Основатель батальона «Восток» Ходаковский рассказал, как ополчение оставляло города ДНР

Прошло уже более четырех лет с начала конфликта в Новороссии. Многие события 2014 года за это время описаны в статьях, мемуарах и в соцсетях. Их авторы зачастую очень по-разному описывают отдельные ситуации — их контекст, причины, нюансы. Не все из них сами непосредственно участвовали в боевых действиях или проживали на охваченной войной территории. Но даже те, кто стал свидетелем тех или иных событий, говорят о них по-своему.

На этот раз мы поговорили с создателем «Востока» о том, почему ополчение было вынуждено оставить некоторые города ДНР.

— В 2014 году, когда уже вовсю шли серьезные боевые действия, когда Славянск держал круговую оборону, многие люди в Донецке еще были вне конфликта — выжидали, вели праздный образ жизни. Вы согласны с утверждением, что оборона Славянска позволила оттянуть блокаду и помогла Донецку выстоять?

— Да, я всецело согласен. Я очень сложно, неоднозначно отношусь к вопросу выхода всех подразделений из Славянска. Но для меня главным концептуальным моментом является то, что если бы я был там, на месте, если бы был причастен к принятию решений и, осознавая все угрозы, риски — всю обстановку — принял бы другое решение, я мог бы приписать себе всю славу и достоинство.

А я там не был, не осознавал до конца, что там происходит, но с точки зрения анализа оперативной обстановки было понятно, что Славянск постепенно окружают и готовы отрезать от основных коммуникаций — от Донецка, от поставок.

И с технической точки зрения, учитывая, что мы не могли помочь Славянску и остановить грозящую ему блокаду, их отход может быть мною, по крайней мере, объяснен. Если мы не рассматриваем вариант самопожертвования, а говорим о классической военной ситуации, — то в таком случае они обязаны были выйти из мешка, выйти из окружения и отойти.

Но другой вопрос в том, что они могли отойти к Краматорску, к Константиновке, к Дружковке. Загодя, поэтапно. Ведь группа городов между Донецком и Славянском, за исключением Красноармейска и Артемовска, находилась под полным нашим контролем. Там стояло ополчение, были ответственные люди, были военные коменданты, которые отвечали за оборону. Время могло быть использовано не зря — для укрепления оборонных возможностей.

— Но ведь история сослагательного наклонения не терпит. Почему время не было использовано, на ваш взгляд?

— Потому что все, вовлеченные в процесс, не были профессионалами — включая меня. Я ведь не считаю себя военным профессионалом. Я считаю себя человеком, близким к этому направлению, но в то же время не имевшим на тот момент ни достаточных академических знаний, ни практики.

Кроме того, некоторые, я думаю, переоценивали возможности России в плане вмешательства в развитие конфликта. Некоторые, как теперь уже ретроспективно можно сказать, наивно полагали, что Россия вмешается, введет войска, поддержит, и достаточно создать очаг напряженности, очаг сопротивления, чтобы спровоцировать Россию войти на эти территории.

Собственно, выход подразделений из Славянска во многом и объяснялся тем, что ожидаемая помощь России не поступила. Но в основе, опять же, лежит отсутствие базовых военных знаний и представлений о ходе ведения войны, о том, как надо организовывать войну. Потому что в любом случае — надеешься ты на Россию или не надеешься — ты должен предусмотреть вариант возможного отступления и, соответственно, готовить заранее позиции. А для подготовки позиций время было!

Вызывает вопросы не столько сам отход из Славянска, сколько процесс его осуществления. Судить тех, кто принимал решения, не берусь, потому что я в этом не участвовал. Если бы я высказал альтернативную точку зрения и предложил альтернативные возможности, а меня бы не услышали, тогда я, возможно, имел бы основания для претензий. Но исходя из того, что мне известно, могу сказать, что отход осуществлялся не поэтапно, а сразу, была отдана огромная территория. Это дает повод для сожалений о том, что получилось именно так.

— С чем связаны сожаления?

