Вечер

Неясные очертания предметов тонули в полумраке комнаты. Единственным источником света был мерцающий монитор компьютера. В глубоком кожаном кресле перед ним сидел мужчина довольно незаурядной внешности. Густые тёмные волосы волной ото лба к макушке, резкие, почти графичные черты лица, брови вразлёт от двух вертикальных морщин. Серые глаза с оценивающим или даже скептическим прищуром скользят по новостной ленте.

«Ничего нового. Картинки. Шуточки. Музыка. Цитатки. Пошлость, пафос, позёрство, напускная добросердечность, похабень, цинизм и... Надоело всё.»

Прицельными щелчками потёртой мыши Влад закрыл рябящие в глазах вкладки. Выпустил мышку из ладони. Покрутил головой, завел локти за больную спину, пошевелил пальцами ног, уставших от статичности положения. Откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза. Глаза покалывает. Полные глаза ежей. Мысли тоже были недобрые, колючие.

«Как же хорошо, что вся эти человеческие игрища осталась по ту сторону экрана. И одним щелчком можно всё выключить. Вот она - новая эпохальная ценность — эгоцентризм и личное пространство. Когда люди обитают лишь на периферии твоей жизни. Не воодушевляя и не подстрекая, не провоцируя на добро или зло. Человек человеку - волк. И повод посмеяться. А уж в группе себе подобных больше всего любят осуждать. Все любят. Только начни - поддержит толпа. Вместо того, чтобы просто брать и получать тепло устраивают разные идиотские социальные игры.»

Влад открыл глаза. Свет уличного фонаря неровно пробивался в щели между ламелями жалюзи, которые в темноте напоминали бамбуковые заросли. Вспомнил поговорку — "Без людей дичаю, с людьми — зверею", висевшую у него в качестве статуса энное время назад в одной из соцсетей.

«Всё так. Лёгкость бытия — это то, что доктор прописал. Посещение баров, флирт со столичными красавицами, откровенное безделье и жизнь в свое удовольствие. Прогресс отчуждает людей. И наше поколение явно осознало, что быть одному - хорошо. Старшим не понять.»

Перед мысленным взором возникли и постепенно прибавили резкости образы родителей и бабушки. И отдельные эпизоды семейных торжеств.

«У старших принято жалеть одиноких. Видимо, пережиток тех времён, когда в одиночку было не выжить. И приходится предъявлять скорбное лицо в ответ. И соглашаться. Чтобы не обвинили в эгоизме. Не объяснить им. Вдали от людей тишина появляется. И чистота. И мысли добрые. Ни скандалов, ни раковины этой с горой грязной посуды. Аккуратная стопочка коробок из-под пиццы. Вместо... Прогресс делает всё, чтобы жизнь одиночек стала комфортной. Очень комфортной. Вот и у меня так. Вместо жены теперь "ценный жизненный опыт" и встречи так, мимоходом, скуку развеять. Да и не встречалось таких, чтоб без них никак. Безо всех - очень даже.»

Влад усмехнулся, повёл плечами, кожей ощутив прохладный воздух, проникающий через полуоткрытое окно. В полумраке квартиры стояла умиротворяющая тишина, чуть разбавляемая приглушёнными уличными звуками. Вспомнил вдруг что-то, проскользнувшее, зацепившее — минутами прежде. Пытался уловить, исчезающую мысль, как обычно утром пытаются собрать воедино осколки сна.

«Прогресс...Эгоцентризм... Это оно всё вопреки традиционному идеалу. Идеалу веками вылепленному - "любовь навечно, пока смерть не разлучит нас"... Кто-то недавно рассуждал о том же — "Единственное и сильное чувство характерно для тяжёлой и очень короткой жизни. Придумано и актуально было в те времена, когда люди жили всего-то тридцать-сорок лет". Интересная мысль, надо будет кинуть в ленту. Девочки такое любят. Про отношения.»

Растянул губы в улыбке, мысленно представляя тех, у кого срезонирует. Пропел подражая голосу знаменитого актёра — «но вы, но вы, мои вчерашние подружки...», представляя мысленным взором не людей, нет. Убедительную грудь. Манкие губы. Аппетитный филей. С инстаграмных фоток. Зафилософствовал.

«Вроде и много знакомых. А все — фикция. Телефон, интернет упрощают связь, но упраздняют отношения. Отменяя необходимость в личных встречах... Была надежда на секс. Как-никак единственная коммуникация, способная соединить вместе людей. Избавить от псевдоконтактности. Ан нет. Не соединяет. Осталась далеко в прошлом. Во времена опасных связей. Когда и развлечений-то других не было. И цена выше. Сейчас же предпочтительней контакты с коротким сроком годности. И кадрёж незатейливый. И секс — быстрый, механический,чтобы не было ни привыкания, ни обязательств. Издержки жизни в эпоху больших скоростей. Мы ж не трубадуры. И не менестрели. А было бы не плохо разыграть куртуазную драму. Для разнообразия.»

