История успеха Семёна Ивановича Дежнёва идёт поперёк мифу о том, что служба России не получает заслуженной награды и лишена смысла. Он сорок лет отдал службе Русскому государству на его северо-востоке, принимал участие во множестве сражений и дипломатических миссий, бесчисленно раз ранен и неоднократно тонул, первым прошёл через пролив между Азией и Америкой и оставил описание этого прохождения, исследовал и присоединил к России бассейн реки Анадырь вместе с богатейшими промыслами моржовой кости, ценимой тогда выше золота и даже соболей.
Многотрудная и опасная служба Дежнёва принесла ему значительный материальный прибыток, чин атамана, уважение воевод, Сибирского приказа и самого Государя с боярской думой – наконец, и посмертную славу. Заслуга Дежнёва вспомнилась, едва началось научное изучение истории Сибири: уже в 1730-е годы Герхард Миллер опубликовал по найденным в Якутске документам рассказ о подвиге Дежнёва, который вскоре воспроизвёл в своём «Кратком описании путешествий по северным морям» обычно во всём споривший с Миллером М.В. Ломоносов. Довольно робкие попытки поставить под сомнение достижения Дежнёва, восходящие к тяготевшему к скептической школе историку Сибири П.А. Словцову, неизменно оканчивались полным фиаско: выяснялось, что скептики плохо знали и понимали документы, рассказывающие об открытиях атамана. Да и самих этих документов обретается в архивах достаточно много, чтобы жизнь и деяния «Семейки Иванова Дежнёва» не оставались бледной тенью, а предстали перед нами подлинной историей из плоти и крови, частью великого русского похода «навстречь солнцу».
Геополитической предпосылкой этого плавания был сам характер России как государства, сформировавшегося среди переплетённых друг с другом бассейнов великих рек Евразии. На пути из варяг в греки возникла Русская Земля и, распространяясь по рекам, она разрасталась. Это распространение шло быстрее там, где не было, как в степной зоне, сильных противников-кочевников, потому волей-неволей Русь разворачивалась на северо-восток. Сперва её органичной частью стал Русский Север, из которого холмогорские мужики двинулись морской дорогой не только к Груманту, но и на Обь, Енисей и далее к «златокипящей» Мангазее, где ещё прежде основания острога кипела пушная добыча и торговля. Морская дорога, пусть и чрезвычайно трудная, позволяла совершить манёвр между реками, миновать уральский «Камень» и немирных «иноземцев».
Применяя свою превосходную амфибийную тактику, русские служилые люди, руководствовавшиеся целью «проведать, где б на какой реке государю прибыль учинить», переходили по внутренним волокам или морским маневром через Ледовитый океан из одного речного бассейна в другой, ставили укреплённые остроги, используя дерзость и превосходство в речном снаряде и огнестрельном оружии, подчиняли инородцев и заставляли платить их «ясак» пушниной.
Основой «объясачивания» местных племён было взятие «аманатов» – заложников, обычно из местных «князьцов», ради которых их родичи и приносили русским пушнину. Покорение отнюдь не было мирным и сопровождалось регулярными стычками и засадами – всё тело Дежнёва было испещрено ранами от якутских, эвенкийских, юкагирских, чукотских стрел. С аманатами, впрочем, зачастую быстро сдруживались, их здоровье берегли пуще зеницы ока и кормили лучше, чем ели сами (за умершего никто ясака не даст), а вскоре иноземцы и сами почувствовали выгоды русской власти: слуги государевы мирили поссорившиеся роды, не давали сильным утеснять слабых. Дежнёв сам несколько раз принимал участие в таких посреднических миссиях и проявил себя как недюжинный дипломат. Государь и воеводы вообще требовали не чинить обид новым подданным и сурово карали служилых за разбои и жестокость с ясачными. Дело было, конечно, не в «дружбе народов», а в здравом смысле: гибель или откочёвка ясачных вела к убытку для казны, ведь соболя били прежде всего туземцы.
