Для раскрытия всякой неизвестной письменности и всякого неизвестного языка необходим хотя бы какой-нибудь опорный момент; из ничего нельзя ничего дешифровать. Если не за что ухватиться, если опора пока еще не найдена, значит, серьезных результатов достичь невозможно — остается лишь простор для беспочвенных фантазий дилетантов.
Далее следует различать три вида и вместе с тем три степени трудности раскрытия неизвестных письменностей и языков.
Первый вид — язык неизвестен, но записан известной нам письменностью (например, хеттский клинописный язык и этрусский язык);
второй вид — язык известен, но он записан неизвестной письменностью (например, греческий язык Кипра);
наконец, третий и последний вид—неизвестны и язык, и письменность.
Последний случай является, разумеется, самым трудным. Поэтому, например, интерпретация хеттского клинописного языка вообще не может быть поставлена на одну ступень с дешифровкой египетских иероглифов...
При дешифровке неизвестной письменности обычно еще до начала самой дешифровки выясняется целый ряд принципиально важных предварительных обстоятельств. Так, например, по незаполненной части строки в конце надписи обычно удается установить направление письма, ср. хеттскую иероглифическую надпись
и финикийско-кипрскую билингву:
Можно также установить, имеется ли в письменности словоделение, осуществляемое при помощи регулярно повторяющихся черточек, точек, двоеточий и т. п.; все это позволяет заранее судить о том, насколько трудной будет дешифровка.
Число письменных знаков, как правило, указывает с какой письменностью предстоит иметь дело — буквенной, слоговой (как в кипрском) или же смешанной, словесно-слоговой (как, например, клинопись или хеттская иероглифика).
Письменность, содержащая менее 30 письменных знаков, скорее всего окажется буквенной; вероятность дешифровки здесь большая, чем при более сложной письменности.
В письменности с 50, 100 или несколькими сотнями знаков будет естественным предположить более или менее сложную слоговую систему, возможно, смешанную со словесными знаками; дешифровка таких письменностей представляет большие трудности.
Еще прежде, чем удалось расшифровать хотя бы один клинописный знак, трехъязычные надписи древнеперсидских царей были уже более или менее правильно определены: первая по порядку, древнеперсидская версия, как буквенная письменность, вторая по порядку новоэламская версия,—как слоговая и третья по порядку аккадская версия,— как, по всей вероятности, словесная письменность .
Наиболее благодарным средством дешифровки является билингва, т. е. двуязычный текст, который написан на языке, подлежащем интерпретации, или же при помощи письменности, которую предстоит дешифровать, и снабжен переводом на известный язык или же передан известной уже письменностью... такие билингвы (или даже трилингвы, т.е. трехъязычные тексты) встречаются, к счастью, не так уж редко. Не будь билингв, нельзя было бы дешифровать ни египетские иероглифы, ни вавилонскую клинопись; только применительно к хеттской иероглифике мы сталкиваемся с редким случаем, когда письменность и отчасти также язык были раскрыты без помощи билингвы и правильность дешифровки была лишь впоследствии подтверждена двуязычной надписью.
Пример билингвы: фрагмент двуязычной надписи из Кара-тепе (Турция, 8 в.до н.э.), записанный финикийским алфавитным письмом
Пример билингвы: фрагмент той же самой двуязычной надписи из Кара-тепе (Турция, 8 в.до н.э.), записанный лувийским иероглифическим письмом
Независимо от того, о какой из трех возможных задач идет речь, дешифровщику приходится прежде всего отыскивать в известной ему части билингвы имена лиц, названия городов, стран и т.д., чтобы затем попытаться выявить их также и в неизвестной части. Непременной предпосылкой к этому должно быть тождественное или близкое звучание имен собственных в обеих версиях, как правило, действительно имевшее место. Редкий случай, когда эти имена резко различаются (как, например, итальянское Рагуза=хорватское Дубровник), засвидетельствован на Древнем Востоке, например, наименованием урартского города Ардини = аккадскому Мусасир.
Доводы в пользу правильности своего чтения дешифровщик находит, в частности, в том благоприятном случае, когда один и тот же знак повторяется в том же имени или встречается в двух именах; напомню о хетт.-иер. Tuwanawa, Gurguma, Amatu. Имена собственные являются важнейшим, иногда единственным средством первоначального проникновения в неизвестную письменность; но имена чрезвычайно важны и в том случае, когда речь идет об одной лишь интерпретации языка, так как они помогают сгруппировать слова, а это в свою очередь существенно для выяснения значения отдельных слов и для определения их грамматической функции. Наряду с именами собственными большое значение имеют титулатуры, как, например, «А, царь страны Б» и т.д.
* * *
При отсутствии многоязычных текстов дешифровщик старается найти другие вспомогательные средства... Гротефенду удалось достигнуть понимания древнеперсидских царских надписей благодаря тому, что из сочинения Геродота были известны имена персидских царей, причем немалую роль сыграло здесь то обстоятельство, что отец Дария Гистасп не был царем. Названия северносирийских городов и их властителей, упоминаемые в сообщениях о походах ассирийских царей, оказали большую помощь при первых попытках чтения хеттских иероглифических надписей. Надписи на орудиях труда, которые предположительно переводились «(Топор) такого-то» или «Это орудие такого-то», сыграли немалую роль в дешифровке угаритской письменности и в интерпретации этрусского языка.
Моменты, опираясь на которые мы можем проникнуть в тайны забытых языков и письменностей, весьма разнообразны и не могут быть сведены к определенным правилам. Именно в умении нащупать и использовать такого рода возможности прежде всего и проявляется мастерство дешифровщиков, причем каждая новая дешифровка таит новые неожиданности. Возможны также случаи, когда найти какие-либо подступы к дешифровке вообще не удается и все усилия исследователя оказываются тщетны.
