ от истории, выход к доисторической психологии, в которой дикий туземец не отвечает захватчику, а убегает и прячется.
Потому что повторю ещё раз: нет такого победителя и прогрессивного деятеля, который не оказался бы «кровавым» с точки зрения своих неизбежных жертв. И не только преступных гадов, которых уничтожали справедливо, но и случайных одиночек, в силу трагического стечения обстоятельств оказавшихся под колесом истории…
Несомненно, все борцы с людоедством убивали людоедов – а как бы иначе они покончили с этим явлением?
[1] Угнетательский эгоизм социального хищника если не начинается с национал-предательства, то всегда в случае «шухера» им заканчивается. Анализируя дневник Анн Тютчевой, дочери великого поэта, фрейлины императрицы Марии Александровны и воспитательницы ее младших детей за 1870 год, публицист А. Медведев делает справедливый вывод: «В 19 веке отечественная либеральная тусовка так же точно обсуждала, зачем нам Азия, зачем присутствие на Средиземном море? Зачем быть на Кавказе? Только Европу злим и выставляем себя агрессивными варварами. Ужасно боялась даже не войны с Англией, а того, что будет из-за этого невозможно ездить в Баден-Баден и Ниццу, и переживала из-за колебаний курса рубля. Хамон-пармезан». Когда эгоистичному социал-хищнику приходится выбирать между своим хамоном и жизнью нации, он всегда выбирает свой хамон, любой ценой.
Виктор ЕВЛОГИН
Оценили 60 человек
108 кармы