Охота за пушниной была беспощадной, и численность зверя, особенно соболей, очень быстро падала. Погоня за мехами заставляла русских двигаться всё далее на восток, со всем тщанием выспрашивая иноземцев о лежащих впереди неведомых землях и необъясаченных людях. Время от времени в этих поисках возникали такие же фантомы, как Эльдорадо в Америке. Происхождение этих фантомов было, скорее всего, довольно прозаичным: их выдумывали местные жители, чтобы спровадить добытчиков подальше от себя. Таким русским Эльдорадо в эпоху Дежнева стала «река Погыча», лежащая дальше за только что открытой и включённой в освоение Колымой. На реке этой, обещали, есть и несчётно соболей, и даже серебро. Знали бы колымские первопроходцы, что золотая земля находится прямо у них под ногами! Но сибирская золотая лихорадка начнётся только в XIX веке.
А пока Федот Алексеев Попов, по прозвищу Холмогорец, приказчик влиятельного купеческого дома Усовых, выступил настоящим подстрекателем поисков Погычи. Устюжцы Усовы и Гусельниковы (приказчики этого дома тоже включатся в экспедицию) вели сибирскую торговлю с огромным размахом. Вот лишь небольшой фрагмент дошедшего до нас списка товаров, которые энергичный Холмогорец взял с собой на «Погычу» для обмена на соболя: «две половинки сукна аглинского середние земли, половинка кармазину, шесть половинок аглинских меньшей земли, десять косяков мыла, дватцать концов сукон сермяжных, десять юфтей кожь красных, пятнатцать рубах, строченых шелком, триста ременей, сто пятьдесят колокольцов, пятьдесят трещеток пищальных, пятьдесят шил, пятьдесят поясков нитных, простых, две чернилицы медные, семеры сапоги телятинные, десятеры сапоги сафьянные муские и женские».
Сибирь той эпохи вообще ошибочно представлять захолустной окраиной. В 1645 году якутская таможня отпустила только на подведомственные Колымскому острожку земли 551 человека с товарами на 16 067 рублей и 6526 пудов хлеба. Да, Восточная Сибирь была далека от государственных центров, путь в Москву занимал два года, а вести шли так долго, что половина грамот Дежнёва адресована на имя уже умершего Михаила Федоровича, однако там кипела богатая торговля, возникали ярмарки, создавались и рушились состояния, затевались новые предприятия по добыче бесценных на мировом рынке мехов. Треть государственного дохода России в этот период формировалась прибылями Сибири, и служилые законно гордились тем, что государство богатеет именно их потом и кровью.
Но и сами они в накладе не оставались. При чтении постоянных жалоб в документах Дежнёва и его товарищей на неуплату денежного и хлебного жалования, на то, что на службы государевы они собирались «своими деньгами и своими подъёмы», издержав на сборы более ста рублей, давая за себя долговые кабальные записи, задаёшься вопросом: откуда у этих людей брались такие деньги, чтобы служить «на свои»? Объяснение в том, что даже небольшая служба сулила огромную личную прибыль, с которой правительство не забывало брать десятину: в год похода Дежнёва такой пошлины в Мангазее, Томске, Енисейске, Туринске было взыскано 17 905 рублей. Это значило, что только за один год, только через эти четыре пункта было провезено мехов на 179 тысяч рублей – невероятная для той эпохи сумма. Прибыль среднего промышленника в Мангазее в годы её расцвета достигала 3000%. Потому не удивительно, что от служб своими деньгами не отказывались – на них напрашивались, выдерживая немалую конкуренцию за царскую грамоту, и обещали казне «явить государю прибыли».