Влад крутанулся туда-сюда на стуле, задумчиво обвел глазами комнату. Заложил ногу на ногу, устроился поудобней, угнездил подбородок в подпирающую руку и замер. Утупился немигающим взглядом в монитор. Сухая, потрескавшаяся земля на заставке вытянула ассоциацию с расколотой скорлупой грецкого ореха.

«Толстая скорлупа. Почти броня. Можно укрыться от непонимания. Угомонить нервы. И просто не отягощать свою жизнь проблемами других людей... А в итоге понаделали из душ крепостей. Мы все. Я вот тоже забыл, когда последний раз чувствовал безграничное доверие. Молчим тысячью несказанных и неуслышанных никем слов. Каждый сам в себе... И за себя...   Мой дом - моя крепость. Запечатались.  Добровольно запечатались, как консервы. Забыли, что состоим из недолговечного мяса... Ааа, блин! Мясо! Мясо, наверное, уже стухло. Прости, Лаврентий.»

Мужчина вспомнил о завалявшемся куске, который поленился приготовить, обещав презентовать его дворовому псу. Захотел кофе и перекусить. Переместился в кухню, мысленно возвращаясь к недавно прочитанной статье, в которой говорилось о том, что собаки обладают врождённой способностью понимать людей. Не команды — интонации, в которых раскрываются и настроения, и чувства, и намерения. Люди ведь многое выдают не словами через рот. Глазами, жестами... Влад резал колбасу и хлеб для бутербродов и вёл диалог с прочитанным.

«Не только собаки. Любое стайное... Ну, не овцы, конечно. Им не надо кооперироваться для охоты. На траву.»

Тут он представил бегущих овечек, обменивающихся многозначительными взглядами - "вон куст — заходи справа, я - слева". Хмыхнул, дёрнув животом. Память, внезапно толкнулась в далёкие годы. Вспомнил себя бегущего, и как обошёл третьекласника Володьку, и как, не останавливаясь, на ходу, запулил мяч в ворота. Это был далеко не первый его гол, и не решающий для игры. Вроде. Он не помнил итога той игры. Но вот, поди ж ты, этот эпизод застрял и ожил в памяти ощущением азарта и успеха.

«Хорош... Львы или волки тоже бы понимали. Если бы жили бок о бок. И кошки всё понимают. Но тут другое. У них нет желания заслужить одобрение. И желания порадовать нет. Отсутствует напрочь... И люди умеют считывать скрытое между строк».

Какая-то новая мысль стукнулась и исчезла, не проявившись. На эту же тему. Но осталось ощущение, что это приятная мысль.

«Явная тревога проглядывает в напутствии "береги себя". А сколько жгучей обиды брызжет в повторяющихся исступлённых криках "ненавижу тебя". А сколько тоски и несбывшихся желаний звенит в тихой фразе "будь счастлив", сказанной на прощание... Это ж почти тайный язык...»

Но вместо воодушевления первооткрывателя Влад почувствовал подвох.

«Ммм-да. Только не пользуется никто. Иначе откуда столько болезненного непонимания между близкими? Понимаем-то мы много больше говоримого. Но ведь каждый, каждый ведёт себя так, будто не слышит. Или хуже — переиначивает, извращает и понимает чужие слова, как самому понятно и удобно».

Параллельно вспомнил, как ругался с бывшей. Столько видений-воспоминаний всколыхнулось. Вот кричала она ему - "ленивая свинья" и понятно, что хотела сказать - "я очень устала",  "я не выдерживаю», "я стараюсь", "ты не замечаешь моих усилий", "мне тяжело". Теперь понятно. Да и он кричал в ответ , в общем-то, тоже самое - "что устал", "и отстань", "и хочу покоя". Другими словами он это, конечно, кричал. Беспомощность и уязвимость - это то, от чего хочется спрятаться. Поэтому никто не способен был сказать, что же он на самом деле думает. Поэтому выстраивали защитный бастион ярости. Выплёскивали накипевшее, злое. Никто не хотел уступать и понимать. "Нет - и всё!" "Застрелись!"  "Хоть колени исползай". "Посмотри на себя!" "А ты чем лучше???!!!". Огрызались друг на друга. Бросались друг в друга нелестными эпитетами, глумливыми и хлесткими. Каждая беседа — перепалка, после которой опускались руки, сутулились плечи, внутри поселялось напряжение, а голова болела и отдавала эхом чужого крика. Пока не устали оба до чёртиков от непонимания и ругани. Выдохлись. Ярость иссохла и перетекла в дикую усталость и горечь. Хотелось покоя и молчать. Жена ушла. Влад нашёл ей замену на следующий же день. Купил на рынке возле работы. Мужчина дёрнул краем губ, отставил пустую кружку, рассеянно оглядел подоконник, перевёл взгляд за окно. А там просто так всё — чёрное и белое. Бездонное небо, и в нём торчит луна последней не съеденной горошиной. Усмехнулся, вспомная, как испытывал эйфорию человека, свежезакончившего тягостные отношения. Да, сейчас это выглядело глупо. Дурачество. Протест. Детство недоигранное. А тогда такое приобретение казалось именно тем, что ему нужно. Пучеглазый плюшевый заяц-переросток ярко-жёлтого цвета. Стоило ударить его в живот, и этот клочок искусственного меха вкрадчивым женским голосом говорил - "Ты моя умница. Я тебя люблю". Хватило на неделю. Стал раздражать. И яркий цвет, и голосок с механическим треском.