В случае, когда речь идет об интерпретации неизвестного языка, написанного клинописью, читать которую научились уже более ста лет тому назад, ученый попадает в особенно благоприятные условия, так как клинопись сама по себе облегчает его труд благодаря свойственному ей смешению различных элементов письменности — идеограмм, слоговых знаков и детерминативов.
Ассириолог, знакомый только с аккадским языком, увидев хеттский клинописный или урартский текст, тотчас узнает в нем целый ряд уже известных ему элементов, прежде всего идеограмм и детерминативов. Не зная языка, он определит при помощи детерминативов мужские и женские имена, а также имена богов, географические названия, наименования профессий и т.д.; по значению идеограмм он различит имеющиеся при них именные и глагольные окончания и сможет сделать выводы, важные как для интерпретации отдельной надписи, так и для установления общеграмматических факторов.
Все значение той помощи, которую оказывают клинописные идеограммы и детерминативы, может полностью оценить лишь тот, кто когда-либо сам занимался выяснением клинописного языка, а также языка, написанного другой письменностью, например лидийской или этрусской. В клинописном языке ряд языковых фактов бывает ясен сразу; в языках же, сохраненных другими письменностями, царит полная неуверенность, распространяющаяся даже на такие простые вещи, как определение имен собственных и нарицательных.
Независимо от того, имеем мы дело с клинописью или с другой письменностью, нужно всегда стараться интерпретировать язык комбинаторно*, т.е. при помощи соображений реального характера и вытекающих из них выводов.
Для языков неклинописных это, конечно, бывает подчас очень трудно, в особенности когда число памятников невелико или же тексты очень коротки и бедны по содержанию. Поэтому с психологической точки зрения вполне понятно, когда этрусковеды особенно охотно прислушиваются к созвучиям и пытаются интерпретировать незнакомые слова этимологически**, при помощи сходных по звуковому составу слов известных языков; однако оттого, что причины таких попыток понятны, сами эти попытки не перестают быть методически порочными.
Нужно всячески остерегаться применения этимологического метода, так как всякий пользующийся им рискует уподобиться тому, кто вздумал бы интерпретировать незнакомое ему латинское слово laus «хвала» по немецкому Laus «вошь», или среднеамериканское слово языка майя catz «птицы» по немецкому Katze «кошка», или новогреческое "на" (= «да») по русскому «не». В известных пределах этимологический метод допустим при близкородственных языках, но и здесь он должен идти рука об руку с соображениями реального порядка.
Впрочем, и в близкородственных языках звуковые аналогии порой имеют свои капризы: так, нидерландское aandacht не совпадает с немецким Andacht «благоговение», а значит «внимание», английское to become не тождественно немецкому bekommen «получать», а значит «становиться». Интерпретатор неизвестного языка никогда не может позволить себе сказать: «То, что в двух языках звучит одинаково или сходно, означает одно и то же». Всякое использованное созвучие он обязан по меньшей мере попытаться подкрепить реальными аргументами .
(В первую очередь необходимо доказать родство сравниваемых языков и установить закономерности в соотношении звуков того и другого языка — иначе всякое созвучие должно рассматриваться как бездоказательная случайность.— Прим. ред.)
Особенно трудной и даже во многих случаях невозможной является дешифровка неизвестной письменности без помощи билингвы, содержащей имена собственные. Неудачу многих дешифровок можно отнести за счет отсутствия билингвы или других вспомогательных средств. Но что дешифровка письменности может удаться и при отсутствии билингвы, видно хотя бы на примере хеттской иероглифики. Поэтому, когда какая-либо дешифровка не удается, осторожности ради следует говорить, что исследователям пока еще не удалось найти необходимую для дешифровки исходную точку. Этот вывод вытекает из сопоставления ранней и поздней стадии дешифровки тех же хеттских иероглифов.
Требование применения комбинаторного метода, о котором шла речь применительно к интерпретации языка, в равной мере распространяется и на дешифровку письменностей, но и здесь с ним не всегда считаются. Если при языковой интерпретации дилетанты с необыкновенной легкостью заявляют: «То, что звучит одинаково или сходно, значит одно и то же», то при дешифровке письменности, повторяя ту же самую методическую ошибку, они утверждают:«То, что в двух письменностях выглядит похоже, значит одно и то же».
Так, Грозный, пытаясь дешифровать крито-микенскую письменность, а также древнеиндскую письменность, совершил дважды одну и ту же принципиальную ошибку, сделав попытку без всякого разбора привлечь для чтения неизвестных письменных знаков внешне похожие (а иногда даже и непохожие) знаки хеттской иероглифики, а также южноарабской и других письменностей.
Мы можем говорить здесь о методическом дилетантизме с тем же правом, с каким говорили бы о всякой попытке отождествить внешне сходные буквы русского и латинского алфавита и на этом основании читать русское Р как латинское Р («п»), русское С как латинское С («к» или «ц»), русское Н как латинское Н («h») и т. д. Но то, что простительно для дилетанта, не должно было бы иметь места в работе ученого. Принципиальный вопрос о том, является ли критская или древнеиндская письменность буквенной, слоговой или словесной, Грозным вообще не ставится.
Будущие дешифровщики обязаны избегать принципиальных ошибок такого рода.
[Пожелаем им успеха!]
____________________________
(Источник: "Дешифровка забытых письменностей и языков" - И.Фридрих. Москва, 1961).
Предыдущий материал по теме:
О расшифровке крито-микенского письма https://cont.ws/@denys/650025
Оценили 23 человека
41 кармы