«Роман с кокаином» —блестящая книга о совсем, кажется, не блестящем

Уфф, друзья, не могу не поделиться... 

Марк (Михаил) Агеев, «Роман с кокаином» — вот это настоящая литература — терпкая, щемяще-честная, живая... Вот что происходит, когда автор не пытается понравиться и как-нибудь угодить читателю, а делает то, что и пристало делать писателю — вывернув душу наничку, расстилает её без складок и стыдливых недомолвок.

Здесь нельзя не узнать себя: настолько здесь всё живое, человеческое, слишком человеческое. Здесь дышащая жизнью, такая дорогая нам наша мерзость: и ненависть к окружающим, и обида на мать, и погоня за количеством украденных женских тел, и готовность радостно убивать чуть только где померещится несправедливость... Здесь всё, из чего мы сотканы, когда не прячемся от себя же за паранджой светской морали. И как же умело подчеркнул Агеев, что всё это лишь предшествует кокаину, никак из него не произрастая. Кокаин оказывается попыткой зажмуриться от слепящего блеска своего же греха — понятное дело, попыткой тщетной. Кокаин в какой-то мере накрывает нас обманчивой радугой, раскрашивающей мерзость нашего запустения в приятные удобоваримые оттенки, но миг — и исчезает и радуга. Кокаин служит точной метафорой обывательской жизни, за которой так «нормально» хоронить нашу природу, за которой наш гроб видится украшенным рюшами и белым атласом, за которой наш смрад отдаёт приятными нотками ладана. Мир, разумеется, не может принять Вадима Маленникова — потому что он сам ни за что не примет иллюзию за жизнь. Секундная иллюзия кокаиновых полётов выходит даже реальнее.

Вадим Масленников — это и Печорин, принимающий, на свою забаву, других за игрушки; это и Раскольников — почувствовавший, что люди здесь как-то охотно делятся на «живых и мёртвых» и, стало быть, ждут к себе соответствующего подхода, — но так и не сумевший поверить в свою идею; это и Митя Карамазов — с радостью «сузивший бы слишком широкого человека»; это и Иван — возвращающий «ненужный билет»; это даже Иоанн-Лествичник — мечтающий о восхождении, но, в отличие от автора «Лествицы», так и не шагнувший на первую ступень. Цитаты здесь приведены очень тонко, но необыкновенно изящно.

В финале — на сладкое — хотел спеть дифирамб сочнейшему русскому языку Агеева... но в восхищении промолчу: слишком он волшебный, агеевский русский, чтобы неумелым эпитетом его приземлять. Скажу лишь, что закончив читать книгу, тотчас перечитал её вновь — а такого со мной не случалось никогда... Очень и очень горячо рекомендую, друзья! Очень и очень.
.

А каково ваше мнение, кто читал?
;-)