Внезапно недодуманная минутами ранее мысль вернулась. И давнее воспоминание с опозданием, но, наконец-то, вынырнуло на поверхность. Случай, где он оказался гением прозорливости. В один из выходных своей прошлой семейной жизни Влад заглянул на секунду в спальню, где жена смотрела кино. Метнул ей на кровать пиликающий телефон, как обычно, забытый в ванной. Изображения на ноутбуке не видел. Ни кадра. Лишь краем уха уловил одну фразу. После, за ужином сказал, о чём фильм. И жанр, и сюжет угадал верно. Жена даже не поверила, что он не смотрел его раньше. А ему просто подвернулся нужный момент, когда невидимая экранная героиня произнесла: "Господи, блядь, Иисусе..." Сказано было негромко, без надрыва. Но сама эта невозможная фраза. Так ярко отражала столкновение человека с ситуацией, которую невозможно принять. Предположить, что речь идёт о потере ребёнка, было несложно. И в точку.

Влад, довольный собой, расплылся в улыбке, как масло на горячем тосте.

«Что же мешает пониманию? Зацикленность на себе? Амбиции? Претензии? Обиды? Нежелание простить чужие ошибки? Или неумение? Куда делось вот это вот - "я тебя слышу"? Куда ушла привязанность? Мучительная, сокрушительная, фатальная. Походу люди избавляются от сильных чувств. Сначала перестали испытывать хтонический ужас перед силами природы, всё разгадав и объяснив. Теперь готовы избавиться от любви, списав всё на гормоны, инстинкты, половой диморфизм и прочее. Добро пожаловать в наше сверхрациональное время! Человек, готовый дарить внимание и заботу с преданностью - хоть в огонь за тобой, хоть в воду, вызывает одно желание - отбиться. Боятся таких. Словно заразиться этим можно. Вот также прикипишь к кому, и отвыкнуть уже не сумеешь. Постоянство не нужно никому. Все свою свободу лелеют. Только в сопливом возрасте не стыдно признаться, что на ком-то переклинило. Искренность - её изживают ещё в пубертате. А верность теперь удел исключительно собак».

"Преданней собаки нету существа..." пропел тоненький голосок в голове. А память прихотливо выдёргивала давно случившееся. Жаркое лето с его бесконечными днями, когда-то много лет назад. Стайка ребятни, скучающая на лавочке у подъезда. И удача — рабочие, латавшие гудроном крышу, забыли запереть люк. Об этом объявила во всеуслышание глазастая Ирка с девятого этажа. Вскоре вся дворовая ватага оказалась на крыше. Конечно, сначала старшие не хотели брать малышню. Шумно спорили. Но потом решили, что "пошли за мелкими" - хорошее оправдание. Да и юные поборники справедливости обещали наябедничать и позвать взрослых. Потому на крыше девятиэтажки оказались все, включая Витькину собачку, которая при попытке закрыть её где-нибудь, заливалась пронзительно-истеричным лаем. Старшие осторожно подходили к краю бравируя и выпендриваясь. Малыши сгрудились кучкой в центре. И вдруг Витька то ли бросил что-то, то ли просто скомандовал "вперёд". Псинка рванулась и исчезла за краем крыши, будто и не было. Всех как холодной водой окатило. Старшие поспешили смыться и увести малышню, пока не случилось трагедии посерьёзней. Витька плакал, кто-то его ругал, Настенька лопотала, что "может и обойдётся, кошки вон падают и ничего".

«Эх, детство несознательное... Вот оно - только страх может объединять сильнее, чем любовь... А Витька уже потрёпаный жизнью, лысеющий пузан. Время летит. Как он там? Надо бы звякнуть. Повспоминать давние события.  Да просто неважные прежде дни, когда часто встречались, влипали в переделки, пересказывали их, смеясь и подшучивая. И друзья растерялись как-то... Всё в прошлом... Скучаю... Пора спать.»