Такую серьёзную борьбу за право стать главным государевым человеком в затеянном Холмогорцем походе выдержал и Семен Дежнёв. Семен Иванов Дежнёв был выходцем с Пинеги, соседствующего с Холмогорами притока Северной Двины. Начал свою службу в Сибири в 1630-х, не раз показал себя в походах, имании аманатов, суровых зимовках, туземной дипломатии, был одним из первооткрывателей Колымы. В 1645 году он в числе 13 русских воинов выдержал ожесточённую юкагирскую осаду: 500 туземцев во главе с князьцом Алаем ворвались в Колымский острожек. Защитники, включая Дежнёва, были переранены, но в рукопашной схватке сразили предводителя осаждавших и победоносно отбились, а вскоре наказали бунтовщиков ответным набегом.
Неудивительно, что устюжские гости хотели видеть официальным руководителем экспедиции – «приказным» - этого опытного, смелого, знающего здешнюю жизнь, обладавшего административным и дипломатическим талантом, властного, но уравновешенного человека. Даже будучи неграмотен, Дежнёв превосходил своим практическим умом и наблюдательностью многих из тех, кто его окружал. Из его челобитных, записываемых грамотными людьми со слов Семёна Ивановича, льётся живая, полная характерных поморских словечек речь человека, который трезво мыслит, всё примечает и умеет добиваться своего.
Неслучайно в собственных документах Дежнёва мифическая «Погыча» не упоминается ни разу. Он говорит только про вполне реальную «новую реку Анандырь», с которой и намерен явить Государю прибыль. Он энергично отбил попытку конкурента, «гулящего» человека Герасима Анкудинова, перехватить у него права «приказного». После того как первая попытка Дежнёва и Попова пройти морем на восток от Колымы не удалась из-за плотных льдов, Анкудинов, беглый казак, по сути – предводитель пиратской шайки, решил перехватить у Дежнёва выгодное назначение. Когда это не удалось, ватага увязалась за экспедицией на седьмом коче, который Семён Иванович даже и не признавал, упорно утверждая, что плыл «на шти кочах».
Летом 1648 шесть легальных и один нелегальный коч двинулись в путь. Ледовая обстановка в этой части Арктики никогда не была дружелюбной, поэтому Дежнёву, можно сказать, повезло: именно в 1648 году морской путь на восток оказался более-менее чист, и русским, плававшим только по ветру, мешали шторма и ветра, но не льды. Потеряв два коча (люди с них высадились на берег и были истреблены туземцами), Дежнёв вышел через Берингов пролив в Тихий Океан, обогнув «Камень-Утёс», - мыс, который будет впоследствии назван его именем. Здесь, у этого утёса, и разбился коч Анкудинова, который перебрался на коч к Попову, видимо, благоволившему авантюристу более, чем служилый Дежнёв.
Так совершилось великое дежнёвское открытие. Разумеется, Дежнёв не ставил себе задачи географически доказать существование пролива между Азией и Америкой – вполне вероятно, он никогда и не слышал слова «Америка». Русские того времени полагали, что к северу от Руси лежит «Новая Земля», начинающаяся от архипелага с таким названием и тянущаяся далеко на Восток, и Дежнёв убедился в том, что «Руская сторона» и эта новая земля не смыкаются, и пройти морем к устью реки Анадырь возможно. С другой стороны, в Европе и без Дежнёва существовала уверенность в существовании Анианского пролива между Азией и Америкой, основанная не на данных путешественников, а на теоретической гипотезе о равновесии материков.
Чтобы доплыть до Носа и обогнуть его тоже требовалось недюжинное мужество и упорство, которое проявил именно Дежнёв, а многие другие на его месте повернули бы, как повернул пошедший вослед Дежнёву в 1649 году Михайла Стадухин, положившийся на расспросы туземцев, которые сообщили, что никакого пролива не знают.
Дежнев никому не поверил, а потому и заслужил у потомков славу первооткрывателя пролива и «своего» утёса. Да и в картографии он кое-что смыслил, просто его интересовали не чертежи морских путей, а чертеж той реки, которую он присоединил к преславному Российскому царству, о чём и сообщал он в своей отписке к якутскому воеводе: «А той реки Анандыре (сделан) чертеж с Онюя реки и за Камень на вершину Анандыру и которые реки впали большие и малые, и до моря, и до той корги, где вылягает зверь». Карту утёса по показаниям Дежнёва составил около 1737 года Герхард Миллер, первым опубликовавший дежнёвские документы из якутского архива.
