Лейт Любовь
Работать приходилось очень аккуратно и осторожно, чтобы не повредить несущие линии конструкции. Да, в пирамиде они тоже были и есть. Выпилишь блок не там - получишь обрушение коридора себе же на голову.
Поэтому специалисты работали крайне бережно, сверяясь с анализатором давления, датчиком пустот и прочей хитрой машинерией.
Наконец, дежурное "ОК" от робота-резака поступило на терминал учёных.
Всего на текущий момент времени, примерно 12 30 по UTC, их было в пирамиде двое. Первый, мужчина уже глубоко не молодой, но с удивительно сохранившей густоту серебристо-седой шевелюрой, собранной на затылке в аккуратный хвост. Глаза его были непроницаемо-темного, почти черного цвета. Несмотря на то, что взгляд их был несколько смягчен линзами стекол очков, выдерживали его немногие.
Например, коллега ученого, похожий на вечного студента Жан Поль - вечно лохматый, но при этом неизменно позитивный молодой человек. Попал он сюда по личной рекомендации господина Эдмона ДюПаля (это официально, а неофициально вышеупомянутый господин заявил, что ни с кем иным работать просто-напросто не будет). Жан Поля многие недолюбливали, недоумевая, что знаменитейший профессор нашёл в этом юнце.
Да, быть молодым ученым , попавшим на раскопки в пирамиду Хеопса, было непозволительной роскошью.
Впрочем, самому Жан Полю на мнения научных кругов было начхать. Он вёл свою родословную от древнего дворянского рода, пережившего революцию и две войны, и умудрившегося сохранить и даже несколько приумножить своё итак немаленькое состояние. Археологию Жан Поль просто-напросто любил.
Поэтому сейчас, увидев мигающий зелёный огонёк, оба ученых осторожно сняли специальные предохраняющие наушники (ибо робот-распильщик резал камень с такими звуковыми эффектами, что у любого постороннего просто лопнули бы к чертям барабанные перепонки), взяли специальные терминалы, прикрепили небольшие, но мощные фонарики на пояс и переглянувшись, молча направились к небольшому, зияющему первозданной тьмой лазу.
Конечно же, Жан Поль треснулся макушкой о какой-то выступающий камень и сдавленно прошипел несколько ругательств на английском. Молодой человек почему-то предпочитал материться сугубо на нём, не оскверняя родной французский грубостями и пошлостями. Чем язык Шекспира заслужил такое однобокое применение, профессор Эдмон у своего ученика так и не допытался, сколько ни спрашивал.
Наконец, оба ученых пробрались внутрь, выпрямились в полный рост, поставили терминалы на пол и включили фонарики.
Мощный пучок рассеянного света выхватил из темноты у дальней стены груду тускло поблескивающих золотом фигур. Статуэтки, посуда,сваленные в кучу драгоценности - всё это таинственно мерцало и переливалось.
Жан Поль невольно сглотнул, прикинув, сколько же стоят эти находки.
Профессор же отнесся к открытому кладу нейтрально. Хмыкнул с неопределенной интонацией и повел рукой с фонариком, осматривая комнату дальше.
И вот тут его жаждущий открытий дух возрадовался : луч осветил странную конструкцию в центре комнаты, очень напоминающую кресло.
Господин Эдмон медленно подошёл к нему, ощущая непривычную дрожь в ногах и шум в голове.
Шуметь было от чего : не так давно профессор, исследуя собственный доставшийся от предков полуразрушенный замок, нашёл несколько странных записей. Поверить им было невозможно, уж больно они напоминали бред горячо больного. Но имелся неоспоримый факт - благодаря части записей и старым дневникам пра-пра-пра..деда он нашёл небольшой серебряный медальон.
Вещица была простым овалом из серебра, спереди идеально гладкой, а вот сзади имела сложный узор пересекающихся линий. Все доступные анализы не выявили ничего любопытного или странного в этом украшении.
Кроме одного - в древних полуистлевших записях рода ДюПоль ясно говорилось, что медальон - ключ. Ключ к чему то, что сокрыто в одной из пирамид в далёком Египте.
Поэтому сейчас профессор достал из-за ворота кулон, с которым после находки и не расставался, дернул цепочку и наклонился к странной конструкции, пристально рассматривая сей трон.
Штуковина определенно была креслом. Широкие подлокотники испещрены египетскими иероглифами, а высокая спинка покрыта тонким полуистершимся узором. Узором, удивительно гармонирующим с черточками на серебре медальона.
Жан Поль, заинтересовавшись, чем же там занят профессор, подошел ближе. Вопросительно поднял бровь - он знал, что профессор лишней болтовни не любил.
Господин Эдмон всунул в руки ученика фонарь, жестом показав мол, свети давай!
Жан Поль светил.
Профессор вздохнул, как-то по старчески покряхтел и вдруг сел в это самое кресло.
Ничего не произошло.
Жан Поль уже решился было изречь остроумное замечание, как вдруг..
Кулон на цепочке, зажатой в кулаке господина Эдмона ощутимо дернулся, словно его что-то резко потянуло. Не ожидавший такого маневра профессор не успел поймать момент - и серебряный овал, позвякивая цепочкой, намертво прилепился куда-то к правому боку правого же подлокотника.
Что-то заскрипело. Посыпался с потолка песок и спешно убегающие пауки. Тряхнуло пару раз, и затем оба фонаря погасли. Потухли и экраны терминалов, оставленные на полу у входа в комнату.
Последовало секунд 5 тишины, после которой кресло под профессором вдруг низко и мерно загудело, а прямо перед носом донельзя удивленного Жан Поля раскрылся огромный, шириной во всю стену, световой экран с бегающими ровными рядами иероглифов.
Картинка мигнула несколько раз, подстраиваясь под восприятие находившихся в рубке людей. На хозяев конечно, почти не похожи, но у одного из них, уже доживающего свой век, отыскался старт-ключ.
Поэтому сейчас спешно выпускались тысячи мелких нанитов-ремонтников, заделывающих непрошеные дыры и заращивающих жизненно-важные каналы подачи энергии. Вытаскивались из пространственных ловушек и хранилищ нужные куски оборудования и движков. Отсекалось всё лишнее, наносное, отключались режимы маскировки и скрыта.
Со стороны это выглядело фантастически - вся пирамида Хеопса вдруг окуталась золотистым, едва различимым под жарким солнцем пустыни, маревом. Задрожали, словно в зыбкой дымке грани пирамиды. А затем вековые щербатые камни просто резко съехали по вдруг ставшим идеально гладким серебристым граням.
Обалдевшим ученым голо-экран проецировал невозможную для их понимания картинку - величественно и плавно, исторгая из-под основания жаркое голубое плазменное пламя, пирамида уходила в небо.
Корабль отправлялся домой.
Оценили 9 человек
17 кармы