- Индекс?
- Сто пятнадцать
- Три дельта-протеина-пять, по одному в секунду. Пот!
Сестра аккуратно вытерла пот со лба хирурга.
- Индекс?
- Сто десять
- Нет-нет-нет... еще две единицы.
- Есть
- Стажер! Октапицин в лобную долю, три...нет, четыре.
- Есть
- Индекс?
- Сто семь
- Черт-черт-черт! Азотид три, быстро. Пять!
Опять тихо зажужжал микронасос.
- Есть
- Ждем минуту.
Три человека у операционного стола замолчали и уставились в индикатор. Цифра "107" мигала, крича о близости к опасному рубежу. Хирург часто-часто моргал.
- Выше. Давай же, ну. Если упадет до ста двух... церропептид в мозжечок... давай, поднимайся. Ну!
На небольшом операционном столе лежало тело новорожденного. Крохотный кулачок ухватился за край простыни.
Минута прошла. Цифра "107" нехотя, лениво и осторожно, превратилась в "108". Потом "109". Снова "108". И снова "109".
- Ноль три бета-когитола, дозами по ноль ноль два. Осторожно. Осторожненько.
И, обращаясь к тельцу на операционном столе, ласково:
- Давай, девочка, давай. Нам нужна шизофрения. Индекс?
- Сто двадцать один... двадцать три.
- Отлично. Состояние?
- Норма.
- Отлично, мы ее сделали. Еще один дельта-протеин, ноль семь инвертина, одновременно. Последний штрих.
- Готово.
- Индекс?
- Уже сто сорок.
- Готово. Я в курилке. Шей и передавай прокторам.
Стажер подсел к хирургу, дымящему третьей сигаретой подряд.
- Иван Михалыч, а куда она теперь?
- Куда-куда... к матери, в палату.
- А потом?
- А потом их заберет счастливый отец и увезет домой.
- А то, что мы делали, это...
- А то, что мы делали, даст о себе знать лет в 7-8. Либо весной, либо осенью. И если все будет отлично, и шизофрения будет прогрессирующей, мы с тобой получим премию в размере пяти годовых окладов. Если доживем.
- А почему - "если доживем"?
Хирург нервно, скрипуче засмеялся.
- Работа у нас с тобой нервная.
Ассистент молча поглядел перед собой. И спросил нерешительно, просящим тоном:
- А все-таки... зачем мы это сделали?
Хирург скис лицом:
- А ты не знаешь?
- Нет. Я понимаю, что мы сделали. Я не понимаю, зачем.
- Тебе допуск дали?
- Да.
- Форму шестнадцать подписывал?
- Да.
- И толком не объяснили?
- Нуу... нет.
- Идиотизм. Система идиотской была, идиотской осталась. Как и в мое время.
Стажер молчал.
- Малыш. Мы с тобой сейчас сделали не шизофреничку. Мы сделали нормальную. Зрячую среди слепцов. Человека, видящего мир неискаженным.
- Как это?
- Слышал такую легенду - будто бы новорожденные знают и понимают все. А затем их целует ангел, и дети все забывают? Слышал такое?
- Не слышал. А к чему это... вы верите в ангелов?
- Да нет же. Это аллегория, малыш. Древние что-то все-таки знали. Или подозревали. Все дети при рождении сходят с ума. Резкий переход из одной среды в другую, повышение давления, другая среда, шум, масса других факторов - моментальный психический сдвиг как адаптация после шока, связанного с появлением в этом мире. Все мы ненормальны, все. Вопрос в том, что именно мы не знаем, насколько. Мир не таков, каким видим его мы с тобой. Наши сенсорные системы ломаются в момент рождения, и мы живем в коллективной иллюзии.
Стажер молчал, округлив глаза.
- Странно, что вам этого не рассказывали. Дают допуск неподготовленным... тьфу.
Еще один окурок был придушен в пепельнице.
- Мы точно знаем, что мы искажены. И человечество давно научилось снимать последствия родового шока, помогая некоторым детям оставаться нормальными. Зрячими, видящими настоящий мир. В древние века повитухи использовали белладонну, дурман, вытяжки из грибов. Вот и сейчас у нас есть план - один новорожденный из десяти тысяч проходит через то, в чем ты сейчас участвовал.
- Зачем?
- А затем. Чтобы понять, как на самом деле выглядит мир. Как на самом деле он устроен. Кто мы в действительности. Как выживать дальше и стоит ли вообще это делать.
- А шизофрения....
- Неизбежна. Расщепленность сознания происходит из-за того, что, живя в настоящем мире, человек вынужден учитывать иллюзорность моего и твоего мира. Адаптация. Усек? Они видят два мира.
Стажер буравил хирурга неверящим взглядом.
- Сынок, они страдают. От того, что мы видим ложь. От того, что мы пока не можем понять и принять действительную картину мира. Но...
- А почему таки операции не делают всем, при рождении? Чтобы все были такими.
- Сто сорок тысяч стоит одна операция. Если без осложнений. И - миллионы в год, чтобы все осталось в секрете.
- Секрете?
- Ну да... представь себе, если плебс узнает правду.
- А утечки?
- Были. Но решается все очень просто.
- Как?
Хирург внимательно посмотрел на стажера.
- Сынок. Я не знаю, о чем ты сейчас думаешь. Но вынужден предупредить... если ты думаешь о гласности, правде, открытости, о праве людей все знать - забудь немедленно.
Стажер задумчиво потер себе щеку:
- Вообще-то была такая мысль...
- Забудь. Ты под колпаком на всю жизнь. А рыпнешься - сто сорок штук потратят на тебя.
Стажер охнул:
- То бишь?
- Вот тебе и "то бишь". Тебе сделают ту же операцию. Молчи. Живи с этим всю жизнь, Леша. Тебя ведь Леша зовут?
Стажер молча кивнул головой - взгляд обращен в себя. Хирург встал, опершись рукой об плечо Леши, и пошел к выходу из курилки. У выхода обернулся:
- Молчи, малыш. Живи с этим.
И, чуть погодя, серьезным и холодным тоном:
- Ты же не хочешь стать зрячим?
Дубинский Андрей Александрович
Оценили 24 человека
40 кармы