— Мы не были готовы, поскольку выход стал полной неожиданностью для всех, — хотя понятно, что это было сделано, чтобы не произошло утечки информации. Но тем не менее это больно ударило по нам, лишив возможности нормально подготовиться к отражению наступления противника, — слава богу, что сам противник дал нам такую возможность.

В тот момент мое подразделение удерживало два направления — Днепропетровское — Первомайск-Пески и Харьковское — Ясиноватая и близлежащие поселки. То есть основные западные направления, по которым ожидалось наступление противника, были под моим контролем.

И когда осуществился выход из Славянска, задача по спешному формированию новой линии обороны, уже у границ Донецка, легла на мои плечи. Мы получили совсем небольшую фору со стороны противника, который подбирался к Донецку, — но не такими темпами, как мог бы, ведь они тоже на тот момент не умели воевать, — даже имея кадровую армию, они просто не знали, как распорядиться теми преимуществами, которые вдруг неожиданно оказались у них в руках.

Это дало нам время сформировать хоть какую-то оборонительную линию и встретить противника на рубеже Ясиноватая — Авдеевка. Потеряв Авдеевку, мы смогли отбить хотя бы Ясиноватую, которую противник занял — Порошенко успели об этом отчитаться — ну а мы преподнесли им сюрприз и снова овладели этим городом и уже больше его не отдавали.

— Почему так получилось, что не удалось удержать ключевые населенные пункты на подступах к Донецку — такие как Авдеевка, Карловка?

— Авдеевка и Карловка с точки зрения тактического расположения на оперативной карте находятся не в равном положении. Дело в том, что Карловка удалена от Донецка на 40 км и находится на территории, которая не была нами освоена достаточно плотно. Она находится как раз в направлении вышеупомянутого Красноармейска, который на тот момент ополчением практически не контролировался — там даже была проукраинская милиция, это известный факт!

Опорный пункт в Карловке, который формировался вокруг карловского блокпоста и насчитывал порядка 60 человек личного состава, а в момент карловского отступления — 90 человек, в режиме круговой обороны продержался бы не больше полутора часов. Поэтому я тогда принял решение об отходе из Карловки и выходе через окраинные районы Донецка на ближние донецкие рубежи.

А Авдеевка оказалась в руках противника, к сожалению, по очень тривиальной причине. Пресловутая «семикомандирщина», которая на тот момент существовала, делала карту обороны на подступах к Донецку очень пестрой — здесь одно подразделение находилось, там другое.

К сожалению, несмотря на наше «штрихпунктирное» взаимодействие и попытки поддерживать смежные подразделения, они не входили в наше непосредственное подчинение. Авдеевку тоже удерживала группа порядка 90 человек.

Я выдвинул наблюдательную позицию за Авдеевку, на глиняный карьер и перед тем, как противник зашел в город, вся группа — все без исключения 90 человек, вышли из него, покинув свои боевые позиции. Мои люди, 12 человек, которые вели наблюдение и имели противотанковую позицию с ПТУРом, оказались практически отрезанными, и мне пришлось приложить усилия для того, чтобы их оттуда эвакуировать.

— К каким-то принципиальным решениям это привело?

— Мы поняли, что надо спешно формировать единую систему обороны и буквально за три-четыре недели сформировали единую линию под единым началом и управлением протяженностью где-то порядка 43 км. Это немалая, скажем так, линия фронта!

До этого, пока мы надеялись на чьи-то способности, на чьи-то возможности, мы допускали такие ситуации. Потом, когда установилось единоначалие, когда мы всех, попадавших в зону ответственности, привели к единому подчинению, заставив малочисленные подразделения влиться в состав более крупных и поставив их под полный контроль, чтоб не было сюрпризов, — только тогда линия фронта зажила полноценной жизнью.

Потому я и говорю, что мы не успевали по времени. Нам нужно было формировать армию, имея на руках множество всевозможных самозваных подразделений, которые, конечно, были идейно мотивированы, но не представляли из себя никакой угрозы противнику.