Дежнёв и его 11 товарищей выжили, поднялись вверх по течению Анадыря и развили ту бурную деятельность, ради которой Семен Иванович на эту реку и прибыл. С крошечным войском он сумел объясачить некоторых иноземцев, взять в аманаты князьца одного из юкагирских племен Чекчоя. Впрочем, лесов в округе было мало, соболь был скуден и ясак мягкой рухлядью отнюдь не оправдывал ожиданий. Реальный Анадырь ничем не напоминал сказочную Погычу. И всё же жизнь начала налаживаться: навыкшие питаться рыбой сыновья русской речной цивилизации теперь осваивались с особенностями тихоокеанских лососевых, умиравших в реке после нереста.
А Дежнёва ждала новая удача: он открыл коргу, обширную отмель против устья Анадыря, где находилось большое моржовое лежбище. «Рыбий зуб», моржовая кость, был в тогдашней мировой торговле дороже золота, и Дежнёв мог предвкушать успех: он не только многократно оправдает взятые на себя обязательства перед казной и принесёт Государю огромные прибыли, но и гарантирует солидный прибыток себе лично. Несколько лет он посвящает почти исключительно разработке корги, набрав сотни пудов кости свежепромышленных и «заморных» моржей.
Лишь в 1659 году, успешно сдав свой пост знаменитому картографу Курбату Иванову, Дежнёв отправился через Колыму в покинутый два десятилетия назад Якутск. По всей видимости, уже не было в живых его жены, якутки Абакаяде Сичю (не так давно в Якутске поставили памятник Семёну, его жене и сыну Любиму, «первому сахаляру», хотя тут налицо ошибка: более вероятно, что Любим родился от второго брака, правда, тоже с якуткой). Да и сам Семён Иванович долго в столице Ленской земли не задержался – его отправили в Москву лично отвезти собранную им богатейшую казну рыбьего зуба.
Дежнёв вернулся в Якутск, снова женился на якутке – Кантеминке Архиповой, родил сына, отправлялся на далёкие службы. В приказной избе Якутска сохранилось слёзное прошение жены, направленное в 1668 году о разрешении поехать к мужу к месту его службы на далёкую северную реку Оленёк, где он вновь мирил враждующие роды эвенков-тунгусов. В 1670-м заслуженного атамана снова отправили в Москву с казной. Видимо, после прибытия в Москву немолодой, израненный воин заболел – он и скончался в столице в начале 1673 года.
Посмертная слава Дежнёва началась с призванного к участию во Второй Камчатской экспедиции и одного из первых историков Сибири Герхарда Фридриха Миллера. Миллера, с тяжелой руки невзлюбившего его Ломоносова, у нас представляют высокомерным немцем, «норманнистом». Но нет ничего более несправедливого, чем этот образ. Это был влюблённый в русскую историю архивист – он отыскивал, сохранял и публиковал источники по русской истории, какие только мог. Получив на сохранение «Историю» Татищева, на которой базируется большая часть наших антинорманнистских гипотез, Миллер её опубликовал. Он открыл и знаменитую сибирскую летопись Ремезова. Работая в якутских архивах, он нашёл отписки и челобитные Дежнева, откуда следовало, что русский мореход исследовал пролив между Азией и Америкой задолго до «немца» Беринга, и приложил все усилия к тому, чтобы этот русский приоритет стал широко известен. Такова была последняя удача Семёна Дежнёва – он размашистым шагом вошел во всемирную историю и географию. В 1898 году так отважно пройденный им «Большой Каменный Нос» указом императора Николая II получил имя первооткрывателя.
Оценили 5 человек
9 кармы